Ее отец работал журналистом на одном из центральных телеканалов. Беа сказала, что он разбирается в таких штуках и не купится на «фокусы» полиции.
– Их заявления работают не только на публику. Так преступнику посылают сигнал, что на него идет охота.
Беа легко бросалась фразочками вроде «работать на публику», «правонарушение» и «уникальный почерк». Мне казалось, что она выпендривается, хотя такие глубокие знания восхищали.
Сейчас я подозреваю, что все эти словечки Беа нахватала из детективного сериала «Кегни и Лейси», а сама знала не больше нашего. Иронично, что особый доступ к информации был у меня, а не у нее. Что я играла с убийцей в настольные игры и ходила за мороженым в «Голдерс-Грин».
«Мы все ближе к его поимке. Круг смыкается», – сообщил инспектор Коннор в камеру.
– Еще бы он сказал что-то другое! – Меня уже тошнило от самоуверенности Беа. – Представь, что убийцей может оказаться кто-то из наших знакомых. Мясник. Почтальон. Сосед, который заходит за сахаром. У всех есть свои секреты…
Я пнула лежащий на дороге камень:
– Мне кажется, я бы поняла, если б это был мой знакомый.
– Сомневаюсь, – хмыкнула Беа и попрощалась.
Я свернула на свою улицу. Из бумажного пакета так вкусно пахло едой, что я не удержалась и вытянула пригоршню горячей картошки.
– Привет, Софи.
Дес Баннистер появился так неожиданно, что я подпрыгнула. Картошка упала в лужу.
– Господи, как я испугалась…
– Давно не видно Мэтти. Они с мамой расстались, что ли?
Нормальный человек извинился бы.
Я ощетинилась и сжала кулаки. Как же хотелось его ударить!
– Зачем нужно было подкладывать нам газету? Я все знаю.
Он пожал плечами, его тонкие губы растянулись в гадкой улыбке.
– Все равно не сработало, – заявила я. – Это их только сблизило.
– Куда же он тогда делся?
Мне не хотелось разговаривать с Десом на темной улице. Вообще нигде. Однако избегать ссор не входило в мои привычки.
– Помогает родителям в Ирландии, вот.
– В Ирландии, значит?
В его голосе было что-то вызывающее; он давал понять, что я лгу.
– Да. В Грейстоуне, в округе Уиклоу.
– Впервые слышу.
– Это маленькая деревушка. Там живет всего несколько сотен человек.
– А вас с мамой он не позвал? Не очень-то любезно…
– Мне нельзя пропускать школу.
Дес цокнул языком и приблизился. Изо рта у него воняло канализацией, и я сделала шаг назад.
– Она заслуживает лучшего. Того, кто ее ценит.
Я зло засмеялась:
– Ты о себе, что ли?
Мама говорила, что недоброе слово хуже всего. «Даже воровства?». – «Хуже всего».
– Прости, я не хотела… – извинилась я ему в спину. Сгорбившись и опустив голову, Дес удалялся точно как в тот день, когда Мэтти издевался над ним на Парламент-Хилл.
Всю ночь я собиралась с силами извиниться еще раз, однако на следующее утро на мой стук в дверь никто не ответил. Собака не залаяла. Белого фургончика не оказалось на парковке.
Дес несколько недель не показывался, а когда снова объявился, у меня были заботы поважнее.
Кэти Хардкасл
Поразительно, что многие до сих пор верят в невиновность Мэтти.
Луиза Шо
Если честно, Кэти, процесс над Мэтти основывался на косвенных уликах. Например, следах ног. Про цирк с опознанием вообще молчу.
Кэти Хардкасл
Согласна, процедура была… сомнительная. Однако нужно признать, что после ареста Мелгрена убийства прекратились, а это о многом говорит.
Луиза Шо
Возможно, причина в другом. Простое совпадение.
Кэти Хардкасл
Ты говоришь о…
Луиза Шо
Точно.
Глава 40
Я помогала маме готовить обед. По радио передавали скучнейший спектакль о сельской жизни – наверное, чтобы уравновесить триумфальную речь по случаю избрания Киннока лидером Лейбористской партии:
«Пока госпожа Тэтчер останется у власти, она будет и дальше проводить политику, обернувшуюся для страны настоящей катастрофой…»
– Господи, как же надоел этот кукольный театр… – Маме явно было не до политики.
С тех пор как опубликовали фоторобот, прошло уже три недели; тем не менее его все еще демонстрировали в каждом выпуске новостей. Спустя два года в США так будут искать Ночного охотника.
– Надеются, что кто-то опознает Тень. – Каждый раз, когда речь заходила об убийствах, Беа превращалась в невыносимую всезнайку. – Полицейские делают вид, что журналисты им мешают. На самом деле без них никуда. Как иначе расширить поиски? Нужны глаза и уши.
Беа говорила нескладно. Без сомнения, повторяла слова отца, услышанные за обеденным столом.
– Камеры наблюдения? – предположила я. – Почему не разместить их не только на трассах, но и в городе?
Беа усмехнулась, совсем как моя бабушка:
– Спустись с небес на землю, Софи. Ты хоть знаешь, как это дорого?
