го…
Вот ведь как было с кандидатской? Говорят, два доменщика— три мнения. Особенно яростно спорят они о профиле домны. Все соглашаются, что надо его, этот профиль, менять, но как — пока не договорились. Орешкин (я передаю это, конечно, в примитиве) за то, чтобы доменная шахта была ниже, но шире. Во всяком случае, обязательно шире. Чтобы лучше взаимодействовали между собой шихта и газовый поток. Противников у Орешкина хватало, и он решил спорить с ними не статьями, а домной! Благо у него имелась такая возможность, как у начальника доменного цеха. Воспользовавшись капитальным ремонтом, он изменил на одной из домен «рисунок» шахты, поставив холодильники не горизонтально, а вертикально. Шахта стала шире. Домна великолепно работает вот уже более десяти лет. И каждый раз в капитальный ремонт переделывают по ее подобию и шахты других домен… Спор по поводу профиля продолжается. Но у Орешкина теперь в руках солидный аргумент — многолетний опыт цеха, который зафиксирован в его кандидатской диссертации…
Я со страхом поглядываю на часы. Как интересно слушать этого человека, которого, не боясь патетики, можно назвать сыном завода… Глядит на часы и Георгий Григорьевич. Поднимается из-за стола. В 10.00 ждут его в доменном. Осталось пять минут. Как раз столько, чтобы дойти до цеха. Выходим вместе. В приемной он говорит секретарю:
— Позвоните, пожалуйста, в новопрокатный. Я буду у них в одиннадцать.
На лестнице я о чем-то спрашиваю его. Отвечает рассеянно. Мысли его уже там, в доменном.
Про Кривой Рог, про то, как он возник, у меня записана легенда со слов Филиппа Ивановича. У вас, возможно, сложилось мнение, что он, Бойко, интересуется только своей Полтавщиной. Я должен в таком случае развеять это заблуждение: он про всю Украину все знает! И услыхав, что я собираюсь в Кривой Рог, снабдил меня соответствующей «байкой». Сам-то он утверждал, что это исторический факт. Но я думаю — легенда.
В семнадцатом будто бы веке поселился у слияния двух речек — Саксагани и Ингульца — запорожский казак по прозвищу Рог. Был он храбрый рубака, потерял в боях глаз. Уйдя на покой, Рог широко раскрыл двери своей хаты для друзей-запорожцев.
— Ты куды, козаче? — спрашивали у сечевика, собиравшегося в путь.
— Подамся до кривого Рога, — отвечал он.
— Де був? — допытывались у того, кто возвращался на Сечь.
— Був у кривого Рога.
Потом рядом с хатой старого казака появилась другая, третья…
Может, так и было, может, не было. Но как объяснить иначе название города? Он не похож на кривой рог — он прямой.
По-разному выбирают себе города место на земле, по-разному укладываются. Одни, подобно Архангельску, жмутся к реке, боясь на шаг отступить от нее. Иные, вроде Алма-Аты, уютно устраиваются у подножия горы. Улицы третьих — Уфы, скажем, — располагаются амфитеатром по склонам возвышенности. Но почему Кривой Рог, избрав для себя холмистую степь за Днепром, вытянулся длинной узкой лентой, а не раздался вширь?
Так лежит под землей руда, и город как бы повторяет собой форму ее залегания. Рудники, возникая вдоль месторождения, обрастали поселками, которые, связываясь между собой единой прямой магистралью, превращались постепенно в большой растянувшийся на десятки километров город.
Он однолюб, Кривой Рог. Другого такого я не знаю. Разве что Петропавловск-на-Камчатке схож с ним по характеру. У того страсть — рыба, у этого руда. Он и с виду под цвет руды. Серый? А она не серая, она розоватого оттенка. И дороги, дома, даже небо тут подернуты розоватинкой. В этом городе все подчинено, служит руде. Пробыв в Кривом Роге день, два, вы уже тоже поклоняетесь этой богине.
Хотя она и богиня, но потребности у нее самые земные: руда не прочь обогатиться!
Обогащение бывает всякое. Есть стяжательство — порок, пережиток. Есть обогащение благородное — знаниями, опытом. Обогащение руды тоже благородный процесс.
Кривой Рог всегда был известен богатыми рудами, в которых много железа. Их можно прямо из рудника в домну. Но такие руды уходят все глубже и глубже, то есть человек берет их все больше и больше, и они, естественно, «уходят» от него вниз. А чем глубже лежат, тем труднее, понятно, их доставать. Да и запасы хоть громадны, а все же не беспредельны.
Но Криворожье богато и бедными рудами. Богато бедными… Звучит парадоксально, зато точно. Это богатство трудно переоценить. А до недавней поры его совсем не ценили, не принимали всерьез. Попирали ногами, ходили по нему: бедные руды лежат чуть не на поверхности земли, под малым ее слоем. За ними не надо лезть глубоко в шахту, они сами «лезут» в руки, в ковши экскаваторов. Жаль, что в первозданном своем виде эти руды не годятся к употреблению, так невелик в них процент железа. Оно перемешано с чуждыми для домны элементами, с пустой породой. Можно при желании и такую руду в печь. Да каков будет чугун?!
