В конце 1610 года рязанский воевода П. П. Ляпунов собрал для борьбы против польских интервентов первое земское ополчение. В него вошли простые люди, незнатные воеводы и дворяне, а также жители Тулы, Калуги, Нижнего Новгорода, Среднего Поволжья и русского Севера. Поляки, захватившие Москву, и московские патриоты узнали об этом и стали готовиться к предстоящим схваткам.
Боярин Салтыков предложил полякам искусственно возбудить в городе волнения и расправиться с противником. Поляки на это не пошли. Они предоставили возможность патриарху совершить в вербное воскресение 17 марта 1611 года традиционное шествие в Кремль.
Мирно шли по родному Кремлю за патриархом люди. Напряженными взглядами провожали их интервенты. Салтыков нашептывал польским воеводам: «Ныне был случай, и вы не били, так они вас во вторник будут бить». Он оказался прав.
Во вторник поляки, готовясь к встрече ополченцев, стали вытаскивать из Китай-города пушки, привлекая к этой работе москвичей. Непосильная то была работа для русских! В любую секунды нервы у них могли не выдержать.
Извозчики по незначительному поводу вступили в пререкания с поляками, и тут же, будто огонь поднесли к пороховой бочке, разразилась схватка. Бой разгорелся мгновенно. Восстание распространилось по всему городу. Посадские люди, холопы, крестьяне, ратники, дворяне, некоторые бояре взялись за оружие.
В эти дни в Москве оказался князь Дмитрий Михайлович Пожарский.
Он родился 1 ноября 1578 года в семье Михаила Федоровича Глухого-Пожарского и Евфросиньи Федоровой Беклемишевой. Дед Дмитрия, Федор Михайлович Третьяков-Пожарский, имел небольшой чин. Отец – всю жизнь провел в вотчинах удельного Стародубского княжества, а также в деревне Лужной на реке Угре, в деревенской пятине Новгородского уезда и в деревне Медведково, на Яузе, в пятнадцати километрах от Кремля.
В 1578 году после кончины отца мать будущего героя переехала в Москву, где пристроила детей на службу. В 1598 году Дмитрий Пожарский был назначен стряпчим, через четыре года – стольником. Служил он стольником и при Лжедмитрии I, и при Василии Шуйском. В 1608 году во главе небольшого отряда воевода Пожарский совершил первый воинский подвиг. Банда Лисовского пыталась захватить Коломну, перекрыть последнюю дорогу, по которой в Москву поступали продукты. Отряд Пожарского скрытно подошел к городу. От разведчиков воевода узнал расположение противника и в предрассветной тишине неожиданно атаковал и разгромил врага. Весной 1609 года князь одержал победу над атаманом Салоковым. После этого Василий Шуйский направил его воеводой в Зарайск.
Сюда вскоре прибыл человек от Ляпунова и предложил князю выступить против Шуйского. Зарайский воевода отказался от войны против законного царя. Вскоре к Пожарскому прибыли посадские люди, затем его дальние родственники с требованиями признать Тушинского вора. Воевода опять отказался. Но как только в Москву вступили поляки, он перешел на сторону рязанского ополчения и поехал в столицу, чтобы вывезти оттуда семью. Он был надежным человеком. И для государства, и для семьи, и для друзей – настоящих патриотов Русской земли.
Оказавшись в центре событий, князь собрал людей у церкви Введения Богородицы, что на Лубянке, возвел здесь острожок (баррикаду), послал бойцов на Пушечный двор. Он работал спокойно, без суеты. Поляки не знали, что происходит на Лубянке, и готовились к решительной атаке на патриотов. Но вдруг из-за острожка раздался залп орудий. Иноземцы удивились. Пушки Пожарского «втоптали неприятеля в Китай-город». Князь организовал людей, они готовы были наброситься на врага, но вдруг из-за Китай-города рванулся на них огонь. Поляки подожгли дома, ветер бросил снопы пламени на москвичей. Атаку пришлось отложить. А тут и ночь пожаловала.
За ночь интервенты подготовились к сражению, выделили 2 тысячи человек, и те перед рассветом разбежались по московским улочкам с факелами в руках. И загорелась Москва! Деревянная, по лету чистая и сухая, она горела быстро, и лишь Кремль не горел каменный. В Кремле поляки сидели, своего часа дожидались.
Князя Пожарского ранило. Он упал на землю и, теряя сознание, крикнул: «Хоть бы мне умереть, только бы не видеть того, что довелось увидеть!». Патриоты подхватили его, отнесли к повозке и отправили с верными людьми в Троице-Сергиев монастырь. Там его подлечили, и отправился он в свою вотчину поправлять здоровье.
…Князь не торопил коня. Он ехал по улице Сретенке. Она застраивалась на его глазах. Здесь после опустошительного пожара 1611 года князю было выделено «порозшее место из-под бывших дворов». Земли было много, ему даже позволили «то место пахать». Князь мог бы остановиться здесь. Но он поехал дальше, подальше от Кремля, от места своей славы и места своего «позора». Он был сильным человеком, но и ему после пережитого было грустно.