– Не дороже спасенных жизней.
Я мешала соус, мама насыпала в кастрюлю макароны. На ней был фартук с вышивкой «Да пребудет с тобой мыло»[26]. Мэтти подарил его, когда мы сходили на «Возвращение джедая». Кино я не оценила и сказала ему, что зря потратила два часа. Хотя мама разделяла мое мнение, вслух она похвалила фильм. «Мне очень понравилось».
В награду ей достался фартук. По-моему, выбор подарка говорил о том, что Мэтти женоненавистник. Тот парировал, что еще сделает из меня леди.
– Подай мне томатную пасту.
Я достала банку из холодильника, и мама добавила ложку пасты в кастрюлю.
– Орегано?
– Держи.
Бытовая зарисовка, как на картинах Нормана Роквелла[27]. Правда, только с виду. Полотно пошло трещинами, и, если приглядеться, видно, как я сжала челюсти, а мама смотрит невидящим взглядом.
Она неаккуратно положила крышку от кастрюли на упаковку с приправами. Травяная пыль засыпала столешницу.
– Проклятие!
Мама редко позволяла себе ругательства, но если ругалась, то как истинная американка.
Я кинулась за тряпкой и заметила над раковиной новый стикер. «Вера двигает горы. Сомнение их создает». Несложно догадаться, что имелось в виду.
– Из головы не выходят показания свидетелей, – сказала мама Линде несколькими днями раньше. Они говорили громко, так что слышно было в моей комнате. – Я так с ума сойду.
– Хватит, Эми.
– Легко сказать.
– Не думаешь же ты, что твой любимый – убийца?
– Конечно, нет, – ответила мама, но слова расходились с интонацией.
Я ее почти ненавидела. Почему она ему не доверяла? Зачем вечно думать о плохом?
Мэтти скоро вернется и наверняка заметит ее сомнения. Я помнила, как он отреагировал на допрос по поводу вещей в его квартире. Что он скажет на расспросы об убийствах?
Если я его потеряю, виновата будет только она.
Я читала «Убить пересмешника». Только что дошла до места, где судья Тейлор говорит, что люди видят то, что хотят увидеть.
Что делает мама? Все время видит в Мэтти плохое, потому что хочет видеть?
– Что с тобой не так? – Я ворвалась в комнату, как тропический шторм, который за год до этого унес сотню жизней в Кабо-Верде. – Зачем ты портишь лучшее, что у нас есть?
– Послушай свою дочь, Амелия, – посоветовала Линда.
В вынашивании обиды есть извращенное удовольствие. Вытирая со стола рассыпавшуюся приправу, я искоса поглядывала на маму в надежде, что она заметит мое плохое настроение и спросит, что случилось. Поэтому, когда она этого не сделала, было вдвойне обидно, как в тот раз, когда Мэтти не дал мне посмотреть «Джим все починит».
Доносящееся из приемника нудное описание новорожденного теленка прервал экстренный выпуск новостей. Мама прибавила громкость.
Можно подумать, что я все путаю, но я точно помню, как меня пробрала дрожь. Плохое предчувствие пронзило сотней иголочек. Дежавю. Хотя как я могла знать, что нам предстояло услышать?
«Полиция считает, что Тень может совершать преступления в Ирландии…»
Мама что-то прошептала.
– Что? – переспросила я, хотя в ее шепоте угадывалось «Почему?».
«У реки в Грейстоуне найден труп восьмилетней девочки из округа Уиклоу. Последний раз ее видели, когда она разговаривала с хорошо одетым мужчиной, который искал свою пропавшую собаку».
Мама побелела. Сковорода упала на пол. Красный, как кровь, соус забрызгал стены.
Глава 41
На фоне неба неровной линией вырисовывалась тюрьма Бэттлмаут. Башни, трубы, красный викторианский кирпич. Непроницаемые стены в пять метров толщиной.
Замечу, что о других тюрьмах говорили то же самое. Например, о Хантерсвилле, тюрьме строгого режима в Южном Лондоне. Считалось, что охрана там работает на высшем уровне, однако это не помешало известному серийному убийце сбежать через крышу.
Когда Мэтти провел в заключении около полугода, в тюрьме произошел бунт, на подавление которого ушло почти полтора месяца. Разъяренные зэки – им надоело сидеть взаперти в камерах по двадцать четыре часа в сутки – захватили сначала часовню, а затем и все здание. Страшная кровавая драма. Заключенные в масках избивали тюремщиков палками и огнетушителями. Не знаю всех подробностей, известно только, что, когда порядок восстановили, Мэтти пропал. Пока другие заключенные бунтовали, он на своей койке преспокойно читал роман Джеймса Паттерсона[28]. А когда бунт подавили и все вернулись по камерам, – исчез. Никто так и не выяснил, как это произошло.
В шесть утра, зайдя в столовую за кофе, его обнаружила тюремный психолог. Мэтти сидел у стены, вытянув ноги. Вероятно, провел там всю ночь. Рядом стояла миска недоеденной лапши. Закончив с Паттерсоном, он перешел к Фредерику Форсайту