Бедную руду перед отправкой на завод надо сделать богатой, не беднее той, что на глубине. Обогатить! Что это означает? Добавить чего-нибудь? Наоборот, отобрать. Отобрать породу, примеси. Очистить руду от плевел. Сконцентрировать железо, повысить его процент в руде. Это обогащение в смысле очищения!
В Кривом Роге то и дело слышишь:
— Я работаю на гоке.
— А вы гок наш видели?
Часто добавляют к этому слову еще одну букву: ю или и или ц. А то сразу две: нк. При ю терпимо, при и тоже: ЮГОК, ИГОК. Но попробуй выговорить НКГОК или ЦГОК. А криворожцы привыкли, с удовольствием выговаривают и любят пощеголять этими названиями.
Гок — горнообогатительный комбинат. А с добавкой: Южный, Новокриворожский, Центральный, Ингулецкий. Первый действует, второй строят, два остальных в проекте.
Комбинат — это рудник и три фабрики: дробильная, обогатительная, агломерационная.
Рудник открытый: карьеры, забои — на ветру, под солнцем. Взрыхленная, вздыбленная экскаваторами земля. Если не поддается, если скала — рвут. Взрывчатку закладывают в шпуры, скважины, пробуренные в скале. Скалу буравят огнем, струей раскаленного газа, вылетающей из сопел. Это по-крепче любого долота. Так и называется: огневое, термическое бурение.
Земля после взрыва оседает, падает, рушится. Вот это поле, возле которого я стою, долго, говорят, шевелилось после того, как его взорвали. Будто шла по нему мелкая-мелкая, похожая на морскую, зыбь. Глянули: змеи. Сотни змей, потревоженных взрывом. Ползут, цепляются за гусеницы машин, виснут на ковшах. Сутки длилась битва экскаваторщиков со змеями…
Руду вывозят электропоезда и самосвалы. Пункт назначения— дробильная фабрика. Что о ней? Операция ясная и в этой своей ясности беспощадная: раздробить, смолоть, истолочь. Будь любезна — в порошок! Только в таком виде можно проникнуть к источнику обогащения, к сепаратору. Очищение руды от примесей похоже на сепарацию молока, когда отделяют сливки. Но молоко не подвластно магниту. На обогатительной же фабрике это главная сила. Из перемешанной с водой размельченной руды магнит притягивает на ленту частички, содержащие железо. Остальное в отвал, «в хвосты», как говорят обогатители. А путь руды еще не закончен. Домна не примет ее в порошке. Порошок выдует в трубу. Необходимо обратное превращение — из — песка в куски, в спеченные брикеты, в агломерат. Но это уже забота другой фабрики комбината — агломерационной.
В моем изложении убраны детали, подробности, убрано все мясо, оставлен один скелет процесса, его схема, да и она весьма приблизительно передает лишь сущность дела. Обогащение руд — процесс сложный, тонкий и не очень дешевый. Но стоит затратить средства, время и силы, чтобы к тем миллионам тонн богатой руды, добываемой из земных глубин, добавить еще миллионы бывшей бросовой, никудышной, чудесно превращенной человеком в столь же богатую железом. Это неоценимо выгодно даже для Криворожья с его запасами различных руд. А там, где есть только бедная — сколько таких мест! — это просто спасение, единственный выход…
Рудник и фабрики я видел на Южном комбинате. НКГОК был в лесах, в монтаже. И я не знаю, как его назвать — строящимся или действующим? Когда я был там, он строился. Когда писал эти строки, передо мной лежала «Правда» с сообщением на первой странице: «Новокриворожский горно-обогатительный комбинат дал первую продукцию». Когда готовлю эту книгу, знаю: пущены уже и Центральный и Ингулецкий… Попробуй в наше время поспеть за событиями!
Новокриворожский построен комсомольцами. Он и назван — имени Ленинского Комсомола. 4000 дивчин и хлопцев собрались из городов и сел девяти областей Украины, которые шефствовали над стройкой. Среди винничан я встретил однофамилицу области — Валеру Винницкую. Она рассказывала мне, как всем классом решили ехать в Кривой Рог, а на вокзал пришло восемь, остальных не пустили родители, и как стыдно было ей, старосте, перед товарищами из обкома комсомола; правда, потом и другие подъехали. Рассказывала, как подружка ее Лида всю первую неделю каждый вечер упаковывала чемодан, чтобы уехать, и каждое утро распаковывала, чтобы идти на работу, а теперь, через год, «смеется за это». Как ходил по стройке здоровенный парень руками размахивал и канючил (Валера очень картинно его изобразила): «Що це за работа? Мени бы молота в руки — а то грайся кирпичиком…»
— Сбежал. Думаете, молот взял в руки. Ни! Культбезработником где-то в доме отдыха…
Рассказывала, как затвердевали у них мозоли на ладонях и как твердели их характеры. Так и сказала: твердели характеры, и это выдало в ней агитатора и редактора стенной газеты.
А я подумал, что тут, на строительстве, тоже происходил процесс обогащения, и еще более сложный. Обогащение человеческих душ. Тоже шла в отвал, «в хвосты», пустая порода и выкристаллизовывалось настоящее железо.
На последних страницах украинского блокнота я записал эпизод, далекий, казалось бы, от темы этой книги. И все же решаюсь предложить его читателю.
Мой маршрут заканчивался в Запорожье, на «Запорожстали».