У Михалевича знакомство с Череповцом состоялось позже, чем у меня, после войны. Он получил назначение главным инженером на Металлургический завод, который еще не существовал. Было только место для завода. А когда Михалевич через пять лет уезжал из Череповца, готовились задуть первую домну и пустить первую коксовую батарею. Потом Георгий Францевич прожил четыре с половиной года в Индии. Где мог жить в Индии советский металлург, доменщик? Ну, конечно, в Бхилаи.
Нынче — в Москве. Работает в Совете экономической взаимопомощи. Для работников промышленности и сельского хозяйства СССР, Польши, ГДР, Чехословакии; Румынии, Венгрии, Болгарии СЭВ представляет собой своеобразный «круглый стол», за которым они решают совместные экономические и технические проблемы, консультируются, обмениваются опытом, разрабатывают рекомендации.
В СЭВе много комиссий, и Михалевич экспертом в одной из них — в комиссии по черной металлургии. Только что состоялось очередное ее заседание. В Москву съехались доменщики, сталеплавильщики, прокатчики, коксохимики, агломератчики. Советские товарищи, выступая, часто упоминали Череповецкий завод: показатели его любопытны и поучительны. Кто-то предложил провести экскурсию на это интересное предприятие. И вот перед тем как разъехаться по домам, 44 инженера из стран, входящих в СЭВ, отправились в Череповец. Руководить поездкой поручили Георгию Францевичу. Представляете, как обрадовался он возможности побывать на родном заводе после шести лет разлуки.
Для меня это был счастливый случай — встреча с Михалевичем. Приедешь на большой завод и не знаешь, с чего начать, куда ткнуться. Завод — многосложный организм, особенно металлургический. Бывал я на «Магнитке», на «Дзержинке», в Нижнем Тагиле. На «Запорожстали» бывал, вот в Череповец приехал. Везде, на первый взгляд, одинаково, одна технологическая цепочка: коксохим — домны — мартен — прокат. Цепочка одна, а заводы разные, характеры у них разные. Есть заводы общительные, с ними легко вступать в знакомство. И есть скрытные, замкнутые, не сразу к себе подпускающие. Возможно, я слишком очеловечиваю, но, право же, ходишь по иному заводу и злишься: все вокруг правильно, все как положено, а «изюминки» не видишь. В чем она, где, заранее не угадать, всякий раз это бывает по-новому, но у каждого завода непременно есть своя «изюминка». Только у одного лежит на ладони и всем видна, а у другого припрятана. Вот и важно встретить человека, который бы помог тебе ее обнаружить, помог заглянуть в душу завода, понять главное в нем.
И я обрадовался встрече с Михалевичем, подумав, что он именно такой человек. Стоял когда-то у «люльки», в которой барахтался будущий завод. Слышал, как он произнес первый раз «мама». Держал за руки, когда он делал первые шаги. Потом главный инженер уехалГИ мне любопытно проследить его свидание с заводом, который он оставил в младенческом возрасте и который вон как развернулся за эти шесть лет.
Завтра приехавшие с Михалевичем гости совершат экскурсию по цехам. Устроителям пришлось попотеть над планом этой экскурсии. Хочется все показать, но как показать? У гостей в распоряжении один только день.
— А для беглого осмотра, для пробежки по этакому заводищу нужна бы нецеля, — сказал мне Михалевич.
Перед «пробежкой» по цехам гости побывали у директора завода. Он тут человек сравнительно новый, назначенный год назад. До него «Череповецкую Магнитку» одиннадцать лет вел Семен Иосифович Резников, один из старейших советских директоров, выдвинутый еще Серго Орджоникидзе. Он работал до войны и в войну на юге и на востоке страны, а на северо-западе, в Череповце, появился с изыскателями, с проектировщиками. Отдал заводу много сил, долго скрывая от врачей болезнь сердца. И только когда она его свалила, вынужден был сдаться, уйти на пенсию. Передавая дела новому директору, который, кстати сказать, был у него когда-то на юге, в Днепродзержинске, рядовым инженером, Семен Иосифович оставил среди прочих бумаг и свою записную книжку, толстенький томик в кожаной, сильно потертой обложке. Странички разграфлены от руки, и, перелистывая их, невольно зажмуриваешься от мелькания черных крохотулек цифирок.
Это — заводская летопись в цифрах, начатая Резниковым и продолжаемая его преемником. Тут вся жизнь завода, вся его биография, все его дни и ночи, все хорошее и плохое, без утайки. Хотите знать, как жил завод, ну скажем, — листнем наугад страничку — 25 января 1959 года? Пожалуйста. Доменная печь № 1: выдано чугуна столько-то; домна № 2: столько-то… Мартен? Вот вам мартеновские печи, их плавки… Сколько металла прокатано? Где-то тут должен быть блюминг. Нет его? Позвольте, а какое число мы смотрим? 25 января? А блюминг пустили назавтра, 26-го, в день открытия XXI съезда партии, утвердившего семилетний план. Глядите, вот он, блюминг, на следующей страничке, уже и катает, вот цифры первой его продукции…
Директор волновался, перелистывая «летопись», отчитываясь перед гостями. Я не оговорился, написав эти слова. Да, директор большого советского завода держал отчет перед своими товарищами из социалистических стран так же, как он держал бы его у себя на парткоме, или на рабочем собрании, или в совнархозе — словом, перед людьми, глубоко заинтересованными, которых кровно волнует жизнь и судьба предприятия. Директор начал с истории, начал с того, как выбирали место для завода. Приезжие знали, что вокруг этого были споры, были бои. Говорят, будто кто-то всесильный ткнул пальцем в точку на карте, угодил в Череповец и приказал: «Стройте здесь!» Будто место выбрали именно так — по чистой прихоти. Это неверно. