Голицын собирался во второй поход неохотно, предчувствовал беду. Над ним уже висела мрачная туча. Однажды зимой в его сани бросился человек с ножом, хотел его зарезать. Слуги едва спасли князя от смерти. За несколько дней до второго похода к воротам голицынского двора подбросили гроб. В нем нашли записку. Суровую, предупреждающую: «Если второй поход будет таким же, как первый, тебя, князь, ждет гроб». Некоторые иностранцы в донесениях своим правительствам говорили о том, что Россия находится на грани бунта, что поводом для него может стать неудача во втором Крымском походе.
Голицын прекрасно знал об этом. Но он знал больше любого иностранца. В конце января 1689 года Петр сочетался браком с Евдокией Федоровной Лопухиной и стал тем самым совершеннолетним. А значит, надобность в регентше отпала. О бурной жизни Петра наслышана была вся Москва. Царевич, как молодой сильный медведь, пошел напролом по густому лесу к цели, о которой мечтали в России уже многие прогрессивно настроенные люди, в том числе и сам Василий Голицын.
Софья приказала Голицыну заняться не своим делом, и он покорно исполнил ее повеление, повел войско во второй Крымский поход, повел без радости, постоянно думая о Москве, о царевне.
Еще в августе 1687 года она в беседе с Шакловитым попросила его узнать, что скажут стрельцы, если она решит венчаться на царство. Шакловитый принес ей неутешительный ответ. Стрельцы отказались подавать челобитную по этому поводу. Но Софья (если верить позднейшим признаниям Шакловитого) остановиться уже не могла. Несколько раз она заводила с ним откровенные беседы на тему: «А не убить ли нам царевича Петра?». О подобных разговорах уже Шакловитого с некоторыми людьми свидетельствовал, например, Филипп Сапогов. Но достоверность этих показаний, добываемых пытками, требует тщательной проверки, едва ли возможной…
Отправляясь в поход, В. В. Голицын наверняка знал об этих поползновениях царевны – она с ним была предельно откровенна. Знал он и о другом: сил у Софьи в борьбе против молодого Петра было недостаточно! Именно поэтому он часто грустил в том походе, мечтая поскорее вырваться в Москву.
Русское войско на этот раз добрело до Крыма, но штурмовать Перекоп Голицын не решился, вышел в тайне от своих полководцев, среди которых были опытные военачальники, на переговоры с ханом, о чем-то с ним договорился (может быть, о том, чтобы крымцы дали спокойно добрести русским до Москвы?) и повел войско обратно, потеряв во втором Крымском походе 20 тысяч убитыми, 15 тысяч взятыми в плен.
Эта военная неудача поставила точку в политической карьере совсем невинного человека Василия Васильевича Голицына. Эта неудача явилась началом падения Софьи Алексеевны Романовой.
О дальнейших событиях в ее жизни речь пойдет в расказе о деятельности Петра, потому что она, в принципе, сделала в истории России все, предназначенное ей судьбой, а теперь слово и дело взял великий преобразователь.
Петр Великий (1672–1727)
Он еще не был ни великим, ни преобразователем, но судьба уже забросила его в село Преображенское. Почему именно в Преображенское, а не в Коломенское, Воробьево? Разве мало было тихих, красивых сел под Москвой на рубеже XVII–XVIII веков? Почему будущий преобразователь попадает именно в Преображенское село, которому суждено было стать «эпицентром» великих преобразований? Что это: шутка истории или некий ее знак, символ? Вместо ответов на эти сложнейшие вопросы можно лишь с удивлением вновь воскликнуть: как много логичного в жизни великих!
После стрелецкого бунта 15-16 мая 1682 года Нарышкины оказались в опале. Наталья Кирилловна с сыном поселилась в селе Преображенском. От Петра удалили Никиту Моисеевича Зотова, который пять лет до этого учил царевича грамоте, рассказывал ему события из русской истории. Другого учителя младшему брату Софья не дала. Образованная, ученица Семена Полоцкого, она решила, что не царское это дело – учеба, и (вот ее первая серьезная промашка в борьбе с Петром!) оставила ему для потех боярских и дворянских детей, с которыми мальчик играл в военные игры с трех лет.
Замысел Софьи понятен: ей хотелось, чтобы Петр на ее фоне выглядел дебилом.
Юный царь, предоставленный самому себе, испльзовал эту «ссылку» и все, что дала ему старшая сестра, наилучшим образом. Он продолжал играть с мальчишками в военные игры, ничего в военном деле не понимая, прислушиваясь к советам старших воинов, приглашая к себе иноземцев-офицеров, обитавших по соседству с Преображенским.
Военные игры усложнялись к каждым месяцем, годом. Софья относилась к увлечению брата равнодушно, по старому принципу ленивых воспитателей: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не мешало. А дитя-то не тешилось.
Петр в этих играх учился многому: подчиняться, повелевать, руководить, понимать людей – серьезная наука для царя!
