Ворота в Кремле закрыть не успели. Там мирно стояли кареты бояр, собравшихся обсудить сложившееся положение. Бояре в подобных случаях всегда опаздывают.
«Нарышкиных!» – яростной нотой взвыл воздух, и полетели вверх колесами кареты, а вместе с ними и кучера.
Бояре в ужасе забегали по дворцу: «Что же делать?! Что же делать?!».
Делать им теперь было нечего. Теперь пришло время стрельцов. Короткое время, как удар дубины по беззащитной голове, и потому очень страшное.
«Иван Нарышкин задушил Ивана Алексеевича! – безжалостен был голос сотен людей. – Отдайте нам губителей Нарышкиных!»
Ишь, какие судьи нашлись! Ишь, как ловко сработала Софья, смелая девица, нечего сказать. В такие игры с буйным воинством играть не решались даже самые бесшабашные из мужиков. А тут на тебе – царевна Софья возбудила дикие, живодерские инстинкты толпы.
Некоторые бояре, самые везучие, выбежали из Кремля. Другим осталось лишь искать себе укромные местечки – расправы боялись все.
Царица Наталья по совету Матвеева и Иоакима взяла за руки Петра и Ивана Алексеевичей и вышла на Красное крыльцо.
«Вот они перед вами, оба царевича. Их никто не думал убивать». Стрельцы на мгновение опешили. Они зашли уже слишком далеко. Злоба их распалила. Не поверили они, спросили: «Ты точно и есть прямой царевич Иван?». Иван Алексеевич спокойным голосом, на чистом русском языке ответил им: «Да, я Иван, сын Алексея Михайловича. Никто меня не собирался убивать. И врагов у меня нет».
Могли стрельцы здесь поставить точку? Нет. И не только Софья была в том повинна, а упоминаемый уже неоднократно Собор служилых людей. Стране нужна была новая армия, новые взаимоотношения между царем и армией. Стрельцы – а у них было очень много от казацкой вольницы! – России больше были не нужны. И они с этим смириться не могли. Они пытались что-то предпринять, Софья предложила им шанс отличиться. Они, не подумав, куда заведет их игра с этой авантюристкой (почему-то ее так редко называют, хотя все ее действия авантюристичны), ринулись в бой.
«Пусть Петр отдаст царский венец старщему брату! – стрельцы поставили себя вне закона и тут же пошли дальше. – Выдайте нам всех изменников! Выдайте нам Нарышкиных; мы весь их корень истребим! Царица Наталья пусть идет в монастырь!»[165]
Это был бунт, возглавляемый Софьей Алексеевной Романовой, но справиться с ним Нарышкины не могли. Смелое решение принял патриарх. Он сделал несколько шагов вниз по ступеням Красного крыльца, пытался вразумить стрельцов.
«Не нуждаемся в советах! Пришло наше время! Мы сами разберемся, кого ставить на престол!» – крикнули стрельцы и рванулись на Красное крыльцо. Начался самосуд.
Начальник Стрелецкого приказа подал было голос, пригрозил стрельцам виселицей и полетел за эту угрозу на копья. Уже мертвого его изрубили на куски. Рядом с царицей Натальей и Петром стоял Артамон Сергеевич. Если судить по тем сведениям, которые дошли до сего дня, то можно сказать определенно: зла он людям не желал, знал людей хорошо, но в тот момент, когда Софья пошла в решительную атаку на Нарышкиных, он не имел возможности, говоря военным языком, организовать оборону.
Стрельцы схватили его. Князь Черкасский вырвал боярина из их рук, накрыл своим телом. Воины, еще не совсем озверев, Черкасского убивать не стали, лишь избили князя, сорвали с него одежду, подняли Матвеева и бросили его на копья. Тяжелую жизнь прожил Артамон Сергеевич. Но даже в Пустозерске ему не было так тяжело, как на копьях стрельцов. Впрочем, одно из них, острое, быстро нашло сердце мудрого старца, и на копьях он мучился недолго.
Сорок шесть человек погибло в тот день в Кремле. И каждый своей мучительной, обидной смерьтю. Обиднее всего было умирать им потому, что у стрельцов, несчастных исполнителей, были в руках списки. Об этом пишут в своих трудах практически все историки. Списки – были. Списки составили руководители бунта, руководители государственного переворота. То есть царевна Софья и боярин Милославский. И этот список Петр Великий почему-то не вспомнит царевне в 1689 и в 1698 годах. Почему? Может быть, потому, что в тех списках не значился сам Петр, его мать, царица Наталья? Ответить на данный вопрос очень сложно, но это действительно обидно, когда за тобой носятся озверелые стрельцы со списком в руках, бросают тебя на копья, а ты даже не знаешь, будет ли когда-нибудь наказан тот, кто эти списки составлял.
Кровь, крики, мольбы о помощи, топот ног по широким коридорам дворца подействовали на воинов, превратили их в извергов, изуверов… Да нет, нет такого слова ни в одном языке народов планеты, которое давало бы адекватное имя или прозвище подобным действиям и тем, кто носился 15 мая 1682 года по Кремлю.
