На этом новгородцы не остановились. Они ходили в Норвегию, разгромили шведов в сражении под Выборгом, заключили с Магнусом выгодный мир.
А что же делал с крупным войском Семен Гордый в эти годы? Он хранил мир в Московской земле, всегда готовый выступить с крупным войском против опытного Ольгерда, и зорко следил за настроением ханов. Когда до великого князя дошли слухи о том, что Ольгерд отправил брата Корияда в Орду с просьбой о выделении литовцам помощи для борьбы с немцами, Семен мгновенно отреагировал на это известие. Он явился к хану и в личной беседе «внушил Джанибеку, что сей коварный язычник есть враг России, подвластной татарам, следовательно и самих татар…»[52]. Хан поддержал русского князя и даже отдал ему Корияда! И Ольгерд прислал в Москву послов с богатыми дарами, женился на снохе Семена Гордого – Ульяне, женил брата Любарта на племяннице великого князя.
Это была великолепная дипломатическая победа Семена Гордого. Он понял во время своего медленного марша в Новгородскую землю расстановку сил не только между шведами и новгородцами, но между всеми гипотетическими противниками и союзниками на всей территории Восточной Европы; отошел в Москву; дал возможность неслабым (это же нужно было понять, что они не слабые, что они способны побеждать!) новгородцам самим справиться с пришельцами; внимательно следил за всеми разом и, когда понял, что Ольгерд (и без того сильный!) может с ханской помощью разгромить немцев, а затем, подмяв последних под себя, нанести сокрушительный удар по Руси, пошел на сложный разговор с Джанибеком. Это – крупный успех Семена Гордого как государственного деятеля.
Тридцать шесть лет исполнилось Семену Гордому, самое время подумать о крупномасштабных планах и начать их осуществлять спокойно, без лишней суеты. Все для этого у великого князя было: опыт, хватка, талант политика, победы, авторитет в Москве, в других русских городах и княжествах, а также в Орде, в Литве, в Швеции. Какой прекрасный возраст для великих начинаний – для осуществления главной мечты всех русских людей – освобождения от унизительной зависимости Русского государства от Орды!
В летописных источниках прямо не говорится о том, что Семен Гордый, мечтая, уходил так далеко. Но какой гордый человек не любит помечтать в тридцать шесть лет, тем более человек удачливый, не получавший еще очень серьезных ударов судьбы! Впрочем, нет: удары были. Внутренние, семейные, тяжкие, но скрываемые гордым князем от врагов и друзей. Мало кто замечал их воздействие на Семена Ивановича. Он действительно был гордым человеком, он мог скрывать боль души своей от глаз и душ чужих. И мечтал он – широко, всеохватно – как очень гордый человек.
Но все мечтания его, как и мечтания миллионов других людей Евразии, пресекла, убила, уложила в общие могилы эпидемия «моровой язвы».
Она зародилась в конце тридцатых – начале сороковых годов четырнадцатого века в Индии и в Китае. По стремительности и маршрутам ее распространения (а явление чумы народам зафиксировано в источниках самых разных стран) можно получить интереснейшие сведения о торговых и экономических связях между регионами и внутри регионов Евразии, причем не эпизодических случайных, но фатально необходимых для нормального функционирования сложнейшего, единого социально-политического организма – огромного евразийского материка с прилегающими к нему большими и малыми архипелагами и островами…
Хан Джанибек в 1345 году помог иранскому народу сбросить эмира Мелик Ашрафа и через год отправился в Крым, осадил Кафу (Феодосию). В ней жили купцы из Генуи. Они вели здесь оживленную торговлю, связывая Восточную Европу, северный Кавказ, Приволжские степи со Средиземноморьем, с Западной Европой. В середине XIV века дела у них пошли очень хорошо. Разбогатев, они стали проявлять политическую активность в этом регионе. Джанибеку не понравилось усиление генуэзцев. Он решил их наказать. Перед походом ему стало известно о страшной эпидемии чумы, уже распространившейся вплоть до Сирии, Малой Азии, Египта. Опытный организатор, Джанибек принял все меры предосторожности, но чума оказалась коварнее, злее, чем он предполагал. Она пробралась-таки к нему в войско, безуспешно осаждавшее Кафу. И данный факт говорит о том, что либо эпидемию разносил ветер, либо существовали такие дороги, такие экономические связи, порвать которые для спасения войска, племени, страны мог бы только самоубийца.
Взять Кафу Джанибеку не удалось. Существует недоказанная версия о том, что в последнюю ночь под крепостью воины ордынского хана пульнули из катапульты в город зараженный чумой труп. Ордынцев часто обвиняют во многих грехах. Уж очень хорошо они воевали! Очень много неожиданных для более сильных соперников побед одержали. Побежденные всегда обидчивы. Обида – несдержанна, как одуванчик: легкого дуновения ветерка достаточно, чтобы по миру разлетелись семена обиды. Джанибек отошел от Кафы, повел свое войско домой, а в городе уже «работала» чума. Но можно ли обвинять хана Орды в том, что он (или кто-то из воинов без его ведома) совершил постыдное для крупных личностей зло, применив на практике методы бактериологической войны? Нет, нельзя. Пока не будет точных доказательств вины обвиняемого.
