И в этот момент царь отдал приказ подоспевшим стрельцам: «Хватайте бунтовщиков!».
Хорошо организованный отряд воинов принялся за привычную для себя работу. Толпа с ревом разбежалась, потеряв при этом более ста пятидесяти человек, утонувших в Москве-реке, и еще больше убитых стрельцами. В Москве Куракин старался вовсю: его слуги схватили около 200 грабителей.
Затем началась расправа.
Около ста пятидесяти человек повесили неподалеку от Коломенского. Многих пытали, отрубали руки, ноги. Кому-то повезло чуть больше: их клеймили буквой «б» (бунтовщик) и отправляли с семьями на вечное поселение в отдаленные уголки страны: в Сибирь, на Терек. Медные деньги, однако, были в обороте еще год. Серебряный рубль стал стоить пятнадцать медных рублей – и царь наконец отменил медные деньги.
Внутренняя неурядица вынудила Алексея Михайловича забыть о продолжении войны с Польшей. Три последующих года русские дипломаты пытались найти общий язык с поляками. С трудом удалось заключить перемирие до июня 1665 года. И лишь 12 января 1667 года Русское государство и Польша подписали договор о перемирии до июня 1680 года. Андрусовский договор вернул Москве многие земли, но некоторые историки считают, что русский царь, успешно начавший войну в 1654 году, мог взять у поляков больше. Мог. Если бы у него было чем брать, если бы страну Московию не трясло изнутри.
Андрусовский мир был заключен исключительно своевременно для царя: на юге Русского государства зарождалось восстание Степана Разина. Можно с уверенностью сказать о том, что если польские дипломаты предвидели бы, какой ущерб нанесет Москве этот лихой атаман, то вряд ли итоги перемирия 1667 года были бы столь же выгодными для русского царя.
У Москвы были свои галлы в лице шведов, литовцев и поляков; Москва имела своего яростного и непримиримого Ганнибала в лице сразу нескольких крымских ханов – Менгли-Гирея, Девлет-Гирея, Казы-Гирея и так далее; у Москвы были свои этрусски в лице великих киевских князей… Москве нужен был свой Спартак. И он появился (хотя, конечно, говорить о параллелях в истории двух классических империй – Римской и Российской – можно с большими оговорками).
Московский Спартак даже имя имел очень созвучное с Римским – Стенька Разин, Степка Разин, Спартак. Жизненные пути их, воинские подвиги, личностные качества, отношение к людям, зверства, конечно же имеют много уникального, как уникальны в своих деталях история Апеннинского полуострова, Средиземного моря, Москвы, московского пространства, Восточной Европы, как уникальна и неповторима жизнь любого человека на Земле. И все же есть у того и другого вождей восстаний нечто общее, а может быть, и закономерное.
Они явились на свет Божий, они возглавили голытьбу (один – гладиаторов, другой – вольных казачков) в тот момент истории государств, когда Римская держава и страна Московия делали последние шаги на пути к империи. Случайно ли это совпадение? Случайно ли на Апеннинах в середине I века до н. э. и в Восточной Европе во второй половине XVII века появилось много не ухоженных историей людей, сильных, талантливых, тщеславных, готовых драться не на жизнь, а на смерть с властью, с теми, кто считал их людьми третьего сорта, а то и отбросами общества?
О русском Спартаке – Стеньке Разине – написано вполне достаточно и художественных произведений, и научных исследований, хотя спорного в его судьбе много.
Но вот что пишет о нем очевидец тех событий голландский парусный мастер Ян Стрейс в своей замечательной (в некоторых главах, впрочем, компилятивной) книге «Три достопамятных и исполненных многих превратностей путешествия по Италии, Греции, Лифляндии, Московии, Татарии, Мидии, Персии, Ост-Индии, Японии и различным другим странам…».
«Из казаков происходит Стенька Разин, который… осмелился дерзко восстать против царя Алексея Михайловича. Он сам объявил причину своего ослушания – месть за брата, погубленного боярином, князем Юрием Алексеевичем Долгоруким в 1665 году. Тот был в походе против поляков с отрядом донских казаков, состоявших на царской службе. С наступлением осени, когда его верная служба в походе окончилась, он попросил у названного князя отпустить его со своим отрядом; но князь, которому нелегко было отказаться от его службы, не дал на это согласия, после чего казаки, не получив отпуска, ушли домой по приказу брата Стеньки, на что полководец рассердился и тотчас повелел схватить Разина как зачинщика и повесить. Это принято считать причиной его недовольства, или, вернее, поводом к его варварским жестокостям. Но это неверно, что следует из того, что он выступает с оружием не только против царя, но и против шаха персидского, который не причинил ему ни вреда, ни несправедливости, так что настоящую причину и основание его жестокого и злонамеренного поведения приходится искать в нем самом»[158].
