Но в 1682 году времена боярского правления ушли. Все, кто слышал о крепком, здоровом, энергичном, подвижном Петре Алексеевиче, знали, что лучше подождать шесть-семь лет до его совершеннолетия и терпеть эти годы любое правительство (пусть и боярское!), чем посадить еще одного блаженного на царство и ожидать новой годуновщины, а затем и очередной Смуты.
«Петра Алексеевича на царство!» – так решила Русская земля.
И Петр стал царем. Законно избранным представителями городов России. Патриарх Иоаким посадил его на трон, и все его избиратели стали подходить к нему и целовать его руку.
Царевна Софья подошла к нему. В глазах ее радости не было. Была вынужденная покорность. Временная.
На следующий день во время похорон Софья покорность забыла. Она, нарушая обычай, смело шла за гробом рядом с законно избранным Россией царем. Десятилетний мальчик-царь не мог поставить ее на место, наказать. В тот день сил для борьбы у него не было. Еще при Федоре властолюбивая, неглупая по отзывам современников Софья постоянно вертелась у трона, помогала больному брату, приучала к себе, женщине у власти, бояр, думских дворян, священнослужителей, иностранцев. Милославские относились к этому спокойно. Лучше женшина, чем ненавистные им Нарышкины.
Женщина шла рядом с царем за гробом. Слабая женщина, чувствительная. В момент погребения Софья вдруг заголосила срывающимся голосом. Она жалела брата? Нет. Она ненавидела Нарышкиных и воцарившегося Петра. Она бросила победителям вызов. Она начала с ними жестокую борьбу. У гроба брата, у его могилы.
Возвращаясь во дворец, Софья прилюдно, громко, с повизгиваниями кричала, выла по-бабьи: «Рано царь наш, брат наш Федор покинул нас, отравою врагов изведенный! Пожалейте нас, люди добрые! Осиротели мы… Брат наш, Иван, не избран на царство. Отпустите нас живых к христианским королям!».
Был бы Петр постарше, имел бы в Кремле побольше людей верных и влиятельных, что бы он сделал с Софьей, разрыдавшейся и в бабьем своем крике обвинившей всю Русскую землю, всех прибывших по воле ее брата Федора на Собор людей в том, что избрали они на царство Петра незаконно, что Федора враги отравили?.. Первым делом Петр должен был бы назначить следствие по делу, а затем, если следствие обвинило бы царевну в сговоре, в подстрекательстве к борьбе с царем, – отправить ее на заслуженный отдых в монастырь.
Но Петр в 1682 году сделать этого не мог. Он был еще очень слаб. И политически, и даже физически. Он не выдержал утомительного обряда погребения, простился с телом Федора и ушел.
Вернувшись во дворец, Софья через сестер-монахинь (не сама! она была мудрым организатором!) сделала внушение царице Наталье, которая в создавшемся положении была выше, чем царевна. Мать царя, не скрывая раздражения, ответила монахиням: «Ребенок давно не ел, устал». Софью это вполне удовлетворило. Она сделала еще один, чисто женский, но верный ход. Царица, хоть и раздраженно, но оправдывалась перед ней. И Софью никто не поставил на место! Реплика Ивана Нарышкина, оказавшегося по случаю рядом: «Кто умер, тот пусть лежит, а царь не умер», – если не уместна в данном случае, то абсолютно бестолкова. С мужчинами такое случается.
Явившись во дворец из ссылки, самый молодой из Нарышкиных возомнил из себя правителя, ходил по Кремлю гордый, надменный. Боярам это не нравилось.
Софья действовала тактически точнее. Нарышкины упустили инициативу, разрешили отпустить домой выборных Малой, Белой и Великой России – единственную свою надежду! Почему они это сделали? Почему дали Милославским такую огромную фору? Потому что они оставались в системе мышления боярской идеи правления! Они не могли понять (Софья это понимала), что избранный Собором Петр одним своим избранием вошел в противоречие не только с Милославскими – с ними-то Нарышкины во главе с Матвеевым, уже прибывшим в Москву, справились бы, но со стрельцами, на которых боярство во главе с боярским царями опиралось весь семнадцатый век.
Стрельцы, может быть, не осознавали, но чувствовали интуитивно, что в стране грядут большие перемены, что вместе с идеей «ограниченной Боярской думой монархии» уйдет и идея стрелецкого войска, как некоего привилегированного войска, оплота царя и бояр. Об этом, в частности, говорят и некоторые постановления предыдущего собора в Москве – собора служилых людей. На нем, как говорилось в рассказе о Федоре Алексеевиче, было решено уничтожить местничество (но это в малой степени касалось стрельцов) и организовать военное дело по принципу западноевропейских стран – а вот это постановление собора служилых людей могло напугать стрельцов.
Если бы Собор пожелал создать новое войско по принципу турецких янычар и египетских мамелюков, тогда стрельцы были бы этому очень рады. Но Собор соориентировал военное дело на Европу, а там стрельцы были не нужны.
Так или иначе, но Софья и Милославские, распустив выбранных людей, не только потрафили стрельцам, но и дали им возможноть побороться за свои права. А вот Нарышкины не воспользовались выборными людьми, не созвали (уже собранный) Собор, на котором они могли бы решить одну стратегическую и тактическую задачу: официально, всей Русской землей, выбрать и утвердить правителя до совершеннолетия царевича Петра! Вернувшийся из ссылки Матвеев справился бы с этой задачей великолепно.