Чума действует по-разному. Кого-то она убивает в течение дня, кто-то, зараженный чумной бактерией, носит в себе болезнь неделями, а то и месяцами, даже не догадываясь, скольких людей он заражает. В Кафе чума сработала как крупный шпион-диверсант. Она заразила нескольких купцов, но те долгое время чувствовали себя хорошо, загрузили корабли товарами, отплыли домой, в Геную, по пути останавливаясь в крупных портах Средиземноморья. Чума бесшумно, не проявляя себя ничем, внедрялась в города Европы, ждала. Купцы, довольные победой над Джанибеком и успешной торговлей, прибыли в родную Геную.
И тут-то чума распоясалась. Первым делом она набросилась на Италию, затем, словно огонь, подгоняемый быстрым ветром, опустошила Испанию, Францию, Англию, Данию, огибая материк смертоносной острой косой. Эту страшную косу держал в руках безжалостный косарь. В одном только Париже ежедневно погибало до 800 человек. Люди сопротивлялись нашествию чумы как могли, но она была сильнее. Каждый третий обитатель Европы погиб в неравной борьбе с «моровой язвой». После пяти-семи месяцев «оккупации» какой-либо области «злой косарь» переносил свое грозное оружие в соседние области, и черная смерть, не уставая, продолжала губить род людской.
Русские люди не могли не знать об эпидемии моровой язвы, бушевавшей во всей Евразии. Наверняка принимались меры предосторожности. Наверняка все (от великого князя Семена Гордого до простолюдина) делали все, чтобы не пропустить на Русь бактерию чумы. Но в 1351 году моровая язва налетела на Псков, а уже в 1353 году она опустошила огромные области Восточной Европы, стянув намертво петлю вокруг всего континента.
В начале 1353 года чума нанесла удар по великокняжескому дому. 11 марта скончался митрополит всея Руси Феогност. В том же месяце умерли сыновья Семена Гордого, Иван и Семен, и заболел сам великий князь. Ему недавно исполнилось всего тридцать шесть лет.
В тот день, когда великий князь писал завещание, у него уже не было ни одного сына в живых. Но была одна надежда: беременная жена Мария Александровна, княжна Тверская.
Первой женой Семена Гордого была литовская княжна Айгуста, в крещении принявшая имя Анастасия. Она умерла рано. Ее два сына тоже пожили не долго. В 1345 году Семен женился во второй раз на дочери одного из князей смоленских Евпраксии. Но через год брак с ней был насильно расторгнут. Гордый муж отослал несчастную женщину к отцу в Волок Ламский. Причина развода состояла, по словам летописцев, в том, что «великую княгиню на свадьбе испортили; ляжет она с великим князем, и она покажется ему мертвой». Это объяснение и сам факт незаконного развода не вызвал протеста у митрополита всея Руси Феогноста. Евпраксия, которую обозвали бесплодной, вышла замуж за Феодора Красного, князя Фоминского. И стала родоначальницей князей Фоминских.
Семен, мечтая о продолжении рода, женился в третий раз на тверской княжне Марии Александровне. Она родила ему четверых сыновей, но и они умерли в раннем детстве.
Если верить древним преданиям и, например, историку Н. М. Карамзину, Семен Иванович любил свою третью жену, «и в знак любви отказал ей наследственные и купленные им волости, Можайск, Коломну, все сокровища, золото, жемчуг и пятьдесят верховых коней». Даже в этом – последнем слове своем – он хотел остаться гордым, великим князем, повелителем.
Передав по завещанию своей беременной жене Московскую вотчину, Семен надеялся, что верховная власть перейдет в конце концов к его сыну. Его не смутило в данном вопросе даже то, что матерью его еще не родившегося сына будет тверская княжна, а это, естественно, обострило бы противоречия между Москвой и Тверью. Подобный шаг для гордого человека в общем логичен: все-таки сын от любимой жены будет князем.
Далее в своем завещании Семен Иванович пишет: «А по отца нашего благословлению и то на приказал: жити за один; тако же и аз вам приказываю своей братии, житии за один; а лихих бысть людей не слушали, слушали бы отца нашего владыку Алексея, такоже старых бояр, кто хотел отцу нашему добра и нам, а пишу вам се слово того деля, чтобы не перестала бы память родителей наших и наша, и свеча бы над гробом не погасла…». Эти строки важного документа говорят о том, что в Москве к середине XIV века оформилась связка между великим князем, боярами и митрополитом, и Семен Гордый понимал, как важно сохранить это динамичное единство светской власти, духовной власти и материальной силы, которую представляли собой бояре. Но вполне возможно, что умирающий великий князь в своем завещании думал и о личной корысти. Бояре и митрополит Алексий, с которыми он всегда находил общий язык (так ему могло показаться, Гордому!), являлись единственной опорой… для его еще не родившегося сына! Без них будущему ребенку Марии и Семена надеяться на великое княжение при живых-то сыновьях Ивана Калиты не было никакого смысла, и приказывая «своей братии жити за один», а также слушаться старых бояр и владыку Алексия, он мог преследовать и корыстные личные цели.