Именно в самой личности Степана Разина и его ближайших помощниках искать нужно причину зверств. «Человек – творец своей судьбы», сильный человек является одновременно истцом и ответчиком перед самим же собой (!) за все свои добрые и злые дела. Это – так. Это не всем удается: спрашивать с самого себя же и отвечать перед самим же собой по самому крупному счету. Степан Разин обладал этим качеством, как и Спартак, и многие вожди, атаманы, паханы и бугры. Само по себе это качество сильных людей симпатичное: умел зверствовать, умей и отвечать. Но… какая радость от этого двойного умения тем, кто был невольной, невинной жертвой злодеяний разбойников Разина?
Коротко о ходе событий восстания «русского Спартака» можно сказать следующее. Степан Разин возглавил крупную шайку казаков, среди которых очень много было беглых крестьян, недовольных царской политикой закрепощения, стал гулять по Волге, грабя купцов, как русских, так и чужеземных, в 1669 году совершил отчаянный и очень успешный грабительский поход в Персию, вернулся на Волгу, затем перешел на Дон. Слава о нем быстро распространилась по стране. К нему со всех сторон стекалась голытьба, «голутвенные» люди. Деваться им некуда было! Сбежав из центральных областей Русского государства, они здесь, в степи, не имели практически никакой возможности жить мирным трудом. Уже не шайка разбойников, но разбойничье войско собралось у Степана Разина.
Он повел его на Волгу, летом 1670 года взял Астрахань, устроил в городе резню бояр, не пощадил священнослужителей… Разграбив Астрахань, он организовал жизнь здесь по принципу казачьих кругов и, имея к этому времени громадное войско, двинул его вверх по Волге.
С этого момента бунт Степана Разина перерос по своему значению в нечто большее, в восстание, а затем и в крестьянскую войну. На борьбу против бояр поднялась земщина, взволновались инородцы. Территория, объятая огнем войны, быстро увеличивалась. Войско Разина, поднимаясь по Волге на север, захватывало города, подошло к Симбирску.
России срочно нужен был свой Красс. И он нашелся. Князь Барятинский, стоявший во главе прекрасно обученного по западным стандартам войска, разгромил под Симбирском Степана Разина, и тот, как нашкодивший отрок, бежал с казаками на Дон, оставив свое войско, в котором было много волжских крестьян, без централизованного управления.
Утром восставшие увидели, что казаки их предали, и, оставив позиции, побежали к Волге, где стояли суда. Но Барятинский действовал четко. Его люди опередили беглецов, многих расстреляли, еще больше взяли в плен. И на чудесном берегу великой реки появились сотни виселиц.
Это поражение Степана Разина спасло страну от огромной беды. Перед сражением под Симбирском восстание охватило многие важнейшие области. Каждая удача Разина увеличивала его войско, а также число разбойничьих банд. Но теперь люди слегка протрезвели. Известие о виселицах на берегу Волги, о бегстве вождя успокоило порывы душевных страстей у тех, кто уже был готов покидать родные очаги и уходить к Разину.
Это поражение и, главное, бегство Степана Тимофеевича поставили крест на его дальнейшей разбойничьей карьере. Казаки предателей не любят. Жизнь у казаков суровая. Здесь, в степи, и без того проблем хватает.
Против Разина выступил атаман Корнило Яковлев, собирая вокруг себя донцов. Степан Тимофеевич расправлялся со своими противниками так жестоко, как не расправлялся он с боярами Астрахани и других городов. Жестокость не помогала. И не могла помочь человеку, оставившему своих людей в беде. Не примирившись с приговором судьбы, Степан Разин, уже понимая причину, из-за которой его стал отторгать Дон, попытался взять столицу казаков – Черкасск. Попытка не удалась. Атаман отошел в свой город Кагальник, никому не показывая внешне, как ему плохо. Он умел держать себя в руках. Он умел держать в руках людей. Всего лишь один раз он совершил грубую ошибку, и теперь она его поедала, как гангрена, и ничего с этим он поделать не мог. Народ к нему не шел. Без людей он не мог надеяться на продолжение борьбы, на жизнь.
Казаки напали на Кагальник, одержали победу над войском Разина, взяли атамана и брата его, Фролку, в плен, сдали их царскому правительству. Атаман казаков Корнило Яковлев сделал это. Он и провожал арестованных братьев в Москву.
Был ли Корнило предателем? Нет. Не был. Если бы он предал даже предателя, он сам бы стал предателем, но он не предавал. Он сдал царю человека, который в силу своих великих организаторских способностей, гениальной удачливости выходил за рамки личностей, необходимых Дону в качестве атаманов, и даже гетманов – Днепру. Степан Разин был гораздо больше, чем атаман, и этим-то он был опасен для казаков; им вполне хватало атаманов! Корнило Яковлев, прекрасный атаман, на более неспособный, к другим высотам нервущийся, опасался Разина еще и по личным мотивам, и в этом есть некая доля предательства, но Степана Тимофеевича боялись Дон, Степь, Каспий… а ему и этого было мало!