В другой колонне генерала Гордона дела обстояли не лучше. Вместо запланированных на переход от Тамбова до Черкасска трех недель войско потратило целых два месяца.
И все же русские собрались у Азова и попытались взять крепость, вспоминая о том, как сделали это в 1637 году казаки Войска Донского. Да не тут-то было! Турки укрепили стены, построили новые башни-каланчи – оборудовали важный стратегический пункт по-современному. Несколько попыток штурмовать Азов провалились. В сентябре Петр I назначил еще один штурм, с сюрпризом: саперы сделали подкоп под крепость! Но взрыв прогремел неожиданно, при этом погибло много русских людей, штурм вновь не удался, и 27 сентября 1695 года царь повелел снять осаду и повел армию обратно на север.
Но неудачи еще только начинались! Войско подошло к Дону – река под тяжестью проливных нежданных осенних дождей на севере разлилась, расползлась, будто в весеннее половодье. Переправу организовали плохо. Много воинов погибло в широкой воде! Остатки войска побрели по безлюдной, голой степи на Валуйск. И здесь Петр I увидел страдания людей, на всю жизнь запавшие в его чувствительную душу. Ранняя зима навалилась на степь, на одетое по-летнему войско! Падали русские солдаты, умирали от холода-голода, разбегались кто куда – разве удержишь?
Эта крупная неудача многому научила Петра Алексеевича. Он не сник, не сдался, не раздумал драться за Азов. Он быстро мудрел, учился на своих и чужих ошибках. 29 января 1696 года царь прибыл в Воронеж, где на верфях, заложенных еще Алексеем Михайловичем, строились большие и малые суда.
А уже 3 мая флотилия из множества военных кораблей отправилась на юг. Турки были ошеломлены: как удалось в кратчайшие сроки русскому царю залечить раны прошлогоднего неудачного похода, построить так много судов, собрать армию? Они бы еще больше удивились, если бы знали все дела молодого русского царя.
По плану Гордона Азов окружили земляным валом. Турки несколько раз пытались сорвать инженерные работы неприятеля, русские действовали четко. Азов оказался в кольце войска Петра. Корабли турецкого султана не могли прорваться к своим, путь им преграждали боевые суда, сошедшие с Воронежских верфей.
17 июля 1969 года Петр I послал на штурм малороссийских и донских казаков – пора настала кончать с этим делом, другие задачи были у царя. Турки отразили натиск, но на следующий день они сдались. Это была важная победа перед войной со шведами, к которой Петр Алексеевич готовился очень тщательно.
Петр Великий отличался от многих великих правителей и полководцев всех времен и эпох одним удивительным, требующим огромной внутренней самоотдачи качеством: он все хотел узнать, прочуствовать сам, прежде, чем принимать какие-либо решения, отдавать приказы и следить за их выполнением…
В марте 1697 года в страны Западной Европы из Москвы отправилось Великое посольство из 300 человек. В него входили дипломаты, молодые волонтеры, свита. Петр I о такой поездке мечтал давно, но, связанный союзными договорами с монархами Европы, он обязан был сначала воевать с Турцией, доказать тем самым и силу свою, и готовность выполнить принятые на себя обязательства. Теперь русский царь получил возможность лично договориться с союзниками о стратегии и деталях предстоящей войны со Швецией, собственными глазами все увидеть, собственными руками все потрогать.
Если говорить коротко, Великое посольство выполнило поставленные перед ним задачи: дипломаты (Ф. Лефорт, Ф. Головин, П. Возницын) – на своем уровне, царь – на своем, волонтеры – на своем.
Петр I научился в Бранденбурге стрелять из пушек и получил аттестат «огнестрельного мастера», в Саардате и Амстердаме – плотничать на верфях, в Англии – строить корабли. В любую свободную минуту русский царь ходил по улицам голландских и английских городов, внимательно осматривал мастерские, верфи, мануфактуры, общественные и медицинские учреждения, госпитали и воспитательные дома. Как далеко ушла Европа от патриархальной России, как много хотелось узнать о достижениях западных соседей!
Из Англии через Амстердам Петр I прибыл в Вену, но его путешествие прервали вести с родины, где вспыхнул мятеж стрельцов.
