места.
Можно себе представить, как смеялись москвичи над сломленными стрельцами, легко можно догадаться, что после такого морального потрясения всех стрельцов нужно было спокойно расформировать и передать их в семьи, или, в лучшем случае, найти им иное применение.
В 1683 году Софья издала указ, в котором запрещалось под страхом смерти хвалить события 1682 года. Для полной безопасности ей нужно было издать указ о памяти, категорически запрещающий вспоминать и думать об этих печальных событиях.
О необходимости коренных преобразований в России догадывался еще Борис Годунов. Но со времени его правления прошел целый век, а воз, как говорят, был и ныне там. В конце царствования Алексея Михайловича даже сам Тишайший понял, что, находясь по соседству с быстроразвивающимися странами Запада, жить по старинке, в старорусской системе духовных, моральных, материальных, социальных ценностей, несолидно, невыгодно, опасно.
Алексей Михайлович слишком поздно понял это. Его увлечения театром, польской одеждой и так далее не могли изменить отношение русских людей к важной проблеме, а многих они просто напугали.
Федор Алексеевич пошел путем верным. Созывая выборных людей на Соборы, он слушал голос земли Росийской, давал возможность своим подданным высказаться самим за необходимость преобразований в тех или иных областях. На созванных им Соборах такие постановления приятны были. Но, к великому сожалению, Федор Алексеевич жил и правил очень мало, и его сестра Софья Алексеевна, не поняла историческую суть этих Соборов: они снизу бы дали добро на те мероприятия по революционному преобразованию всех сторон жизни Российской державы, и только после этого было бы логично прекратить деятельность Соборов. Правительница проигнорировала опыт брата, положившись сначала на силу вооруженного и обученного воевать мужичья, а затем на Василия Васильевича Голицына, человека увлеченного, эрудированного, опытного, прогрессивного, но не сильного волей.
Он родился в 1643 году, занимал высокие посты еще при Алексее Михайловиче, а в царствование Федора Алексеевича принимал участие в Чигиринских походах.
В его великолепном доме «находились разные астрономические снаряды, прекрасные гравюры, портреты русских и иностранных государей, зеркала в черепаховых рамах, географические карты, статуи, резная мебель, стулья, обитые золотыми кожами, кресла, обитые бархатом, часы боевые и столовые, шкатулки со множеством выдвижных ящиков, чернильницы янтарные… Книги латинские, польские и немецкие, сочинения, относящиеся к государственным наукам, богословию, церковной истории, драматургии, ветеринарному искусству, географии, и пр. «рукопись Юрия Сербинина». Нет сомнения, что это было одно из сочинений Крижанича, проектировавшего за несколько лет до царствования Петра целую систему реформ и отличавшегося громадною ученостью, начитаностью и необычайным знакомством с учреждением и бытом западной Европы»[168].
Иностранцы, знакомые с В. В. Голицыным, были чрезвычайно высокого мнения о нем. То ли он сделал неверный выбор, поставив на Софью, у которой, надо признаться, не хватило ни сил, ни воли, ни ума начать серьезные преобразования, то ли мешали ему какие-то личные мотивы, но во время правления дочери Алексея Михайловича Россия продолжала топтаться на месте.
Обвинять в этом начальника Посольского приказа нельзя. Он честно исполнял свои обязаности, он делал все, чтобы стабилизировать положение в стране и укрепить положение Софьи в Кремле. Василию Васильевичу Голицыну просто не повезло. Такие люди нужны были Петру. Но жизнь поставила его рядом с Софьей, и отказаться от Посольского приказа, от… Софьи, в конце концов, этот глубоко порядочный человек не мог.
Следует напомнить, что, находясь «в близкой связи с царевною Софьею» еще во времена Федора Алексеевича, Василий Голицын в событиях 15-16 мая не участвовал, хотя сразу же, как только царевна взяла бразды правления страной, он занял один из важнейших постов.
В ближайшем окружении Софьи кроме Голицына выделялись Николай Спафарий, монах Сильвестр Медведев и думный дьяк Шакловитый. К иностранцам Немецкой слободы она обращаться по каким-либо делам не желала, хотя, как показало ближайшее будущее, они многое могли ей подсказать.
Коротко о ее правлении можно сказать, цитируя А. Г. Брикнера: «Характер внешней политики в правлении Софьи, именно война с татарами на юге, а также программа преобразований, приписываемая Василию Васильевичу Голицыну, вполне соответствует тому направлению, в котором впоследствии шел Петр и относительно Восточного вопроса, и относительно реформ в духе западноевропейского просвещения»[169].
И если согласиться с процитированным, то возникает вполне резонный вопрос: «Почему же у Софьи не получилось то, что сделал Петр?». Может быть, у нее времени не хватило? Или людей типа Меньшикова, Шереметьева, Репнина?… Почему же Софья за свои семь лет правления осталась стоять на отметке 1682 года?
