От смешного до великого — страница 11 из 12

В медвежьей шерсти тряслась Блоха. —

Поклёп, насмешки и прочий срам!

– И соли в баснях злорадных нет, —

Заметил Заяц, не пряча взор. —

И Волк мне братик уж много лет,

А ты несёшь всё какой-то бред,

Что Заяц – трус… Мировой позор!

– А я, – взмахнула Лиса хвостом, —

Так терпелива и так добра,

Так даровита, скромна,

Притом,

Я числюсь в чине – о, да! – святом.

Личину пересмотреть пора!

– Пора и то, краснобай, учесть, —

Заговорил, назидая, Волк, —

Что Волки знают про мир и честь,

Вот расскажите про всё как есть,

И будет людям разумный толк.

И звери дружно запели в лад:

– Плохо иные о нас твердят,

Но есть и правда у нас в природе:

«Людишки лают, а волки ходят».

И грозно молвил Медведь баском

(Хоть старый, но мощный ещё):

– Поэт недобрый, прикинь, о ком

Ты чушь писал, клеветой влеком?!

Лесной народ весьма смущён!..

Как будто жители чащ глухих,

Зверьё устроило кутерьму.

– В пустой башке – недостойный стих!..

– Гляди, как он вновь надменно стих!

– Пора урок преподать ему!

Когда же шум ослабел, угас,

Когда иссяк ручеёк идей,

Медведь прорычал мне:

– Забудь про нас!

Пиши про племя смешных людей!

О Боже,

вот как наказан я!

Такое помнит ли даль веков!

У всех,

     понятно,

        тропа своя,

Но знал такую ль в своих краях

     Эзоп?

        Крылов?

            Или Михалков?

Деваться некуда. Песнь сложил.

«Не в годы оны, не в мраке чащ

Жил-был я… В новой квартире жил.

Компьютер был. И я не тужил.

И вот подходит ко мне сын наш.

(Шести годов удалец. Опора.

Защитник будет вернейший скоро!)

Сынок сказал мне:

– Отец, отец!

Я за компьютер, как ты, хочу…

Ну как откажешь?… Ишь, молодец!..

Звоночек звонкий!.. Любви птенец,

Прильнувший нежно щекой к плечу.

Уселся мигом на стул сынок,

Порхают пальчики так и сяк…

Вот на экране – какой-то блог,

Картинку вижу… Картинка – скок!

Стояло древо… Глядь, красный флаг!

Взглянул, сияя, сынок в лицо:

– Смелей с компьютером будь, смелей!

Решил я, гордый, грудь колесом:

– Какие кадры растут в семье!

И тут мой умница пальцем – хлоп!

И по экрану пронесся смерч…

Погасло всё… И забаве – стоп!

Малыш сбежал. Потираю лоб.

Итак, компьютеру – крышка,

смерть?…»

Народ лесной не спеша прочёл

Всю басню и смысл уловил её;

И хохотал, и шутками цвёл.

А ЛЮДИ?…

(Я в сочиненьи пример привёл.)

У них такое ж, как ВСТАРЬ, житьё.

Вознёсшийся комарПеревод И. Тертычного

Привольно средь гор вековечных житьё.

Раздолье для птиц!

И покой, и свобода!

Та птица летает,

а эта поёт.

А та вон —

подружек-свистулек зовёт…

Отрада для всякого птичьего рода!

Покой же хранит

ВСЕМОГУЩИЙ Орёл,

сидящий на чёрной скале одиноко.

И кто б ни летел,

ни сидел и ни шёл,

какой бы в ущелье цветок ни расцвёл, —

всё видит неспящее зоркое око.

Щебечут,

летят в поднебесную высь,

чирикают,

друг перед дружкою пляшут…

Тут счастье, и мир,

и довольство сошлись,

тут судьбы надёжно и нежно сплелись.

Житьё – загляденье.

Бывает ли краше!

У малых птенцов голубая мечта —

подняться повыше,

поближе к светилу!

Прекрасно, что стала мечтой высота,

просторы её и её красота,

и песня с небес

для любимых и милых.

Вот только КОМАР,

приземлённый жилец,

порывам таким не даёт одобренья.

Он злится, пищит;

он извёлся вконец.

То стайка летит…

то щебечет птенец…

то слышится дружное звонкое пенье…

И вот начинает настырно зудеть:

– Я тож-же крылат!

Я из рода летучих!

Я тож-же хотел бы под с-солнце взлететь,

за облаком белым красиво запеть.

Да ветер мешает,

мешают мне тучи.

Однако никто не отметил меня,

И нрав мой задорный,

и резкие речи…

Укус мой горяч,

словно искра огня.

