Линда отвечала утомленно, словно не в первый раз:
– Господи, Эми… Он тебя любит. Дай ему каплю свободы.
Я ухватилась за эту соломинку, лишь бы Мэтти вернулся.
Мама все время меня контролировала, душила заботой. Может, с Мэтти было так же? Тогда понятно, почему он сбежал в Ирландию и не звонил. Хотел перевести дух. Отдохнуть от мамы, которая постоянно что-то за него домысливала, наседала со свадьбой, придиралась к каждому слову и поступку…
В тот момент я решила, что, если он вернется, я сделаю все, чтобы ему было легче. Встану за него горой, как он сам всегда за меня заступался.
– Ты моя самая любимая девочка, яблоко от яблони, – говорил Мэтти, что бы это ни значило.
Однажды я поинтересовалась, что он имеет в виду, а Мэтти только засмеялся и переадресовал вопрос маме.
– Господи, верни его домой, – молилась я шепотом, крепко зажмурив глаза. – Если ты это сделаешь, обещаю, я больше не позволю маме его обижать.
С этого все началось? С того, что я закрыла на все глаза и отказывалась верить, что он может быть не прав? Или я делала так задолго до этой слезной молитвы? И мама тоже?
Дженис любит говорить: «Нутром чуешь раньше, чем успеваешь понять».
Неужели мама что-то чувствовала? Подозревала, что он только кажется идеальным? Поэтому сомневалась в нем? Заваливала вопросами?
Или хуже того: ее вечное нытье довело его, разозлило, вывело из себя?
Заставило убивать тех, кто был на нее похож?
Глава 16
Январь 1982 года. С прошлого сентября о новых убийствах не сообщалось, и напряжение, охватившее нашу округу, пошло на спад. Все с облегчением выдохнули.
«Убийства прекратились. Возможно, нападавший попал в тюрьму за другое преступление или даже покончил с собой», – сообщала газета «Пост» в одной из своих передовиц.
Близились ненавистные выпускные экзамены. Нам задавали ежедневно читать новости, желательно из нескольких газет с разными политическими взглядами. И уж совсем чудесно, если в подборке серьезные издания будут соседствовать с желтой прессой, наставляла нас классная руководительница миссис Коутс, любительница давать задания со звездочкой.
Мисс Бекон давно осталась в прошлом, как мой американский акцент и неспособность влиться в коллектив. Первое меня радовало, второе немного огорчало, третье стало спасением. Я пыталась убедить себя, что прекрасно справляюсь без друзей, но, как говорила мама, человек – не остров. Забавно услышать такое именно от нее, но менее справедливым утверждение не становится.
Пока я не завела друзей, на меня находила особо мучительная стеснительность: так ли стою, так ли держу руки? Да и разглядывать школьную доску объявлений никогда не было интереснее.
Теперь же мне было с кем поговорить, с кем сесть за обедом, с кем прогуляться до дома. И хотя веснушчатая задира Салли Снайдерс по-прежнему камнем лежала на моей идеально гладкой дороге, я научилась отпинывать ее с пути.
Мамина любимая присказка про то, что нельзя судить о человеке, не побывав на его месте, в случае с Салли работала так: мама предположила, что Салли обижала других, поскольку боялась, что обидят ее.
– Подозреваю, что она борется с неуверенностью в себе за счет окружающих.
Когда мама вышла из комнаты, Мэтти шепнул мне, чтобы я выбросила подобные глупости из головы.
– Тебе нужно поставить девчонку на место. Покажи, кто сильнее, и она отстанет.
Этот подход был мне по душе, как и мысль ударить Салли по лицу. Между тем предыдущая попытка разобраться с обидчицей на кулаках закончилась полным провалом, о чем я и сообщила Мэтти.
– Слышала выражение: «От палки или камня тело заболит…»?
– «…а слово не заденет и мимо пролетит».
Он кивнул и добавил:
– Поверь мне, все наоборот: словом можно уничтожить.
Так могла сказать моя бабушка, а ирландский говор Мэтти напомнил о дедушке.
Весь вечер я подбирала нужные слова, которые больнее всего ударят по Салли.
На следующий день, стоило мне переступить порог класса, Салли просияла:
– Вот и наша Мисс США.
Все притихли, предвкушая утреннее представление.
Я смерила ее взглядом, как Клинт Иствуд в любимом фильме Мэтти «Вздерни их повыше». Мэтти рассказывал, что смотрел его когда-то с отцом.
– Смейся над моим акцентом сколько влезет, Салли Снайдерс, все равно останешься жирной уродиной.
Раздались смешки. Одноклассники придвинулись ближе.
Снайдерс прошипела:
– Зато я типа правильно говорю.
– Типа?
Снова смех, кто-то из толпы подбадривает: «Так ей, Софи!»
Мы препирались, пока Снайдерс не признала поражение. Когда все разошлись, она предложила мне дружить и пригласила к себе на чай после уроков.
Мне не особо хотелось проводить с ней больше времени, чем необходимо, но меня учили никогда не отвергать извинения, что я и сделала:
– Наверное, смогу заглянуть…
В тот день Салли подарила мне книжку с наклейками и журнал «Джеки», которые я тоже учтиво приняла.
