– Зачем же ты поехал?
– Я не поехал. Меня послали.
– Послали? Кто?
– Отец. – Он сунул травинку в рот. – Когда мы с Леви сказали ему, что хотим разводить лошадей, он ответил, что даст нам денег и вообще во всем поможет, если мы научимся правильно вести дело.
– Этому учат в колледже? Коул коротко улыбнулся.
– Отец решил, что нам нужно завязать связи на Востоке, – познакомиться с богачами, которые захотят тратить деньги на наших лошадей. Один из нас должен был отправиться в его альма-матер и вращаться там среди детей элиты, а другой – отработать два года у дяди Даниела.
– У тебя есть дядя?
– Да, разводит породистых лошадей в Иллинойсе. Папа велел нам самим решать, кто куда поедет. Несколько дней мы спорили чуть не до драки, наконец решили бросить жребий.
– И?..
– И я проиграл. – Он закинул руки за голову и стал смотреть в небо, на прозрачные легкие облака. – Леви поехал в Чикаго, в Иллинойс, а я – в штат Нью-Джерси, в Принстон. Бог ты мой, как я ненавидел эту дыру! Я сразу понял, что среди золотой молодежи мне друзей не найти.
– Почему?
– У нас не было ничего общего. Ни один из них и одного дня не проработал, а я понятия не имел, как вести себя в светском обществе. Я старательно учился, но это было нелегко.
– Да, трудно представить тебя танцующим на университетских вечеринках.
– Ошибаешься, танцевать я любил, – улыбнулся Коул.
– А-а, – понимающе кивнула Стефани. – Я так и знала, что ты был дамским угодником.
– Мне нравились танцы, а не женщины. Женщины там были еще хуже мужчин. Думали только о своем положении в обществе. Каждая вечеринка превращалась в поле битвы.
– Если тебе не нравились ни женщины, ни мужчины, ты, наверно, был страшно одинок.
– Так и было, пока я не повстречал старую подругу нашей Кейт. – Коул повернулся на бок и, опершись на локоть, вынул травинку изо рта. – Если бы Кейт узнала, она бы с меня живьем шкуру содрала.
– Почему?
– Рози... ну, она держит бордель.
Стефани так и села.
– И Кейт с ней дружит?
– Они много лет не виделись. Когда Кейт приехала в Вайоминг, здесь было очень мало женщин. Кейт говорит, что Рози спасла ее от одиночества и она у нее в неоплатном долгу. – Он лукаво улыбнулся. – И я тоже. Ты не представляешь, скольких друзей я обрел, водя их в заведение Рози. Работа благодаря мне так и кипела. Рози даже шутя предлагала мне войти с ней в долю. Она разрешала мне возить девушек на гуляния, на пикники или просто сидеть и болтать с ними о всякой всячине. Так я спасался от одиночества.
– А отцовский наказ ты выполнил?
– Конечно. Мы продали множество лошадей людям, с которыми я тогда завязал контакты. И потом, я получил очень неплохое образование, – прибавил он, грустно улыбнувшись. – И еще я понял, что никогда в жизни не стану якшаться с богатыми – разве что лошадей им продавать. Лучше встретиться с разъяренным гризли, чем с богатой дамочкой.
Тут взгляд Коула упал на травинку у него в руке, и он нахмурился.
– Однако мы заболтались и забыли о возмездии.
Стефани не успела шевельнуться, как оказалась придавлена к земле всей тяжестью тела Коула.
– Правосудие на Западе беспощадно, – повторил он и начал щекотать ей верхнюю губу травинкой.
Стефани мотала головой, но не могла увернуться. Наконец она поняла, что больше не выдержит, – и тут он убрал травинку и от души расхохотался, глядя, как она беспомощно дергается и морщит нос.
– Пора запомнить, я никогда не остаюсь в долгу!
– Коул, дай мне почесаться, пока я не свихнулась! – почти прорыдала она.
– А где у тебя чешется? Здесь? – Он прикоснулся губами к ее переносице. – Здесь? – Он поцеловал ее бровь. – Нет, я знаю, где. – Его усы ласково пощекотали уголок ее рта, и губы приникли к ее губам в нежном, но настойчивом поцелуе.
«Это становится хорошей привычкой», – успела подумать Стефани.
Коул начал вынимать заколки одну за другой. Освобожденные волосы раскинулись по плечам шелковистыми волнами. Вдруг его охватило неудержимое желание овладеть ею прямо здесь, на траве, горячей от солнца, – и плевать на последствия! Он осторожно дотронулся до ее груди... и в этот миг Сумрак приветственно заржал.
Одним движением Коул вскочил на ноги.
– Это, должно быть, Чарли и Джош.
Стефани ошарашенно моргала. Коул робко протянул руку и высыпал на ее ладонь шпильки.
– Не стоит бросать их здесь, – пробормотал он.
Глядя ей в лицо, Коул едва сдержал стон. Ее коса растрепалась, раскрасневшееся лицо обрамляли пряди волос, а глаза сверкали, словно два изумруда. Она была так прекрасна, что ему хотелось только одного – сжать ее в объятиях и закончить начатое. Она торопливо и умело подбирала волосы, а желание по-прежнему пульсировало в нем глухими, частыми ударами. Он больше не вспоминал о том, что вообще не имел права ее трогать.
Вдруг Стефани широко раскрыла глаза.
– Коул, там, за деревьями, что-то шевелится! Смотри, опять!
Коул взглянул на осиновую рощицу. Зорька заржала – и из рощи донеслось ответное ржание.
– Ах, черт, это же они! – Коул нахлобучил шляпу и бегом пустился к лошадям.