Ужалить могу я корову, коня.

И зудом беспечных людей обеспечу.

Я ни перед кем не склоню головы.

Я гордый питомец великой свободы!

Забыл я словечко противное «Вы».

Властям никогда не скажу я: «Правы».

Скорее скажу: «Ненавижу, уроды!»

Видать, потому-то я у них не в чести.

Видать, потому-то меня задвигают…

А с кем им в грядущее смело идти?

А кто им туда приоткроет пути?

Вот то-то!..

Поплачут, плутая, узнают!

А я-то к высокому месту готов,

готов я к любому немалому делу!!!

И птицы,

наслушавшись выспренних слов,

решили предерзкому из комаров

во многих вопросах

довериться смело.

Нахал присмотрелся к укладу семьи;

подумывать стал он о собственной славе.

И час наступил:

– Там чертоги мои!

На чёрной скале, что так гордо стоит!

ГОСПОДСТВОВАТЬ вами

я, кажется, вправе!..

Ну что же… И птахи его,

Комара,

вздохнув, вознесли

на вершину утёса.

И стал он незваным соседом Орла.

(Хотя не имел ни когтей, ни пера.)

И стал на Орла он поглядывать косо.

Сидел на вершине и тонко пищал.

Пищал да пищал до рассвета,

зануда.

А ветер дохнул —

и зануда УПАЛ,

об острые камни живот разорвал.

И кровь потекла…

Столько крови!

Откуда?..

******

И что здесь добавишь?

Какие слова?

Тут впору задаться одним лишь вопросом:

поймут комары,

то, присвоив права,

не стоит соваться с преостреньким носом

к вершинам,

к утёсам?

Река, повернувшая вспятьПеревод И. Тертычного

Не первый век текла в степях

РЕКА —

то медленнее,

то, глядишь, бойчее.

И были тихим раем берега

для тех, кто в прошлом

породнился с нею.

Река поила тот и этот край.

Цвели луга

и колосились нивы.

Плодись,

     работай,

        воды озирай —

           и будешь жить

               с улыбкою счастливой.

И человек,

     и зверь,

        и муравей

           в ладу на берегах привольных жили

и радовались участи своей,

и то, что им положено,

вершили.

Но вот однажды бурю принесло

в спокойный мир неведомо откуда.

Свистели ветры над водою зло,

взбивали пену грязною запрудой,

взлетали вверх…

И у Реки большой

     померк рассудок,

        память помутилась.

Где ложь?..

     Где правда?..

        Где уклад простой?..

Перемешалось всё…

И всё забылось.

Былое устье —

ил сплошной и сор.

Прозрачная вода затмилась мутью…

Река несёт какой-то дикий вздор,

не связанный никак с живою сутью:

– Из века в век я трачу столько сил,

я на тебя работала не споря!

Никто, увы, того не оценил,

что стало ты благодаря мне

МОРЕМ!

Я извиваюсь,

   тороплюсь,

      бегу —

         даю тебе величие и славу.

Тружусь,

   тружусь,

      себя не берегу,

         чтоб ты не стало

             жалкой переправой…

Но Море,

   видевшее всё и вся,

      познавшее и славу,

         и искусы,

послушав речь,

   смолчало, пыл гася

       улыбкою на лике седоусом.

Тут в самый раз одуматься бы ей…

Река же взбеленилась,

забурлила:

– Воды я столько отдала своей!

Ни капли больше!!!

Как ты мне постыло!

– Да-с, так!

Да-с, с-совершенно так! —

ЗЛОВЕЩИЕ ей ветры подсвистели. —

Ты – дочь с-свободы!

Море – глушь и мрак!

С-стремись к с-свободе,

к благородной цели!..

И вот, КОВАРНОМУ совету вняв,

    Река решила вырваться на волю.

      Назад, назад…

– Не ценишь ты меня?

    Что ж, послужу Свободе,

      а не Морю!

Но воды вспять струиться не хотят,

    а вширь текут

       просторами степными,

          губя хлеба,

             сады,

                 привычный лад.

И это всё содеяно во имя?..

******

Теперь Река та

   вовсе НЕ РЕКА —

      болото.

Скажи, читатель,

на него глядеть охота?

И кто ликует от такого поворота?

Глупый осёлПеревод Р. Паля

Луну в реке Осёл увидел ночью

И ну кричать:

– Утонет! Караул!..

Был рыцарем Осёл тот, между прочим:

– Сейчас спасу! —

И сам в реку нырнул.

А что Луна?

По небесам гуляя

И отражаясь в дремлющей волне,

Она лишь усмехнулась, представляя

Осла того, лежащего на дне.

Корабль