Нарышкины этого не сделали.
Инициатива перешла к Милославским, к Софье.
За всю историю человечества женшины не породили ни одной серьезной государственной идеи (видимо, им вполне достаточно рожать детей). Генераторы идей из них явно никудышние, но это не значит, что женщинам не свойственны качества крупных государственников. Они могут быть великолепными реализаторами государственных концепций, о чем говорит деятельность Маргарэт Тэтчер. Среди женщин есть много таких, которые могут стать блистательными накопителями, и биография Екатерины Великой тому яркое подтверждение. О женщинах-потребителях можно вообще не говорить: этим симпатичным для них качеством обладают буквально все представительницы слабого пола.
Говоря о потенциальных возможностях женщин в деле государственного правления, следует не забывать о том, что значительный промежуток человеческой истории люди жили при матриархате, память о котором надежно сохранилась в тайниках женского генофонда, переодически порождая в прелестных созданиях мира сего страстное, а иной раз страшное желание править племенами, государствами, империями и всей планетой в целом. Бывает, и нередко, что эти страстные желания вполне оправданны внешними и внутренними качествами претенденток, и они, взяв власть, правят на радость людям.
Была ли таковой Софья?
Нарышкины не обратили внимания на поведение царевны, занялись решением своих внутренних проблем, не успели их решить (кто же из них будет главным при малолетнем царе?), как голос подали стрельцы. Еще при Федоре Алексеевиче они писали челобитную на своих полковников.
Иван Максимович Языков тогда поступил резко, повелел сурово наказать челобитчиков. Их хорошенько отстегали кнутом, выдворили из Кремля. Перед самой смертью Федора Алексеевича стрельцы в составе полка били челом царю на своего начальника. На этот раз Языков не осмелился отдать приказ пороть весь полк, разобрал дело, наказал полковника.
Теперь, по воцарении мальчика Петра, в Кремль явились стрельцы с челобитной на всех своих начальников, числом шестнадцать. Бояре с перепугу пошли стрельцам на уступки. Полковников приговорили к суровому наказанию и правежу. Стрельцы остались довольны. В их присутствии, под их «руководством» двое палачей в течении восьми дней били батогами бывших военачальников стрельцов. Непростительная глупость! Расправа над полковниками породила в душах вояк чванство и неутоляемое чувство вседозволенности.
Артамон Сергеевич Матвеев, прибывший в Москву, сказал с грустью, узнав об этом: «Если дать им хоть немного поблажки, то они дойдут до крайности». Но поблажку им уже дали, и немалую. Матвеев опоздал. Нарышкины совершили в первые несколько дней правления Петра грубейшие ошибки. Ими воспользовалась властолюбивая Софья. Ее люди ходили к стрельцам, говорили о том, что Петра избрали на царство незаконно, что он не даст им ни денег, ни корма, что отправят их, несчастных, на тяжелые работы, а православную веру искоренят… Тем же маршрутом ходила некая Федора. Она раздавала стрельцам деньги от Софьи Алексеевны и нашептывала всякие небылицы, одна нелепее другой.
Стрельцы поверили им. Почему? Может быть, в России пришло время «солдатских императоров»? Нет, до своих Септилия Севера и Каракаллы, Максимиана Фракийца и Галлиена Российской державе идти было еще не один век. Но стрельцам-то это объяснить было невозможно. Они почувствовали слабинку в действиях Нарышкиных, увидели денежки (пока еще маленькие), поняли – это они поняли наверняка! – что в Москве им равных нет, что, поддержав Софью, они получат гораздо больше, и решили действовать.
Милославские в эти дни действовали взвешенно, продуманно. Боярин Иван Михайлович из дома не выходил. К нему тайком наведывались новые полковники, выслушивали его, возвращались к стрельцам и говорили им о том, что Нарышкины готовят расправу над челобитчиками, хотят разослать всех стрельцов по отдаленным городам.
И стрельцы верили Милославскому, и ненависть к Нарышкиным быстро росла. Четырнадцатого мая стрельцам сообщили «страшную новость». Будто бы Иван Нарышкин в царском одеянии воссел на трон, надел на себя венец и стал громко кричать: «Это место, эта одежда и царский венец мне подходят лучше, чем кому бы то ни было». Вдова Федора, Иван Алексеевич и (конечно же!) Софья стали бранить его за это. Нарышкин, согласно «страшной новости», вдруг бросился на Ивана и стал его душить. На крик о помощи прибежали воины и спасли несчастного царевича.
Стрельцы и этой сплетне поверили. Спали они в ту роковую ночь мало. А в полдень, пятнадцатого мая, кто-то в толпе стрельцов крикнул: «Нарышкин задушил царевича Ивана!». И толпа взорвалась. С оружием в руках стрельцы бросились в Кремль. Кто-то, тяжело дыша, вспомнил: «Царевича Дмитрия сгубили 15 мая, как и царевича Ивана!». Это лишь подлило масла в огонь. Стрельцы бежали шумно, их провожал набатный звон колоколов, барабанный бой; их провожали встревоженные взгляды москвичей, бросавшихся в стороны от бегущего на штурм Кремля воинства. И шорох боевых знамен, созвучный дыханию людей, сопровождал стрельцов.