Не так давно Сретенку стали называть Архангелогородской улицей, потому что здесь начиналась недавно построенная дорога на Архангельск. Долгая дорога.
Совсем плохи дела были на Русской земле. Казалось, не найдется такой силы, которая смогла бы объединить патриотов, выдворить поляков вон. Так и думали интервенты, особенно после взятия ими Смоленска, не догадываясь о могучей внутренней силе русского народа, о русском духе просыпающемся.
1 сентября 1611 года в Нижнем Новгороде на должность посадского старосты вступил Кузьма Минин, человек с хваткой купца и государственным умом.
Кузьма Минин первым делом народ на сходку собрал у собора православного да сказал по-простому, безо всякого куража, которым любили щеголять в Думе бояре да князья, теперь разбежавшиеся по своим углам-вотчинам: «Православные люди! Поохотим помочь Московскому государству!».
Люди и Земский собор поддержали Кузьму Минина. И обрадовались они своему единодушию, великое дело сделали, Русь решили спасти! Но прошел день, другой, а Русь не спасалась. Оказывается, для этого большие деньги нужны, чтобы созвать ополчение, вооружить воинов, накормить их и так далее. Людей, готовых драться за спасение отчизны, в городе было много, а вот денег на организацию похода не нашлось ни алтына. Потому что за день до собора один купец отправил товар на Каспий, другой – заложил деньги в Архангельске, третий – отправил приказчика в Сибирь, и так далее: от самого бедного до самого богатого купца. Такое оно купеческое дело. Сегодня ни гроша, а завтра будет и алтын, и более того.
Но Родину-то нужно спасть сегодня, а не завтра!
Вновь собрал народ на сходку староста, бывалый человек. Все он знал о людях, верное слово нашел: «Православные! Не пожалеем животов наших, да не токмо животов – дворы свои продадим, жен, детей заложим, и будем бить челом, чтобы кто-нибудь стал у нас начальником. Дело великое! И какая хвала будет всем от Русской земли, что от такого малого города произойдет такое великое дело. Я знаю, только мы подвинемся, так и многие города к нам пристанут, и мы избавимся от иноплеменников».
Понравилась его речь людям. Загалдели все на площади: «Заложим детей и жен, спасем Русскую землю!». Кузьма Минин тут же приказал выборным силой взять – постановили же! – и выставить на продажу в холопы всех жен и детей богатых горожан. И началась кутерьма. Одни брали силой семьи богачей, другие мчались домой за деньгами. Всем хотелось купецких дочек выкупить!
Ну, купцы уж тоже не лыком шиты, да не каменные у них сердца. Своих родненьких жен и детей они любили и уважали и точно знали, что государство начинается в родном доме, за семейным столом. За такое государство они горой стояли. Факт. Иначе бы нижегородские семьи в те смутные времена распались бы, и что бы делала без них спасенная Русь – трудно сказать.
Купцы полезли в тайники, набили кошельки, пришли на торги и выкупили своих жен да детей. Затем вернулись в свои хоромы и стали жить-поживать да добра наживать, с гордостью рассказывая детям и внукам о своем подвиге во славу Отчизны.
Великое дело началось с шутки, в казну ополчения поступили первые средства, но их не хватало. На Земском соборе решили собирать «пятую деньгу» с посада, городских монастырей и их вотчин. Многие горожане вносили добровольные пожертвования. Кузьма Минин вел строгий учет каждой копейке.
Он предложил народу выбрать воеводой ополчения князя Д. М. Пожарского. Народ мудро согласился.
Нижегородцы собирали ополчение на святое дело. В таких делах нужны люди святые, чистые. Это не профессиональное войско, не княжеская дружина, не банда разбойников. Это народное ополчение. В него принимали дворян, детей боярских, стрельцов, пушкарей, посадских людей, крестьян. Не отказывались от услуг партизан, отдельных казаков. Но когда к воеводе явились наемники, им строго сказали: «Наемные люди из других государств нам не надобны». Мнение князя поддержали все ополченцы, хотя было ясно, что отвергнутые наемники могут перейти на сторону врага. Но Минина и Пожарского это не пугало. Пусть идут к полякам и наемники, и крупные банды казачков. На святое дело надо идти с чистой совестью, с чистыми людьми, не запачканными кровью сограждан.
Доехал князь до деревянной башни Сретенских ворот Земляного города. Совсем недавно здесь московский народ встречал избранного на царство Михаила Федоровича Романова. Радовались люди московские, пришелся им по душе спокойный юноша, и сам Дмитрий Пожарский радовался, хотя многие недоброжелатели этого патриота русской земли до сих пор считают, что он мечтал стать царем, делал все, чтобы стать царем. Но – так ли это?
Князь миновал деревянные Сретенские ворота, и послушный конь поскакал по Архангелогородской дороге дальше. Совсем недавно раненого Пожарского везли по этой дороге в Троице-Сергиев монастырь. А чуть позже, в июле-августе 1612 года, по этой же дороге подходило к Москве войско Второго народного ополчения во главе с К. З. Мининым и Д. М. Пожарским. Однако нелегок был путь ополченцев из Нижнего Новгорода к столице.