Но зачем Алексей Михайлович созвал людей на Земский собор? Какова была конечная цель царя и авторов Уложения? Какова конечная цель законодательства в любой стране? Все верно: сделать жизнь сограждан справедливой, сытой, тихой, спокойной, стабильной (то есть стабильно улучшающей сытость, спокойствие, материальные блага…). Это хорошо известно всем.
Но разве можно было назвать жизнь в Русском государстве после принятия «Соборного Уложения 1648-1649 годов» спокойной, стабильной, сытой?
В 1649 году царь издал указ об уничтожении нескольких английских торговых компаний – исполнилась вековая мечта русских купцов! Алексей Михайлович еще раз подтвердил, что вся его деятельность направлена на благо народа.
Народ, неглупый, русский, отблагодарил его… мощными бунтами в Новгороде и Пскове.
Оба бунта были подавлены с разными затратами энергии и времени, с разным количеством жертв. С этих пор Алексей Михайлович резко изменился. По-прежнему внешне спокойный, добродушный, мягкий, он стал чрезвычайно осторожным, недоверчивым. До мании преследования дело не дошло, но царь был близок к этому. Он окружил царский дворец решеткой, у которой постоянно дежурили вооруженные до зубов воины, назначил специальных чиновников, принимавших жалобы и челобитные от народа. Никто не смел приблизиться не только к самому царю, но даже к решетке вокруг его дворца.
И это непонятно. В летописях и в работах таких историков как Н. И. Костомаров, С. Ф. Платонов и так далее, в трудах современников тех событий Григория Котяшихина, иностранца Яна Стрейса и так далее ничего не говорится о том, что лично царю грозила опасность физической расправы, что готовились и были раскрыты заговоры лично против царя. Вполне возможно, что заинтересованные по каким-либо причинам лица умалчивали об этом. Но из дошедших до наших дней источников ясно совершенно другое: народ доверял царю, обвиняя во всех бедах ближайшее окружение русского монарха.
Конечно же, как человек добрый и внимательный, он обязан был сделать все зависящее для абсолютной безопасности своего ближайшего окружения, но принимаемые им меры говорят о большой озабоченности царя своей личной персоной. Он волновался. Он боялся. Особенно выезжая из Кремля.
Однажды, по свидетельству иностранца, Тишайший царь с перепугу убил человека! Алексей Михайлович сидел в крытой богатой царской повозке. К ней протиснулся неосторожный проситель, попытался передать из рук в руки жалобу царю на какого-то чиновника. Монарх услышал, что кто-то тихонько скребется к нему, испугался, ткнул острым жезлом туда, откуда доносился шорох, и бедный проситель упал замертво. Нехладнокровный, нечаянный убийца долго переживал, страдал, жалел невинно убиенного.
А затем он издал указ об основании нового учреждения в стране, Приказа тайных дел, то есть тайной полиции. За несколько лет до этого в одной из статей «Соборного Уложения 1648-1649 годов» узаконилось «страшное государево слово и дело». Любой человек, случайный или неслучайный «хранитель» какого-либо важного государственного секрета мог, даже с лобного места крикнуть «имею государево слово и дело», и его обязаны были выслушать.
Обычно этим пользовались доносчики. Уличив кого-нибудь в измене или в других страшных грехах, они говорили знаменитую фразу, их сведения тщательно отрабатывались, людей пытали, если обвинение не подтверждалось, то начинали пытать доносчиков. После введения в руский обиход «государева слова и дела» криминальная ситуация в лучшую сторону не изменилась, зато доносов стало больше. И тогда царь принял мудрое решение о создании Приказа тайных дел. Теперь в стране появились не только доносчики (их еще иной раз называют стукачами, дятлами), но и шпионы, состоящие на службе нового Приказа. Сколько платили шпионам, смог ли кто-нибудь из них разбогатеть, выбиться в бояре, неизвестно, на то она и тайная полиция, чтобы не становилось явным то, чему явным быть не положено. Так или иначе, но Алексей Михайлович, с виду очень Тишайший, почему-то большое внимание уделял развитию полицейского аппарата, а также созданию жизнеспособной системы своей личной безопасности.
Война Русского государства с Польшей была неизбежна. Это в Европе понимали все. Но мало кто из крупных политиков XVII века предугадывал ход предстоящей войны.
Алексей Михайлович созвал Земский собор, на котором 1 октября 1653 года было принято решение объявить Польше войну. Через несколько месяцев гетман Украины Богдан Хмельницкий провозгласил (8.01.1654 г.) на Переяславской раде воссоединение Украины с Россией, и это должно было усилить Московское государство.
Война и в самом деле началась для русского войска очень удачно. Сам Алексей Михайлович участвовал в военных походах, хотя лично не отличился ни как полководец, ни как воин. Да в этом и нужды не было. Царю вполне хватает забот царских, даже в войске, даже во время военных действий. Именно как царь Алексей Михайлович не учел в той войне с Польшей многое.