В своих «потехах» в селе Преображенском Петр очень напоминал Кира Великого, основателя Персидской державы, который начинал свой поход в историю с организации отряда энергичных и преданных ему юношей. Подобные примеры (естественно, с оговорками) в мировой истории нередки. Софья не поняла, какую могучую силу представляют собой мальчишки, а затем юноши села Преображенского, упустила их, дала им возможность (не по воле своей, но по чисто женской невнимательности и расточительности) развиваться в себе, для себя, для великих затей Петра, не решилась использовать их в своих целях, пренебрегла ими.
Вскоре он сформировал из сверстников два батальона «потешных войск». Из них в скором будущем выкристаллизуются Преображенский и Семеновский полки, которые станут гордостью Российской армии, эталоном боевой выучки, храбрости. Софья, когда до нее доходили слухи о делах в Преображенском, лишь скептически ухмылялась, а то и посмеивалась над «потехами» Петра. У нее были стрельцы. Шестнадцать полков в Москве. Скажи им только, и они сотрут с лица земли все «потешные крепости» в Преображенском. Царевна была уверена в своих воинах.
А Петр уже сформировал бомбардирскую роту, привлек к себе иноземных офицеров, прошел под их руководством полный курс рядового бойца. Начал он с барабанщика, освоил все воинские профессии. Софья продолжала ухмыляться, считая что юный брат ее так в барабанщиках и останется. Гордость образованной, холеной кремлевской царевны не позволяла Софье спуститься с кремлевских ступенек на землю, осмотреться здесь, на земле, понять, что преображенские затеи брата могут вскоре перерасти в крупномасштабные государственные затеи, в великое преображение всего Российского государства, где ей, шибко умной, опытной, властолюбивой… не хватит места!
Офицеры из Немецкой слободы помогли Петру освоить азы арифметики, геометрии, фортификации. Царь научился обращаться с гранатой, сам с великой радостью пускал фейерверки. А Софья все ухмылялась, крупный знаток руского «стрельцоведения».
В 1687 году правительница наконец поняла, какую серьезную опасность представляет для нее дерзкий, неугомонный Петр, и перешла к активным действиям.
После неудачных бесед с Шакловитым она через верных людей стала распространять по Москве слухи о готовящемся Натальей Кирилловной заговоре против Софьи, Василия Васильевича Голицына и даже патриарха. Ход был подготовительный, проверочный: как отреагируют на эти слухи обыватели и, главное, стрельцы. Надо отдать должное воинам. Они не поддались, не дали себя спровоцировать (Петр гораздо позже им это не зачтет).
Софья, прекрасно понимая, что в случае поражения ее ждет монастырь, пошла на решительные меры: стала вести переговоры с Шакловитым (опять же, с его показаний, данных под пыткой) об организации покушения на царя Петра. Охочих на это грязное дело не нашлось.
В конце 1687 года Петр стал пока еще не смело осваивать государственное дело. По свидетельству некоторых иностранцев, именно с этого времени Голицын обязан был докладывать Петру о важнейших делах, а в январе 1688 года царь принял участие в заседании Боярской Думы.
Это обрадовало Наталью Кирилловну. Ее пугали «потешные игры», она не чувствовала (как и Софья, и в этом они были схожи – обе были родом из XVII, боярского века) в них зарождающееся преображение Российского государства. Ей мечталось видеть сына степенным, мудрым, деловитым царем, умело руководящим страной, расставляющим на ключевые посты обиженных, оскорбленных Нарышкиных и их союзников. О реформах, о косметических преобразованиях она тоже мечтала – и об этом говорилось в рассказе о последних годах жизни Алексея Михайловича. Но Петра влекло гораздо дальше.
В 1688 году, прогуливаясь по Льняному двору в селе Измайлово, копаясь в заброшенных амбарах, он увидел в одном из них старый английский бот. Это что за диво на окраине Мосвы? Откуда здесь английское судно, да такое красивое, хоть и старое? Когда-то это английское чудо кораблестроительной техники приобрел Никита Иванович Романов, двоюродный брат Михаила Федоровича, увлекающаяся натура, время которого в те годы еще не пришло в стране Московии.
Никита Иванович умер, но люди не пустили бот на дрова, упрятали его в старый амбар, будто знали наверняка, что увлекающиеся люди когда-нибудь да понадобятся Родине. Понадобились.
Юный царь приказал отремонтировать бот. В Москве специально для подобного случая проживал голландец Христиан Брандт, знавший толк в корабельном искусстве. Он выполнил поручение Петра, спустил отремонтированное судно на речку Яузу. Английскому боту в ней было тесновато. Как ни старался Христиан Брандт, как ни хотелось ему продемонстрировать возможности судна, которое может ходить даже против ветра, ничего у него не получилось. Ветра-то ему московского вполне хватало, да воды было маловато. Бот с трудом разворачивался в узкой реке, бился то и дело в берега, должного эффекта на публику не произвел. Голландец видел равнодушные лица людей, но горевать ему Петр не дал! Глаза царя горели азартом. Он приказал перенести бот на Просяной пруд в Измайлово. Там парусам было чуть привольнее, но только – чуть-чуть.