После падения Софьи в 1689 году стрельцам жилось худо. Как это ни покажется странным, конкретных виновников трагедии «русских янычар» нет. Можно во всех грехах обвинить Софью Алексеевну, которую стрельцы уважали и любили, и которую, как будет ясно чуть позже, они не предали. Можно назвать виновным во всех бедах стрельцов Петра Великого, не приласкавшего их после 1689 года. В конце концов, и Шакловитый сыграл в трагедии стрельцов не последнюю роль, и другие подстрекатели и полковники Стрелецкого войска. Повинны и сами воины! Не раз на военных пирах они проигрывали потешным войскам, но это бы ладно, с кем не бывает! Но надо признать, что новая армия, создаваемая Петром I накануне войны со Швецией, уже запланированной перед поездкой царя в Европу, во-первых, была более послушна, дисциплинирована, а во-вторых, отличалась от «русских янычар» высочайшей степенью обучаемости, что являлось гарантом будущих успехов Российской армии, вступавшей в свой век – в век величайших побед российского оружия. Это не игра в громкие слова. Это – история. Для Петра Великого истории XVIII века в 1697 году еще не было, хотя он, вероятнее всего, предвидел в быстро надвигающемся на страну будущем и победы, и тех, кто был способен побеждать: люди не только крепкие физически, хорошо подготовленные в военном отношении, обладаюшие моральным настроем на победы, духовной крепостью и так далее, но и способные быстро, постоянно переучиваться. Начиная с Тюренна, Монтекукколи и других героев Тридцатилетней войны, военное дело обрело одно не присущее ему ранее качество: стремительное обновление тактических, оперативно-тактических и стратегических методов ведения войн, походов, сражений. Причина тому всем хорошо известна: появление самых разных видов огнестрельного оружия, улучшение тактико-технических данных пушек, бомбард, пищалей, ружей, мушкетов и так далее. Любое изменение, например, прицельной дальности стрельбы пушек, влекло за собой изменение тактики ведения боя…
Во время бунта 1698 года стрельцами были высказаны, между прочим, следующие жалобы: «Будучи под Азовом, умышлением еретика–иноземца, Францка Лефорта, чтобы благочестию великое препятствие учинить, чин их, московских стрельцов, подвел он, Францко, под стену безвременно, и, ставя в самых нужных в крови местах, побито их множество; его же умышлением делан под их шанцы, и тем подкопом он их же побил человек с 300 и больше…»[171].
Это – очень важное, показательное письмо! Стрельцы ругают в нем любимца Петра I, еретика-иноземца, ни словом не вспоминая любимчика царевны Софьи князя Василия Васильевича Голицына, который, во-первых, с французскими иезуитами беседовать любил, а во-вторых, оба Крымских похода провел крайне неудачно. Да, некоторые специалисты считают, что походы Голицына «достигли цели», показали османам мощь Российской армии, готовность Москвы воевать, но эта демонстрация силы погубила практически без боев несколько десятков тысяч обученных воинов (тех же стрельцов, кстати)! Почему же стрельцы забыли два Крымских похода и обиделись на руководителей Азовских походов?
Петру I так и не удалось отыскать переписку Софьи со стрельцами, а говорить о том, что царевна являлась руководителем заговора и мятежа нельзя. Но все косвенные улики показывают (к сожалению для софьиных недоброжелателей – не доказывают), что все нити бунта 1698 года ведут в Новодевичий монастырь, где находилась на почетном отдыхе Софья, и одной из косвенных улик является письмо, выдержка из которого приведена выше.
Стрельцы в этом письме не просто жаловались царю-батюшке на худое свое житье-бытье, они говорили ему (не напрямую, но эдак вскользь), что Лефорта он зря в дружки свои записал, что Азовские походы не такие уж удачные. В этом письме они не пожаловались на Софью, шедро наградившую полководцев во главе с Голицыным за две гибельные прогулки в сторону Крыма. А они были довольны этими прогулками и Софьей!
Отправляясь в Европу, Петр I послал четыре стрелецких полка в Азов. Они там укрепляли город (не стрелецкое это дело, лопатами ворочать), несли боевую службу. Затем им на смену было послано еще четыре полка, а из Азова повелели идти не в Москву, к женам под бочок, а в Великие Луки, на российско-литовскую границу. Им-то хотелось к женам, а их – воинов – послали охранять границу. Вот тут-то стрельцы и проявили недовольство. Сто семьдесят пять человек при оружии покинули боевой пост и явились в Москву бить челом, просить царя или его людей отпустить их, очень уставших, изнемогших, в Москву, к родным очагам и женам.
Бояре, отвечавшие за решение подобных проблем, проявили, впрочем, оправданную мягкотелость. Они арестовали четырех стрельцов, но остальные вступились за товарищей, отбили их, стали буянить. Их с трудом утихомирили, уговорили отправиться по месту службы. Согласно показаниям следствия, произведенного позже, двое стрельцов побывали в гостях у Софьи. Но, следует повториться, прямых улик против нее так и не было добыто.
В те же дни по столице прошел страшный слух о том, что Петр I в Европе умер. Бояре запаниковали. Из-за весенней распутицы почта в Москву долго не поступала, это обстоятельство еще более встревожило бояр. Как бы то ни было, а весной 1698 года со стрельцами удалось договориться.
Но Петра I такой исход дела не порадовал. Он писал Ромодановскому Федору Юрьевичу, возглавлявшему Преображенский приказ, который ведал делами по политическим преступлениям: «В том же письме объявлен бунт от стрельцов, и что вашим правительством и службою солдат усмирен. Зело радуемся, только зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судит! Не так было говорено на загородном дворце в сенях. А буде думаете, что мы пропали (для того, что почты задерживались) и для того боясь, и в дело не вступаешь; воистину, скорее бы почта весть была; только, слава Богу, ни один не умер: все живы. Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль живет, что почты пропадают?.. Неколи ничего ожидать с такою трусосью! Пожалуй, не осердись: воистину от болезни сердца писал»