Когда мы перешли в класс миссис Коутс, я уже несколько лет как никого не била и даже писала слова по всем правилам британского английского. Но оставались и темные пятна.
Меня регулярно спрашивали про папу, а я не находила что ответить. К тому же близился День отца – каждый июнь я с ужасом думала, что на уроке труда мы снова будем готовить поздравительные открытки любимым папам.
«Мисс Блайт, но у Софи же нет отца…»
«Конечно, есть. Как бы я родилась?»
Жить без отца – полбеды. Жить с матерью – проблем не оберешься.
Моя была не похожа на других мам. Она не пекла кексы, не завтракала в кафе с подружками. Из-за работы она не могла посещать школьные концерты и участвовать в благотворительности. Мамы моих одноклассниц сплошь были домохозяйками, днем хлопотали по дому, а вечером ходили с мужьями в театры и рестораны. Мама работала в бухгалтерии, а вечера коротала за книгой.
Когда тебе одиннадцать, нелегко быть не такой, как все.
– У тебя прекрасная мама, Софи Бреннан, – сказал Мэтти, когда я стала было на нее жаловаться. – Вкуснее ее яблочного пирога я в жизни не ел. А еще она потрясающе играет в джин рамми[13], – добавил он, видя, что похвала ее кулинарному таланту меня совсем не впечатлила.
– Не так уж потрясающе, я всегда у нее выигрываю.
– Она поддается.
Я помялась с ноги на ногу и уставилась в пол.
– Была бы она как все…
– Может, им лучше брать пример с нее?
Я упрямо возразила:
– Нет. Ни в коем случае.
– Думаешь, мамы-наседки твоих одноклассников смогли бы в одиночку прокормить семью и воспитать ребенка? Хватит ли им ее упорства и изобретательности?
– Но я бы хотела…
Он положил руку мне на плечо:
– Вырастешь – поймешь.
– Возможно, – сказала я, хотя очень в этом сомневалась.
Пока Мэтти был в Ирландии, кое-что произошло, и, как он предсказывал, я действительно посмотрела на маму другими глазами.
Однажды у нас на пороге появилась заплаканная Люси Аллен. Она училась со мной в одной школе и жила где-то неподалеку. «На ней лица не было», – потом рассказывала мама.
– Ты не видела Моцарта? – всхлипывая, спросила Люси.
Моцарт – ее такса, старая, хромая и больная. Из-за проблем с легкими пес хрипел, как заядлый курильщик.
– Он потерялся в парке. Если не найду, родители меня убьют.
За моей спиной возникла мама, на ходу набрасывая пальто.
– Мы поможем искать. Надевай обувь, Софи.
Люси шмыгнула носом.
– Я не знаю, где…
– Если стоять здесь и плакать, его точно не найдешь. Пойдем.
Поиски заняли несколько часов. Вечерело, на фоне серого неба вырисовывались черные силуэты деревьев.
Люси подняла руки:
– Я сдаюсь. Ничего не получится. Мы никогда его не найдем.
Мама была настроена решительно:
– Нельзя сдаваться. Только представь, как ему страшно одному в темноте…
Вдруг я заметила, что совсем стемнело и в парке безлюдно. В голове прозвучал голос Мэтти: «Легкая добыча».
– Может, нам вернуться? – Я посмотрела на маму, на то, как ветер играет ее кудрями. – Здесь опасно.
– Абсолютно безопасно. Я никому не дам тебя в обиду.
– Но что, если…
Я не могла заставить себя сказать об убийце. Говорить о нем дома за закрытыми дверями – одно, а произнести его имя здесь – почти что призвать. Как черта помянуть.
Мама не разделяла мои суеверия:
– Если нервничать, лучше никому не станет. А теперь думай. Что бы ты делала на месте Моцарта?
– Искала бы еду.
В маминых глазах промелькнула искорка озарения, и она уверенно зашагала в сторону кафе, так что мы за ней едва поспевали.
– Кто тут у нас?
Такса сидела у входа в кафе и ждала, что ее впустят.
– Твоя мама лучше всех, – сказала на обратном пути Люси. У ее ног семенил Моцарт.
– Да, классно она догадалась про кафе.
Подруга покачала головой и, дотронувшись до моей руки, повернула к себе.
– Не в этом дело. Кто еще весь вечер искал бы чужую собаку?
– Ей несложно.
– Вот именно.
Глава 17
«Можете читать любые газеты – главное, чтобы умели свободно обсуждать новости. У вас должно быть свое мнение обо всем, что происходит в мире». Это наставление на рождественские каникулы миссис Коутс повторила еще раз, когда мы вернулись к учебе и раскладывали по партам книги.
Пожалуй, именно тогда во мне по-настоящему разгорелся интерес к убийствам. Хотя с прошлой весны новых трупов не появилось, Тень оставался излюбленной темой журналистов.
В начале восемьдесят второго особых новостей не было – разве что в те три дня, пока искали пропавшего Марка Тэтчера[14]. Рассуждения об убийце заполняли полосы газет и мои мысли. Раньше я довольствовалась случайно услышанными обрывками фраз из телевизора, теперь же в моих руках была вся возможная информация. Я наизусть знала даты, факты, целые теории.