А может, она брела наугад, пока ее не одолел холод?.. Нет, нельзя думать об этом! Нельзя поддаваться отчаянию! Время дорого, силы Сумрака на исходе.
Казалось, он уже несколько часов плутает среди воющего ветра и бьющего в лицо снега. Вдруг из белой тьмы с отчаянным лаем вынырнул Сэм. Увидев Коула и Сумрака, пес бросился назад.
Коул поскакал на взволнованный лай. Сэм привел его к снежному холмику. Спешившись, Коул начал разрывать руками снег. Там была Стефани. Она лежала с закрытыми глазами и не шевелилась.
Он взял ее на руки, и она застонала. Немыслимая радость охватила его: она жива! Но, судя по смертельной бледности щек, жизнь в ней еле теплилась.
Метель скрывала все приметы, и Коул не мог точно определить, где он. Но, должно быть, сторожка недалеко. Надеясь, что он не ошибся, Коул взвалил Стефани на плечо и попытался успокоить Сумрака.
Драгоценная ноша дважды соскальзывала с его плеча, когда испуганный конь кидался в сторону, но наконец Коул сумел схватить поводья. Если Сумрак убежит, они обречены. Наконец невероятным усилием ему удалось влезть в седло со Стефани на руках.
Теперь перед ним встал новый вопрос: как добраться до сторожки? Может, Сэм найдет дорогу – но как объяснить ему, что от него требуется? Вдруг Коул вспомнил рассказ Джоша, как Сэм ловил в сторожке мышей. И ловил-то совсем недавно, сегодня утром. Ладно, пускай это безумие, но...
– Сэм, ищи мышь!
Пес склонил голову набок, всматриваясь в хозяина и силясь его понять.
– Сэм, ищи мышь! – повторил Коул, чувствуя себя круглым дураком. Смешно надеяться, что пес поймет его, но другого выхода нет.
Глазами, полными надежды, Коул смотрел на собаку. Наконец Сэм повернулся и исчез во тьме.
Метель брала свое. Сэм больше не убегал вперед: он трусил перед носом Сумрака, а тот послушно шел за ним, как будто понимал, что пес ведет их к спасению. Несколько раз конь спотыкался о покрытые снегом камни, но удерживался на ногах.
У Коула окоченели руки. Скоро он не сможет держать Стефани. Он уже начал бояться, что Сэм его не понял, как вдруг из пелены снега проступили очертания дома. С громадным облегчением Коул направил Сумрака в пристроенный к домику сарай. Сэм, тяжело дыша, вбежал следом и упал на охапку соломы. У него под носом прошмыгнула мышь, но он даже головы не повернул.
Коул понимал, что со Стефани ему с коня не сойти. Свесившись так низко, как только мог, он опустил ее на пол, придерживая за вялые, безжизненные руки. Затем, приложив всю свою силу, оттолкнул ее подальше от копыт Сумрака. Она упала с глухим стуком, от которого Коул вздрогнул. Он спешился, вытащил из-за седла одеяло, накрыл им Стефани и занялся Сумраком. Конь совсем обессилел, а Коул знал, что их жизнь зависит от того, сможет ли Сумрак довезти их до дома. Он расседлал жеребца и, насухо обтерев его пучком соломы, подвел к охапке сена, хранившейся здесь на всякий случай. Сэм уже свернулся клубочком и похрапывал. Коул вздохнул, с благодарностью глядя на своих верных друзей.
Несколько минут он провозился со щеколдой, прежде чем смог войти. Уложив Стефани на единственную койку, он стянул перчатки и развел огонь. Спасибо Чарли: это он следит за запасом дров в сторожке.
Сухие поленья быстро разгорелись, и Коул вернулся к Стефани. Он с радостью увидел, что мертвенно-белых пятен – признаков обморожения – на ее коже нет. Дождавшись, пока в комнате станет тепло, Коул снял с нее ботинки и стал осторожно растирать лицо, руки и ноги, чтобы заставить кровь прихлынуть и согреть их.
Но она лежала как мертвая. Коул был уже близок к отчаянию, когда она вдруг простонала:
– Джеймс, мне больно. Помоги мне!
Коул поморщился: он знал, как нестерпима эта боль. У него самого тоже ломило руки и ноги.
– Пожалуйста, Джеймс, мне так холодно!
Коул разулся и повесил свое пальто на спинку стула. Затем откинул одеяло. Спасибо капюшону, по крайней мере волосы у нее сухие. Прошло несколько минут, прежде чем он смог непослушными, одеревеневшими пальцами снять с нее насквозь промокшую одежду.
Затем он подвинул ее к краю кровати, вытащил из-под нее второе одеяло, лег рядом, укрыл ее и укрылся сам. Стефани стонала и металась: ей было больно.
Коул обнял ее, прижал к себе и начал гладить по голове, шепча:
– Ш-ш-ш... Все в порядке. Ты в безопасности. Ш-ш...
Он повторял это, пока она не затихла в его объятиях. Вскоре по телу Коула разлилось приятное тепло, и он тоже погрузился в сон.
Он проснулся через несколько часов. В комнате было темно, за стеной выл и стонал ветер. Коул высвободился из объятий Стефани, выглянул в окно и тихо выругался: буря разыгралась еще пуще, даже сарай совсем замело.
Нахмурившись, он подошел к печке. Огонь погас – он и проснулся-то, наверно, из-за холода. Коул разворошил угли, подбросил дров, и пламя разгорелось с новой силой.
