Этому вопросу посвящены целые книги. С ним связано множество моментов, которые я не буду рассматривать здесь отдельно. Например, имеет ли значение близость родства животных с человеком? А то, насколько они чувствительны к боли (судя по тому, что нам известно)? И что насчет размера, привлекательности и харизмы? Намного больше людей обеспокоены исследованиями с участием кошек и лошадей, чем экспериментами с мышами, змеями и уж тем более тараканами. Оправдано ли это с этической точки зрения?
На мой взгляд, человеческая история — это путь к познанию самих себя и окружающего нас мира. Знания не только обладают собственной непреложной внутренней ценностью, но и помогают нам делать этот мир лучше.
Но мы не должны забывать, что животные — это живые, дышащие существа. Они в той или иной мере обладают самосознанием, и почти все они могут чувствовать боль. По моему мнению, в процессе поиска знаний вполне приемлемо причинять животным небольшие неудобства. Кошек не слишком обременит ошейник, который на какое-то время вызовет легкий зуд.
Что же до более серьезных уровней дискомфорта, связанных с болью и даже возможной гибелью животного, они требуют твердого обоснования с точки зрения результата — тех знаний, которые мы надеемся приобрести. Более того, если исследование себя оправдывает, должны быть предприняты все возможные меры, чтобы свести к минимуму страдания и боль животных. Эти вопросы рассматриваются на заседаниях комиссий по этике, в чьи обязанности входит согласование всех исследований с участием животных, которые проводятся университетами, государственными организациями, зоопарками и тому подобными учреждениями. Конечно, это очень субъективный подход: у людей разное представление о пределах допустимого. Есть те, кто считает неприемлемым заставлять кошку носить раздражающий ее ошейник только для того, чтобы узнать, где она гуляет. Лучше всего оценивать каждый эксперимент, исходя из контекста: что мы получим в результате и какую цену за это заплатит объект исследований?
В случае с исследованием Макгрегора нам интересна не только жизнь кошек, скрытая от наших глаз. Полученная информация поможет нам понять, какое влияние кошки оказывают на окружающую среду, и, если оно окажется пагубным, предложить решение проблемы. Поймать кошек в ловушки достаточно сложно, особенно когда это требуется сделать повторно и никаких других возможностей для отлова этих недоверчивых диких животных не существует. К тому же команда Макгрегора сделала все от них зависящее, чтобы обеспечить подопечным безопасность и свести к минимуму причиненные неудобства. Самой значительной травмой стали синяки в том месте, куда попадал дротик. По-моему, полученные знания оправдывают испуг и легкую боль, нанесенную нескольким кошкам. Но далеко не все со мной согласятся.
А теперь давайте вернемся к Салли и Брангуль.
Как только кошки попадали в руки к исследователям, те быстро надевали на них ошейники с маленькими камерами. Это не были камеры, изобретенные Национальным географическим обществом, — проект начался еще до того, как Лойд опубликовала свою работу. Долгие годы Макгрегор пытался убедить кого-нибудь из инженеров и изобретателей создать компактную камеру, но все бесполезно. Поэтому он решил взять дело в свои руки.
Первая попытка была очень простой: он закрепил на кошачий ошейник экшен-камеру GoPro, которая могла вести съемку с течение двух часов[152] и только в дневное время. Что в итоге? «Я получил потрясающие видеоматериалы! Охота на ящериц и перепелок. Прыжки с камня на камень. По съемкам я даже сумел определить, где кот справил нужду, а потом сходил и собрал образцы фекалий на анализ».
Макгрегор увлекся. Для него не имело никакого значения, что последующие шесть попыток закончились неудачей: первые две кошки проспали все время съемок, в другом случае камера дала сбой, еще одна кошка вела себя активно, но ничего нельзя было разобрать из-за темноты, потом снова сбой в работе и опять дремлющая кошка.
Макгрегор не отступал. Он модифицировал камеры и сделал их еще лучше, добавив режим ночной съемки и датчик движения, чтобы они останавливали съемку, когда кошка не двигается. Даже после всего этого только одна из трех попыток давала желаемый результат.
Но что это был за результат! Мама-кошка играет со своими котятами! Кот поднимается на холм, чтобы встретить рассвет!
Кроме того, Макгрегор закрепил GPS-датчики на 32 кошках, чтобы отслеживать их передвижения. Информация, полученная от этих устройств, позволила Макгрегору понять, действительно ли кошки предпочитают открытые пространства. Так оно и оказалось: кошки отдавали предпочтение тем участкам, где трава пониже или где недавно случился сильный пожар, поскольку на таких территориях живности некуда спрятаться.
Всегда приятно собрать сведения и обнаружить именно то, на что рассчитывал. Еще увлекательнее узнать что-то, чего раньше не знал. Но лучше всего выяснить то, о чем даже не задумывался. Именно это и случилось, когда Макгрегор начал изучать данные с GPS-устройств.
