От солнца к солнцу — страница 18 из 40

Потом я увидел, как закончивший смену Лямин поднялся из котлована и остановился на самом его краю, наблюдая за стрелой экскаватора, которым управлял Михаил Юрьевич. И Лямин тоже вынул часы…

* * *

Осенью, в октябре, я во второй раз приехал на стройку. Минуло только полгода, а ориентироваться уже стало сложновато. Фронт работ такой, что охватить его взглядом можно только с какой-нибудь возвышенности.

Влезаю на Могутову гору.

Внизу — котлован.

Весной могло показаться, что экскаваторы действуют беспорядочно: роют землю в разных концах долины, прогрызают траншеи в пересекающихся направлениях. И все это без особого как будто плана. А сейчас этот план виден: котлован приобрел определенную форму. Четко обозначились его границы. А где Отважное? Переехало. Забралось повыше — туда, где начинается лес. Но это уже не прежнее Отважное. Все дома новые.

На реке видна чуть проступающая из воды каменная гряда, которая начинается у берега и тянется метров на четыреста. Это и есть банкет, насыпанный зимой. Теперь понятно, зачем он нужен. По левую руку от дамбы река бурлит и мечется, по правую — тиха, словно озеро в безветренную погоду. Под защитой банкета можно работать на реке.

А что там делают?

В дно реки нужно вогнать больше десятка тысяч длинных и тяжелых железных свай особого профиля. Эти сваи — шпунты, тесно примыкая одна к другой, поставленные в три ряда, создадут три плотных подковообразных забора, которые упрутся концами в правый берег реки.

Пространство между заборами засыплют песком. Для чего все это? Вернее, против кого? Против опасного врага — внешней и грунтовой воды. Чтобы ни единая струйка не смогла просочиться.

Вбивает шпунтину в грунт молот плавучего парового копра. На реке несколько таких машин. Они напоминают башни подъемных кранов, установленные на понтоны. Звонко постукивают молоты. Забить обычную сваю и то нелегко… А шпунты — сваи фасонные. Те, что сейчас заколачивают, похожи на длинные корыта. Они так и называются корытообразными. Забор, составленный из них, волнист, и это, на языке техники, «придает конструкции большую жесткость». Сказав, что шпунтины тесно примыкают одна к другой, я был не совсем точен. Они не примыкают, а вдвигаются одна в другую. Для этого их боковые кромки имеют пазы и гребни. Гребень, вставленный в паз, образует глухой замок. И щелочки не остается для воды. Но зато как сложно забить в грунт это двадцатиметровое корыто! Неправильно ударишь — изогнется. Чуть перекосишь — гребень не войдет в паз. К тому же дно Волги каменистое. Иную шпунтину закоперщики бьют-бьют, молот падает и падает с большой высоты, обрушивая на сваю могучие удары. Не лезет. Видно, встретилась ей на дне каменная плита. В таких случаях говорят: коса на камень. Но на сей раз коса, похоже, покрепче. Закоперщики люди упрямые — загонят! Недаром у названия их профессии есть и второй смысл: зачинщик.

Железная шпунтовая стенка заметно удлиняется, выдвигаясь все дальше от берега. Затем она сделает поворот, пойдет параллельно берегу, снова повернет и примкнет к берегу. Высота стенки должна быть такой, чтобы вода не смогла захлестнуть ее даже в самое сильное половодье. На милосердие реки нельзя рассчитывать. И малые речушки бывают грозны. А это — Волга! Правда, последнее катастрофическое половодье было на Волге в 1926 году, и, значит, следующее предстоит, по подсчетам ученых, примерно через сто лет. А вдруг… Все должны предусмотреть строители, борясь с рекой.

Шпунтовой стены мало. У нее, собственно, подсобное назначение, так же как у банкета. Под его защитой вбивают шпунты. А под защитой шпунтов возводят перемычку, которая охватит котлован с трех сторон. Эту перемычку намывают из песка. Потребуется его более полутора миллионов кубометров. Где взять столько?

А вон с того острова, который именуется Телячьим. К его песчаному откосу уже приткнулись два земснаряда. Они вгрызаются в берег, всасывают песок, перемешанный с водой и гонят эту массу — пульпу — по трем дюкерам, которые были уложены на дно зимой. Концы трубопроводов выведены на правый берег. К ним присоединены другие трубы, лежащие на деревянной эстакаде. Она идет вдоль берега, а затем поворачивает и вдается в реку. Пульпа, проделав под напором путь в полтора километра, бьет мощной струей как раз в том месте, где начинается шпунтовая стенка. Песок, оседая на дно, образует насыпь. И происходит интересное. Вода укладывает песок, как заправский строитель: крупные частицы, как более тяжелые, ложатся вниз, в середину, мелкие и, следовательно, легкие-по бокам. А это именно и требуется для того, чтобы перемычка получилась прочной. Эстакада с трубами будет удаляться от берега вслед за шпунтами, рядом с которыми пойдет насыпь.

Все работы на воде подчинены одной цели: до весеннего паводка надежно, прочно оградить перемычкой намеченный прямоугольник реки. Сделают это, откачают воду. На дне образуется котлован. Спустятся экскаваторы, станут копать, как сейчас на берегу. А когда и береговая и донная части котлована достигнут сорокаметровой глубины, придут бетонщики. Приход бетонщиков в котлован — всегда большой праздник: они кладут фундамент гидростанции. И это уже не юность, это — зрелость стройки.


