— Начинали со спасения бревен, с постройки жилья, с прокладки коммуникаций. И на первых порах многие горячие головы из приехавшей сюда молодежи начали разочаровываться. Прибыли строить гигантскую гидростанцию, возводить плотины, шлюзы — совершать, словом, подвиги, а встретились с прозой жизни. Да я и сам был таким в юности. В начале тридцатых годов мальчишкой, пятнадцатилетним фабзайченком горевал, что уже построены Магнитка, Днепрогэс, Уралмаш, а я безнадежно опоздал, никаких великих дел уже не осталось на мою долю. В институте спешил получить диплом, чтобы умчаться на далекую и обязательно грандиозную стройку. Послали в Кандалакшу. И был я назначен, помощником прораба на строительстве бани. Сперва огорчался, а потом обвык понемногу, увлекся. Между прочим, у меня с той поры пристрастие к баням. Люблю их строить. Мы и у себя тут, в Комсомольске, неплохую баньку соорудили. Взгляните.
— Имел возможность, Борис Иванович, оценить в натуре. Баня и в самом деле царская…
— А вот знакомая вам картина. Первая бадья с бетоном в котловане нижних шлюзов. Помните, позапрошлым летом шли мы по котловану, и я показывал, где пойдут стены камер, где встанут «головы». И вам приходилось напрягать свое-воображение.
— Я что-то не помню, Борис Иванович, чтобы мы так долго шли вместе. Вас ведь сразу куда-то отвлекли.
«Подковырка» остается без внимания, и Загородников, продолжает показывать фотографии.
Вот нижние шлюзы…
Без шлюза не обойтись, когда хотят перегородить плотиной реку, сохранив при этом судоходство. Возникает разница между уровнями воды перед плотиной (верхний! бьеф) и за ней (нижний бьеф). Нужна ступенька, по которой пароход мог бы подняться или спуститься с одного бьефа в другой. Такой ступенькой и служит шлюз. А в Жигулях подпор воды, создаваемый плотиной, будет столь высок, что для преодоления его потребуются две ступени — два шлюза: нижний и верхний. Поскольку движение на Волге чрезвычайно оживленное, решено строить сразу по паре шлюзов, по две параллельных нитки, чтобы одновременно могли разойтись суда и плывущие сверху, и плывущие снизу.
Место для шлюзов выбрано у левого берега, в пойме, в волжском староречье, где когда-то пролегало основное русло реки, — а потом струился лишь ее скромный рукавок — Воложка, в жаркое лето пересыхавший.
Этот кусок земли заливает в половодье, и его пришлось обносить перемычками. Сомкнувшись между собой, они образовали одиннадцатикилометровую подкову, внутри которой и началось возведение шлюзов, сначала нижней пары, а затем верхней.
Вчера я был на площадке нижних шлюзов. Они войдут в строй первыми. Все четыре стены камер уже возведены на полную свою высоту. Пора «большого бетона», когда его укладывали в блоки по нескольку тысяч кубометров, кончается. Нынче пошел в основном бетон ажурный, требующий особо тонкого обхождения. Блоки на верхних ярусах маленькие. Чем меньше блок, тем быстрее он охлаждается, а это вредно бетону. Поэтому привезли добротные шерстяные одеяла. Ими, как младенцев в яслях, укутывают забетонированные участки.
— Бетоном мы довольны, — говорит Борис Иванович. — Бетон дают с завода хороший. А уж мы придирчивы к поставщикам, с пристрастием принимаем у них каждую бадью. Бетон — штука надежная, если выдержан, что называется, по всем кондициям. Не доглядишь вовремя — позже расплатишься. Плохо приготовленный бетон будет болеть. Самая страшная у него болезнь — «белая смерть». Это когда, извести в нем больше, чем положено. Она находится в свободном состоянии, легко выщелачивается водой и проступает наружу белоснежной пеной. Бетон становится пористым и разрушается. Понятно, что на заводе, прежде чем подать нам очередную порцию, сто раз ее проверят и испытают в своей лаборатории. Но мы, уложив бетон, через некоторое время снова его экзаменуем. Из готового уже блока выпиливаем этакий длинный столбик, то, что геологи называют керном. И у себя в лаборатории всячески испытываем, подвергая его ударам, сжатиям, которые могут обрушиться на гидротехническое сооружение. И что же показывают такие испытания? А то, что стоять нашим шлюзам века.
Кажется, совсем недавно героями дня в котловане нижних шлюзов — да и на всей стройке — были экскаваторщики, бульдозеристы, экипажи земснарядов. Шла земля! И во всех сводках было, сколько ее вырыто, намыто, укатано. Потом на переднюю линию выступили бетонщики. И бетон начал вытеснять из сводок землю. Теперь всех, от начальника района до официантки в столовой, интересовало, сколько кубометров бетона уложено за сутки. А вчера я уже наблюдал работу монтажников. Они устанавливали на правой нитке шлюза гигантские ворота, каждая створка которых весит 350 тонн. Я видел, как уже крепили причальные рымы для судов.