Под индивидуальным ареалом принято понимать участок, на котором животное ведет свою обычную повседневную жизнедеятельность. Подопечные Макгрегора в целом обходили такую же широкую территорию, что и другие одичавшие кошки: коты в среднем по 800 гектаров, а кошки в два раза меньше. Но семеро из них сделали то, что до сих пор не было замечено ни за одним из представителей Felis catus. Они внезапно пустились в путь и быстро двинулись по прямой, удаляясь от своего индивидуального ареала примерно на 25 километров (при этом и дни, и территория, куда направлялась каждая из кошек, были разными). Добравшись до места, они в среднем по 15 дней бродили по округе — словно там их второй индивидуальный участок, — прежде чем вернуться на свою территорию.
Зачем кошке покидать территорию, которую она хорошо знает, и напрямик (в одном из случаев линия была настолько ровной, что Макгрегор даже заподозрил поломку прибора) нестись куда-то, где она, вероятнее всего, никогда раньше не бывала? Ответ прост: кошки путешествовали туда, где незадолго до этого бушевали сильные пожары. Большинство из них случилось в течение двух предшествующих месяцев — самый короткий промежуток составил пять дней после бедствия, — и чем меньше времени прошло с момента пожара, тем дольше оставались там кошки перед возвращением домой.
Внимательный анализ показал, что кошки ведут себя подобным образом только в случае интенсивных пожаров, когда все деревья сгорели дотла, а на земле не осталось ни одного не тронутого огнем участка. Макгрегор изучил данные приборов и выяснил, что почти все кошки, чей ареал обитания находился в радиусе 12 километров от места интенсивного пожара, посещали выгоревшую территорию. В отличие от них ни одна из 22 кошек, чей ареал располагался в 12 километрах от места небольшого пожара, не пошла на разведку.
Эти удивительные путешествия вызывают два вопроса. Во-первых, зачем кошки уходят так далеко от своих привычных охотничьих угодий? Ответ: за новыми возможностями. В районах разрушительных пожаров бóльшая часть растительности сгорает дотла: представьте себе почерневшую равнину с кучами пепла и торчащими повсюду обугленными пнями. Мышкам и другим местным зверькам, которые пережили стихийное бедствие — а многие животные неплохо справляются с поиском укрытий и могут пережить даже самый крупный пожар, — теперь почти негде спрятаться. Для кошки это все равно что шведский стол с разложенными на нем яствами — только лапку протяни.
Проверить эту гипотезу, конечно же, трудно. Макгрегор совершенно ничего не знал о таких походах до начала исследования, поэтому ему не удалось понаблюдать за охотой. Зато другое исследование, предпринятое Макгрегором и его коллегами, обеспечило их необходимыми доказательствами. Ученые сожгли один участок территории, а второй, контрольный, оставили нетронутым, после чего стали наблюдать за выживаемостью грызунов. Сам пожар не повлиял на уровень смертности, но впоследствии грызуны на выжженной территории гораздо чаще гибли из-за нападений хищников.
Второй вопрос более сложный. Кошки направлялись прямо к выгоревшим территориям, иногда через несколько месяцев после пожара. Откуда они знали, что где-то далеко от них бушевал огонь, и как им удавалось найти дорогу к этому месту спустя так много времени? Макгрегор сразу вычеркнул несколько вариантов: кошки заметили красные всполохи огня и дым на горизонте; они уловили запах дыма или пепла; они видели, как животные бегут от пожара (хищные птицы славятся тем, что ловят спасающихся от стихии зверей).
Все эти объяснения возможны, но у каждого из них есть недостатки. Если кошки видели пожар или наблюдали за бегством других животных, они должны были много дней или даже месяцев помнить о том, где это произошло. Не исключено, однако, что они полагались вовсе не на память, а ориентировались по запаху, который чувствовали еще долгое время после пожара. Но неужели спустя несколько месяцев этот запах был настолько силен, что кошки чуяли его источник? И правда ли они могут по стойкому душку гари отличить большой пожар, который их привлекает, от легкого, к которому они безразличны?
Точно мы этого не знаем, но Макгрегор проследил путь одного из котов, который забрался на вершину холма и провел там несколько часов, а потом пошел прямо к выгоревшему участку, расположенному на расстоянии примерно восьми километров. Видел ли он следы, оставленные огнем? Или же он ориентировался по запаху? Кто знает! Макгрегор считает, что такое поисковое поведение может быть ключом к ответу, о чем свидетельствуют многочисленные видеозаписи, на которых кошки проводят «много времени, пристально глядя куда-то вдаль. Иногда все это напоминает кадры из „Короля Льва“».
Исследование Макгрегора с применением миниатюрных камер дополнило информацию, полученную при помощи GPS-датчиков. В течение трех лет 13 кошек успели поносить такую камеру на шее, и порой не раз; за 23 подхода они отсняли 809 часов пригодных для изучения материалов. Австралийские кошки активно проводили 47 % времени, примерно как и одичавшие кошки на фермах в Иллинойсе, но значительно больше, чем домашние питомцы из Иллинойса или Джорджии.