Начало темнеть. Панорама строительства, открывающаяся мне с Могутовой горы, становится от этого еще выразительней: с темнотой нарождаются огни! Они вспыхивают на башнях копров, на палубных надстройках земснарядов, на стрелах экскаваторов. Зажигает лампы и левый берег, их уже не меньше, чем на правом. Здесь, у правого, поднимется гидростанция, земляная плотина. А там — железобетонная водосливная, дамбы, судоходные шлюзы…

Горит-разгорается внизу огромная светящаяся карта стройки. Она живет, дышит. Где-то на левом ее крае оторвался от остальных крошечный, еле приметный огонек и пошел и пошел мелькать по реке — от дебаркадера к земснарядам, от земснарядов к копрам, — приостанавливая на секунду свой бег и тут же возобновляя его с новой силой. Обогнул остров и понесся по прямой к левому берегу. Наверно, какой-нибудь катерок.

Все новые и новые загораются огни. Только теперь видно, какую огромную территорию занимает строительство, раскинувшееся на обоих берегах. Мириады огней! И каждый из них зажжен человеком… Экскаваторщиком, поднимающим ковш за ковшом землю из котлована. Багермейстером, стоящим у пульта управления в рубке землесосного снаряда. Верхолазом, который забрался на мачту высоковольтной линии передачи. Закоперщиком, забивающим в дно реки длинные стальные шпунты. Машинистом подъемного крана, который разгружает баржу у причала.

Армия строителей зажигает огни. И зарево, рожденное этими огнями, поднимается высоко над Волгой, охватывая все небо.

…И год пятый

Пятый год езжу в Жигули. Знаком, подружился со многими строителями.

Каждый раз встречаюсь с Борисом Ивановичем Загородниковым, начальником Шлюзового района. Но всегда как-то на ходу, второпях. Поймаешь в котловане, только начнешь расспрашивать о делах в районе, как его уже перехватывает и тащит к себе или прораб, или начальник бетонного завода, или бригадир арматурщиков. Застигнешь в служебном кабинете и, обрадовавшись такому редкому случаю, выложишь на стол блокнот, как вдруг телефонный звонок с участка, и Борис Иванович, извинившись и обещая скоро вернуться, исчезает. Помню, первый раз я честно сидел в приемной и ждал. Секретарша поглядывала на меня с явным сожалением, и было непонятно, почему она так смотрит. А потом я понял: ждать Загородникова около его кабинета почти безнадежно. Вырвавшись отсюда на участок, он уже не скоро вернется. Так мне и не удалось поговорить с начальником района хотя бы с полчаса.

А в этом январе повезло. День был воскресный, на улице мело, и я сидел в своем номере в уютной гостинице Соцгорода на левом берегу и перечитывал записи, сделанные в блокноте за неделю. В дверь постучали.

— Вас к телефону! — крикнула дежурная.

Голос в трубке вибрировал, то становясь громче, то затихая.

— Загородников говорит… Слышал, что приехали. Почему же не заглядываете в наши палестины? Как, уже были? А почему начальнику района не доложились? Да-да, я у вас в долгу. Знаете что? Заезжайте сейчас, если есть желание. Сижу дома. Занялся тут одним делом, в котором вы охотно, по-моему, примете участие. Жду.

Загородников живет в Комсомольске. Меня доставил туда автобус, который ходит по маршруту: Новый город — Соцгород — Портовый городок — Комсомольск. Все эти населенные пункты — ровесники, всем им по четыре года.

Я привык видеть Бориса Ивановича в полувоенном темнозеленом костюме, в армейских сапогах. А сейчас он был в пижаме, в тапочках и выглядел от этого старше своих 38 лет.

В комнате на столе, на стульях, на диване, на подоконниках разложены снимки.

— Решил навести порядок в домашнем архиве. И подумал, что кое-что здесь может показаться вам любопытным. Фотограф я доморощенный, но очень люблю это занятие. Правда, должность мешает. Не будешь же ходить по участкам и все время щелкать. Я только иногда позволяю себе это, но снимков, как видите, набралось порядочно.

На большой фотографии — плотина.

— Это в Китае снимал, — объяснил Борис Иванович. — Я был там техническим советником на одном из строительств. Мы достраивали гидростанцию, начатую и брошенную японцами. Как строили оккупанты? Насильно сгоняли людей. Вместо жилья были ниши, пробитые в скалах. В такой нише можно только лежать скрючившись. Зимой, в холода, ее закрывали рисовой соломкой. Люди замерзали. По утрам трупы вытаскивали из ниш и сжигали. А когда укладывали бетон, японские машинисты кранов не дожидались, пока работавшие внизу китайцы выбегут из блока. Чуть замешкался, бадья опрокинулась, бетон вылился — и человек замурован. В теле плотины десятки таких заживо погребенных…

Ворошим, перебираем фотографии, сделанные Борисом Ивановичем уже здесь, на Волге.

Река, скованная льдом, а на реке люди с топорами и ломиками — вырубают бревна, вмерзшие в лед. Первый жилой дом в Комсомольске, первая школа, первый клуб. Дорога, проложенная через лес. Передвижная электростанция.