«Любо ли? Любо ли?» – кричали стрельцы после очередного жестокого изощренного убийства.
«Любо! Ох, как любо!» – визжали в ответ те, кто выискивал согласно списку новую жертву.
То был шабаш убийц. То была дикая пляска смерти. Она прервалась поздним вечером. А утром шабашники смерти вновь явились к Красному крыльцу.
«Ивана Нарышкина!»
Он спрятался в чулане. Постельница Натальи Кирилловны забросала его подушками. Подушек было много. Шабашники смерти тыкали в них копьями, перекидать подушки поленились. Иван пожил еще чуток.
Озлившись вконец, они рыскали с отупелыми мордами по Кремлю, сгубили несколько невинных душ не по списку, пожалели отца Натальи, но про Ивана не забыли. Видно, очень жирными буквами вывел имя Ивана составитель списка. Сначала царевна Софья, а затем боярин Яков Одоевкий сказали Наталье: «Не спасешь ты брата. Отдай его, да поскорее. А то мы тут все погибнем». Царица так и сделала – другого выхода у нее не было. Список закончился.
С 16 мая 1682 года началось правление Софьи Алексеевны. В тот день были произведены важные назначения. Князь Василий Васильевич Голицын стал начальником Посольского приказа, князь Иван Андреевич Хованский – Стрелецкого приказа, боярин Иван Михайлович Милославский – начальником Иноземного, Рейтарского и Пушкарского приказов.
В дни мятежа стрельцов возмутилась было беднота. «Были разграблены правительственные архивы и сожжены бумаги, относящиеся к крестьянским делам»[166].
Но Софья с помощью стрельцов быстро погасила волнения в народе. Она полностью контролировала ситуацию в столице. Все родственники Натальи Кирилловны либо были убиты, либо чудом сбежали из Москвы. Отца ее, Кирилла Полуэктовича, по челобитной стрельцов к «Великому Государю и Государыням Царевнам» постригли указом великого государя. Мать Петра оказалась изолированной ото всех, кто мог бы ей помочь советом и делом.
Правительница хорошо наградила стрельцов за оказанную услугу. Она повелела им выплатить сверх жалования по 10 рублей каждому, а также приказала устроить распродажу только для стрельцов по самым низким ценам «животы боярские и остатки опальные». Шабашники смерти были довольны.
Софья приказала им очистить улицы Москвы от трупов, они сделали это беспрекословно. Она наградила стрелецкое войско почетным названием Надворной пехоты.
Но Петр еще оставался единодержавным правителем. В любую минуту власть Софьи могла поколебаться, как это не раз случалось полтора века назад во времена детства Ивана IV Васильевича. Понимая это, правительница через князя Хованского, первые несколько недель преданного ей, договорилась со стрельцами еще об одной сделке, и 23 мая победители и «многие чины Московского государства» (которые за неделю просто физически не могли быть опрошены из-за дальности расстояний между городами) пожелали, чтобы на престоле восседали оба брата, Петр и Иван. Челобитная, врученная Хованским Софье, заканчивалась грозно: «Если же кто воспротивится тому, они придут опять с оружием и будет мятеж немалый». Действительно, похоже на события в Римской империи середины III века нашей эры! Стрельцы так раззадорились, расхрабрились, что, казалось, они и впрямь могли еще раз взять список и ружья в руки и поставить по своему хотению Стрелецкого царя.
Царевна выслушала Хованского, собрала в Грановитой плате высших чиновников государства и коротко предложила им «требование стрельцов». Бояре, думные дворяне и думные дьяки, окольничие покорно закивали головами: «Согласны! Согласны!».
Софья без промедления созвала Собор. Здесь произошла некоторая заминка. Нашлись люди, которые посчитали, что двоевластие ничего хорошего стране не даст. В ответ на это сторонники многовластия развили на Соборе целую теорию о пользе и выгоде такого способа государственного правления. В самом деле, одному царю очень трудно управлять большой страной. Двум – гораздо легче! Один, например, идет с войском в поход, а другой остается править государством. Как удобно! Да и примеров в истории много. А в Древнем Риме вообще по два консула выбирали. Очень мудрое решение придумали стрельцы!
Жаль, в то время в Москве не было знатоков метода математической индукции. А то бы на том соборе кто-нибудь в угоду стрельцам мог бы вывести потрясающую теорию многоцарствия. Если двум царям править легче, чем одному, то трем – легче, чем двум, а четверым – легче, чем трем! И так далее до бесконечности, до самого последнего жителя данной страны.
Один царь ведет войско в поход, другой принимает иностранных гостей, третий по какой-нибудь надобности отправляется за границу, четвертый издает законы, пятый на их основе пишет приказы и постановления, шестой организовывает строительства… Да мало ли царских дел в такой стране, как Россия! Только бы стрельцы приказали, а уж за Собором дело не станет. И за хорошими плотниками.
Они сразу, как только на Соборе утвердили решение «быть обоим братьям на престоле», тут же сконструировали и сделали очень красивый и прочный двойной престол. А могли бы и тройной престол соорудить, и десятерной – только бы стрельцы приказали.