Коул разыскал фонарь, зажег его от лучины, стоявшей в банке на печи, и задумался. Возле ящика со щепой лежал наточенный топор, а у противоположной стены была сложена поленница высотой до потолка. По крайней мере, они не замерзнут. Открыв ящик с провизией, Коул покачал головой: еды им хватит на несколько дней, но он помнил метели, продолжавшиеся неделю и даже больше.
Стефани снова забормотала во сне:
– Надо идти. Надо бежать.
Коул подошел к ней и прислушался.
– Я люблю тебя, Джеймс. Некогда прощаться. Надо бежать, пока он не схватил меня... – Ее шепот оборвался, раздался долгий, тяжкий стон.
Коул присел на кровать и осторожно дотронулся до ее плеча.
– Стефани!
Она открыла глаза и в ужасе обвела взглядом комнату, затем вздохнула.
– Ой, это ты. – Ее глаза вновь закрылись. – Не уходи, Коул.
Он убрал с ее щеки прядь шелковистых волос.
– Я не уйду.
– С тобой так спокойно, – пробормотала она и потерлась щекой о его шершавую ладонь.
Коул беззвучно, невесело засмеялся. Как она заблуждается! Как глубоко она заблуждается!
Он подбросил в печку дров, задул фонарь и снова лег. Стефани придвинулась к нему, и он машинально обнял ее. Пламя освещало ее лицо, и черные круги под глазами напомнили Коулу, как близка она была к смерти.
Ее рука лежала у него на груди, и блики огня играли на золотом кольце. Странно, что после потери памяти она сразу надела кольцо на правую руку. Может, оно вообще не обручальное? Или она подсознательно пытается скрыть неудачное замужество? Может, Джеймс – ее любовник, и она бежала от жестокого мужа? Но, как бы там ни было, она любит Джеймса. Размышляя об этом, Коул прижимал ее к себе все крепче и крепче, и тупая боль вгрызалась ему в сердце.
19
Проснувшись, Стефани услышала вой ветра. Как странно: она помнит, что заснула в снегу – а теперь ей тепло и уютно, и она крепкой, точно стальной хваткой прижата к теплой и прочной стене.
Стефани разлепила веки – и увидела пуговицу. Пуговица? Она скользнула взглядом выше – и обнаружила волевой подбородок, поросший щетиной.
– Коул!
Он лениво открыл глаза и улыбнулся ей.
– А кого ты ожидала увидеть?
– Никого. Мне до сих пор не доводилось спать с мужчинами.
– Ты уверена? Ты так уютно устроилась! Стефани вдруг заметила, что обнимает Коула, а ее нога лежит на его согнутых коленях.
– Ой! – Она залилась краской и поспешно отодвинулась. – Извини, ради Бога. Мне так неудобно...
– А мне нет.
Так и не придумав достойного ответа, Стефани выглянула из-за плеча Коула и изумленно воззрилась на незнакомую комнату.
– Где это мы?
– М-м-м?.. – Коул был поглощен созерцанием бьющейся на ее тонкой шее голубой жилки.
– Я спросила, где мы. – Она нахмурилась. – И почему мы здесь?
Коулу хотелось покрыть ее шею поцелуями, но он совладал с собой.
– Это сторожка: здесь мы останавливаемся, когда загоняем скот. Сюда было добраться легче, чем домой.
– А как мы здесь оказались?
Коул вздохнул и рывком встал с кровати. Иначе против соблазна не устоять!
– Мы приехали на Сумраке, а вел нас верный Сэм. – Он грустно улыбнулся. – Повезло нам с Сэмом: что бы вокруг ни творилось, он всегда готов играть.
Коул рассказал Стефани, как Сэм привел их в убежище. Когда он закончил рассказ, Стефани слабо улыбнулась.
– Джош никогда не даст нам это забыть. – Вдруг в ее глазах отразился ужас. – Зорька! Она...
– Дома и в безопасности. Я не проехал и четверти часа, как ее встретил: она во весь опор неслась к конюшне. Я даже не стал ее останавливать. Не волнуйся, она наверняка уже дома. – Коул очень надеялся, что не ошибся.
– Не понимаю, – сев на кровати, вдруг сказала Стефани. – Я же ехала минут сорок, не больше. А потом еще повернула назад.
Коул, подбрасывавший в очаг дрова, обернулся и вопросительно посмотрел на нее.
– И что же?
– Почему мы не поехали домой?
– Я искал тебя почти час, – объяснил Коул, роясь в ящике с консервами. – Сумрак не прошел бы и половины обратного пути. Просто чудо, что мы сюда добрались и не свалились по дороге. – Он торжественно извлек из ящика жестяную банку бобов. – Ваш обед, мадам.
– Скорее, ужин.
– Ты проспала почти двадцать часов. Сейчас, должно быть, около полудня: с рассвета я уже дважды подбрасывал дрова в камин.
– Двадцать часов? Не может быть! Я никогда столько не спала...
– Стеф, вчера ты чуть не замерзла в снегу. Тебе потребовалось время, чтобы восстановить силы.
Несколько минут Стефани молча старалась привести в порядок мысли.
– Извини за ботинки, – наконец сказала она. – Я хотела устроить сюрприз. – Она попыталась улыбнуться, но губы ее задрожали. – Похоже, сюрприз получился что надо.
Коулу безумно хотелось поцеловать ее и еще, и еще раз, пока ей не расхочется плакать.
– Стеф, я тогда погорячился. Подумаешь, ботинки! Их еще можно починить... и вообще, неужели какие-то несчастные ботинки стоят твоей жизни? – Он повернулся к огню и занялся своей стряпней. – Здесь не очень-то тепло, даже когда натоплено. По-моему, тебе лучше одеться.