— Весной, ближе к лету, шлюз наполнится водой, — говорит Борис Иванович. — А сколько сил затратили мы в свое время, чтобы отгородиться от воды! Она угрожала нам извне. Мы работали на отметках гораздо ниже уровня Волги, и река не раз пыталась прорвать наши перемычки. Но всего опасней были, пожалуй, грунтовые воды. Мы боролись против них глубинным водоотливом. Вон они наверху, эти деревянные будочки. Сто сорок шесть теремков. И в каждом не мышка-норушка, а работяга-насос. Денно и нощно качает и качает подземную водичку, сбрасывая ее в реку. Незаметная как будто работенка, а без этих тружеников, без насосов, мы пропали бы. Очень мы им благодарны. Но скоро вода не будет нам страшна. Скоро мы скажем ей: милости просим!
— Милости просим, Волга!.. — повторил Загородников, и мне почудилась в его голосе новая, грустноватая нотка.
— Вы не строитель, — продолжал он, — и вам трудно понять то, о чем я сейчас скажу. Хотя это относится, пожалуй, к любой профессии. Вот заканчиваем объект. Я не люблю этого слова: «объект». Холодное оно какое-то, мертвое… Заканчиваем жилой дом, школу, — Борис Иванович улыбнулся, — баню. Пока идет стройка, беспокоишься, как бы не сорвать плана, не выбиться из графика. Когда все готово, волнуешься, как пройдет приемка. Но и она позади, остается подписать акт сдачи. И тут к чувству радости по поводу того, что работа завершена, примешивается и чувство сожаления по тому же поводу. Жаль расставаться с воздвигнутым тобой и твоими товарищами зданием. Построенный дом хоть всем виден от фундамента до крыши. А шлюзы, плотины, дамбы, здания гидростанций? Они на две трети своей высоты, а то и больше уходят в воду. Тысячи людей трудились год, два, три, клали бетон, воздвигали стены, а пришла вода и почти все поглотила. Но ведь для того, скажете, и строят гидротехнические сооружения, чтобы стоять им в воде. Конечно, для этого. И все-таки — пусть звучит это, быть может, эгоистично, — когда приходит вода, у меня на душе и радостно и чуточку грустновато…
Сейчас, в январе, трудно сказать, где больше работы — на левом или правом берегу Волги. Левобережники прорывают каналы, бетонируют четыре шлюзовых нитки, строят водосливную плотину. Они же ведут намыв земляной плотины, которая соединяется с железобетонной водосливной. По кубометрам нарытой и намытой земли и уложенного бетона левый берег идет, возможно, и впереди. Но здесь строительные участки раскинулись на огромной площади, здесь как-то свободней, просторней, и поэтому меньше ощущается напряженность, чем на правом берегу, где все сконцентрировано в одном месте, в котловане гидростанции, все собрано в один кулак. И если уж применить широко употребляемый военный термин, то направление главного удара находится на правом берегу.
Перебравшись через Волгу, я первым делом направился, как обычно, в технический отдел Правобережного строительного управления, чтобы пополнить блокнот свежими данными. Но ни начальника отдела, ни его заместителя я не застал. В комнате находился незнакомый мне человек, отрекомендовавшийся старшим инженером. Он охотно согласился побеседовать со мной и начал сыпать цифрами и с жаром прирожденного популяризатора объяснять технические детали.
— Подойдите сюда, пожалуйста, — сказал он, раскладывая на столе «синьки» с чертежами, хотя проще было бы подойти к окну и все показать. — Здание гидростанции будет стоять вот тут. Береговая его часть занимает в длину двести метров, а в реку войдет на четыреста. Мы должны уложить два миллиона с лишним кубометров бетона и железобетона. Это только в здание ГЭС. А понур, а водобой, а рисберма, а монтажная площадка и прочие сооружения? Набирается три миллиона триста тысяч!..
Я выпалил вам сразу столько названий, а ни одного не пояснил. Что такое понур? Это — массивное подводное ограждение, которое должно защищать гидростанцию от фильтрации. А водобой? Ну, это слово русское, само за себя говорящее. Водобой призван разбивать воду, которая, пройдя через турбины, устремляется вниз. Энергия ее еще достаточно велика, и если эту энергию не погасить, все дно в нижнем бьефе с годами размоет-и гидростанция окажется на шатком основании. Но и водобоя мало, за ним ляжет рисберма, стометровая бетонная плита, по которой вода будет спокойно стекать.
— Много надо построить! — продолжал инженер. — И бетона только подавай и подавай. Откуда его взять? Посмотрите на чертеж, да нет, лучше посмотрите прямо в окно. Вон он, наш бетонный завод-автомат. Щебень доставляем ему с соседней горы по воздушной канатной дороге, а песок — с левого берега по такой же дороге. Видите ее над Волгой? Мы в долгу перед тем берегом не остаемся. Воздушным же путем посылаем левобережным бетонным заводам нехватающую им щебенку. Полный товарообмен получается…
Увлекся рассказчик, увлекся и я, слушая его.
И оба мы вздрогнули, когда позади раздался бас:
— Послушайте, уважаемый, вы же вконец уморите корреспондента.
Этот иронический бас мог принадлежать только Геннадию Федоровичу Масловскому, и, обернувшись, я, понятное дело, его и увидел. Можно было не сомневаться, что сейчас же последуют бесконечные расспросы и комментарии по поводу последних событий на хоккейных полях. И они последовали бы, если б я не совершил ловкого тактического хода. Я спросил Геннадия Федоровича о том, как поживают Сашка и Мишка Масловские-младшие. Это единственное, что может отвлечь моего приятеля от футбольно-хоккейной темы.