Потому что по характеру, по личностным качествам, по энергетике своей она не являлась генератором, она не могла не только родить эту мощную идею, но даже, восприняв ее у того же Василия Васильевича Голицына, запустить ее в жизнь, сдвинуть с места застоявшуюся на отметке «Боярское правление» державу. Не могла она этого сделать. Потому что была Софья пусть и одаренной, как некоторые историки считают, но всего лишь потребительницей. Она не придумала ничего нового, она пользовалась лишь тем, что наработано было ее братом, отцом, дедом. И в этом была ее беда. Ни на что большее не способная, не обладающая даром политического шахматиста, не рискнувшая (и слава Богу!) сделать то, что делала иной раз солдатня в других странах (вырезать всех Нарышкиных под корень, например, и установить диктатуру Милославских), она смогла сделать лишь одно крупное полезное для страны дело: нейтрализовала Хованского, который, вероятнее всего, натворил бы со своими шабашниками смерти много бед в Москве (на страну стрельцов бы не хватило).
Софья во всех случаях действовала как потребитель. Она даже власть взяла, как потребитель разбушевавшийся: «Мое! Отдай!». И стрельцов она использовала именно как потребитель: кто-то «подготовил» стрельцов, обидел их, она оказалась тут как тут… Не повезло, короче говоря, таким людям, как В. В. Голицын. При ней они были обречены.
Ничего интересного, нового не совершила она и в международных делах. В 1684 году поляки и русские в Андрусове после тридцати девяти бесед уполномоченных так и не решили поставленных перед ними задач. Польша отказалась вернуть навечно русским Киев, а русские, в свою очередь, отказались воевать с турками и крымцами, периодически устраивавшими налеты на польские земли.
В 1686 году переговоры возобновились. С русской стороны их вел В. В. Голицын. С польской – воевода Познани Гримультовский и канцлер Литвы Огинский. В. В. Голицын проявил исключительное дипломатическое искусство на переговорах, продолжавшихся семь недель, и в результате 21 апреля был заключен «вечный мир». Россия получила Киев, обязалась воевать с султаном и ханам, а Софья (она и в этом случае съела пирог, заботливо испеченный для нее русскими людьми, в том числе и русскими царями, великими князьями, воеводами, воинами, бившимися, не шадя живота своего, за «матерь городов русских» с поляками), как самый беспринципный нескромный потребитель, заявила народу: «Никогда еще при наших предках Россия не заключала столь прибыльного мира, как ныне…», и далее после потока хвалебных словес было гордо сказано: «Преименитая держава Российскаго царства гремит со славой во все концы мира!»[170]. Естественно, о том пункте договора, в котором русские обязались воевать с могучими османами, в данном обращении ничего сказано не было.
Дело с договором Софья закончила опять же как потребитель, приказав величать себя «самодержицею». Так в России появился новый сан. Раньше были просто самодержцы, а теперь к ним добавились самодержицы.
Но как бы она себя ни называла, а дела-то нужно было делать: войско в Крым готовить. А вот с конкретными делами у Софьи явно не получалось! Первый поход в Крым провалился. Климат, видите ли, помешал, жара, безводие, трудности с питанием, с кормом для лошадей… В конце VI века до нашей эры громадное войско персидского царя Дария вторглось в Северное Причерноморье. Страшная жара, безводье, отсутствие колодцев с питьевой водой, продуктов питания и корма для лощадей вынудили персов покинуть территорию, расположенную от их родины, Персии, на расстоянии 2,5-3 тысяч километров по извилистым дорогам того века.
Те же самые причины помешали восточноевропейцам осуществить поход в Крым в 1687 году. Не смешно ли?
Софья встретила возглавлявшего крайне неудачный поход князя В. Голицына… как великого победителя! Не скупясь, наградила многих военачальников, особенно – главнокомандующего. После этого ей бы стоило называть себя за подготовку выдающегося похода генералиссимусшей!
В первом походе русских погибло (по оценке шведа Кохена) около 40-50 тысяч человек.
На следующий год началась подготовка нового похода, а крымцы осуществили очередной набег на земли севернее Причерноморья, захватили 60 тысяч пленных и благополучно вернулись на полуостров.
Эти цифры (быть может, слегка завышенные) были известны многим в Кремле. Положение Голицына пошатнулось. По своим личностным качествам он не мог (и вряд ли хотел!) мечтать о воинских лаврах Македонского, Цезаря и других полководцев. Он был кабинетным руководителем, из него получился бы чудесный дипломат, царедворец, какой-нибудь русский Шатобриан, но делать из Василия Васильевича Голицына заправского вояку никак нельзя было. И Софья наверняка это понимала лучше всех. Беда ее заключалась еще и в том, что за 6-7 лет правления (а перед этим за несколько лет кружения возле трона брата Федора) она не нашла себе верных, грамотных, способных вершить великие дела помощников. Этот прискорбный для Софьи факт говорит прежде всего о том, что она «села не в свои сани», что руководить страной ей было не дано.