Должно быть, их-то и подзывал Сумрак.
– Глупые животные! – проворчала Стефани, поднимаясь на ноги. – Не могли пять минут подождать!
Догнав Коула уже под деревьями, Стефани увидела лошадей, которые помахивали хвостами и косились на пришельцев. Затем, когда ее глаза привыкли к полумраку, она разглядела, что крупная гнедая кобыла загораживает собой жеребенка. Малыш наступил на сброшенные оленьи рога, и его копыто застряло между костяных отростков словно в капкане. Хотя нога доставала до земли, ходить он практически не мог. Жеребенок был постарше Мечтателя, но страшно изможден: кожа да кости.
– Ой, бедняжка! – Стефани бросилась к малышу.
– Не подходи! – Коул схватил ее за плечо. – Она не позволит тебе его трогать. Принеси-ка мне веревку.
Стефани побежала обратно, отвязала от седла Коула веревку и со всех ног бросилась назад.
Коул тихо разговаривал с кобылой, похлопывая ее по шее.
– Бедная моя старушка, не бойся. Мы не тронем ни тебя, ни Светлячка. Мы просто отведем его домой. – Тем же успокаивающим тоном Коул обратился к Стефани: – Неважно, что ты говоришь, главное – говорить мягко и ласково. – Осторожно, не делая резких движений, он взял у нее из рук веревку и обвязал вокруг шеи кобылы. – Они понимают тон, а не слова, – добавил он и вывел Королеву из рощи.
Остальные лошади пошли за ней. Стефани тревожно следила за жеребенком. Он с трудом ковылял по траве, волоча на ноге тяжелый груз.
Когда процессия вышла на луг, подъехали Чарли и Джош.
– Ах, мать... гм... – Чарли вспомнил, что рядом Стефани, и осекся. – Теперь-то ясно, почему он не спустился с гор. А Королева, как только смогла, отправилась его искать.
– Стефани, – сказал Коул, – подержи Королеву, пока мы займемся Светлячком. Джош, не сходи с Заплатки и отгони остальных подальше. – Он нахмурился. – Чарли, готов?
Стефани развернула кобылу спиной к мужчинам, чтобы она не видела, как жеребенка валят на землю. Выругавшись сквозь зубы, Коул взялся обеими руками за рога, потянул – и сдернул. Затем ощупал ногу жеребенка и вздохнул с облегчением.
– С ногой все в порядке.
Чарли и Коул отошли – но жеребенок лежал на земле, не в силах подняться.
Стефани отпустила Королеву. Кобыла подбежала к сыну и ласково ткнула его носом. Жеребенок поднялся на дрожащих ногах и повернулся к материнскому боку.
Чарли грустно смотрел на мать и сына.
– Они слишком долго не виделись. У нее пропало молоко. Если бы мы могли влить в него хоть немного...
– У Зорьки есть молоко, – Стефани с надеждой смотрела на мужчин. – Как вы думаете, она покормит его?
Чарли приподнял шляпу и почесал макушку.
– Кто ее знает? Может, и согласится, но уговаривать придется долго. Давайте пообедаем, дадим ему оправиться и посмотрим, как он.
Спустя время жеребенку стало получше, но Коул с Чарли все равно решили подвести его к Зорьке. Скоро Стефани поняла, почему они сомневались в успехе: кобыла ясно дала понять, что не собирается кормить чужих жеребят. Ее стреножили и привязали к дереву, но, стоило Чарли подвести к ней жеребенка, она начала отчаянно брыкаться.
Стараясь удержать ее на месте, Коул обвил мощной рукой ее шею и сдавил. Зорька захрипела, глаза ее закатились. Коул сдавил сильнее – лошадь в бешенстве мотнула головой и укусила его в спину.
Услышав громкие проклятия, Стефани передала Джошу повод Королевы и подошла к мужчинам и ласково положила руку на покрытый пеной бок Зорьки.
– Может, она послушается меня? – сказала она спокойно.
– Черт побери, Стефани, тебе здесь не место. Отойди!
– Она мне верит. Может быть...
– Нет! – взорвался он. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
– Среди всех тупиц и идиотов мира ты, наверно, самый большой дурак! – разозлилась и Стефани. – Чем больше ты над ней измываешься, тем отчаянней она сопротивляется. Ты что, не видишь, что напугал ее до полусмерти? – Она оттолкнула его руку. – Отойди, дубовая башка.
Глаза Коула загорелись гневом, под кожей заходили желваки.
– Знаешь, Коул, – подал голос Чарли, – стоит попробовать. Мы же ничего не теряем. Мы всегда успеем оттащить кобылу, если у Стефани не получится.
Сжав губы, Коул отошел в сторону.
– Черт с тобой, иди. Пробуй. Но учти: если она тебя лягнет, жалеть не стану.
Пропустив мимо ушей его выпад, Стефани тихонько заговорила с Зорькой. Одной рукой она взялась за уздечку, а другой гладила кобылу по морде.
– Ну, ну, Зоренька, он тебя больше не тронет. Я с тобой, все будет хорошо. – Стефани помнила, что для лошади тон важнее слов, и говорила успокаивающе, но очень твердо. – Не бойся, мое солнышко, я тебя никому не дам в обиду.
От ее голоса Зорька и впрямь присмирела, и скоро Чарли смог осторожно подвести Светлячка. Жеребенок начал жадно сосать, и Чарли тут же отошел. А Стефани все говорила – любые глупости, все, что приходило в голову, гладила, успокаивала и не обращала внимания на злость Коула и усмешку Чарли.