Во первых, отношение к ней многих воевод, бояр и людей рангом пониже. 23 апреля 1653 года во время торжественного богослужения в Успенском соборе было сказано много пышных фраз о родине, о том, что пришла пора русским людям вернуть свои земли, отторгнутые от страны Витовтом, другими литовскими великими князьями и польскими королями. Собравшиеся в храме люди были единодушны в своих стремлениях. Это радовало Алексея Михайловича.
Но начались боевые действия, и настроение в войске изменилось. Царь жаловался по этому поводу боярину Алексею Петровичу Трубецкому, главному воеводе, в своем письме: «С нами едут не единодушием, наипаче двоедушием как есть оболока: овогда благопотребным воздухом и благонадежным и уповательным явятся, овогда паче зноем и яростью и ненастием всяким злохитренным обычаем московским явятся… Мне уже Бог свидетель, каково двоедушие, того отнюдь упования нет… все врознь, а сверх того сами знаете обычаи их». Да, с таким войском, с такими «двоедушными» воинами отправляться в поход опасно. С ними можно одержать несколько красивых побед, но долгую, изнурительную, требующую великого самопожертвования войну выиграть, имея в войске «двоедушных» ратников и полководцев, чрезвычайно сложно. Алексей Михайлович, благодушный человек, романтический, видимо, надеялся, что проповеди и пышных фраз достаточно для укрепления единодушия в русских людях, о которых еще Михаил Литвин писал: «Род москвитян хитрый и лживый…». Нет, не хватило одной проповеди, и десяти проповедей не хватило.
Любой труд должен быть вознагражден. Воинский труд – особенно. Это понимали многие русские повелители. Это понимал Михаил Федорович, отец Алексея. Во время борьбы с Лисовским, ворвавшимся с мобильным крупным корпусом поляков на территорию русского государства, царь внимательно следил за тем, чтобы все герои русские не остались без наград, о чем свидетельствует «Книга сеунчей 1613-1619 годов», в которой содержатся документы разрядного приказа о походе А. Лисовского.
«…И дано государева жалования: Федору Волынскому шуба отлас турецкий, по лазоревой земле шелк вишнев бел золотом, на соболях, пуговицы золочены, цен сто семь рублев и 23 алтына 2 деньги, кубок серебрян, золочен, с покрышкою, весу 6 гривенок 9 золотников; Осипу Хлопову шуба отлас турецкий, по червчатой земле, на соболях, цена 96 рублев 20 алтын 4 деньги, ковш серебрян, весу гривенка 35 золотников; Ондрею Толбузину шуба камка бурская, по червчатой земле, на соболях, цена 96 рублев 20 алтын 4 деньги, ковш серебрян, весу гривенка 32 золотника»[155].
Подобных «жалований» в «Книге сеунчей» только за несколько месяцев 1615 года выдано Михаилом Федоровичем немало. Но ведь борьба с Лисовским велась на территории, принадлежащей Русскому государству, патриотический порыв воинов, дравшихся с налетчиками, был чрезвычайно высок. И это не мешало царю расплачиваться с героями по самому крупному счету.
«На чужой территории существуют другие формы оплаты ратного труда», – может возразить недалекий скептик, но в том то и состояла сложность русско-польской войны, начавшейся в 1654 году, что территория, освобождаемая царем от поляков, была не чужой и не своей в полном смысле этого слова. Грабить в этой войне русским никто бы безнаказанно не дал, как «двоедушным», так и «единодушным». Здесь нужна была тонкая, хорошо продуманная политика по отношению к местному, освобождаемому населению, к своим воинам.
Надо помнить еще и о том, что великие князья литовские, а также короли польские правили в завоеванных ими русских землях мудро, не уничтожая русских людей, хотя иной раз пытались силой (или настойчивыми уговорами) крестить их по обряду Римской церкви. Проблем во взаимоотношении между коренными жителями отторгнутых от Русского государства земель и победителями было немало. Но нельзя сказать, что войско Алексея Михайловича местные обитатели встречали, как родных отца с матерью. Об этом русский царь, и бояре, и духовенство не догадывались во время торжественного богослужения 24 апреля 1654 года. К серьезной долгой войне они не готовились, хотя следует подчеркнуть, что «сибирского золота» в Москве хватало, чтобы действовать по методу Михаила Федоровича.
Не учел Алексей Михайлович коварства природы. В 1654 году она ниспослала на русский род чуму. Триста лет эта страшная болезнь налетала периодически на Восточную Европу. То ли чему-то учила людей, да так ничему и не научила, то ли сгубить хотела, извести русских, да так и не сладила с ними, лишь укрепила их волю, их дух и страстное желание выживать и жить, то ли издевалась, злобствовала по привычке – кто знает? Так или иначе, но ясно одно: русские люди действительно за триста лет борьбы с чумой не научились бороться с ней хотя бы уж организационными способами. Об этом говорят печальные факты: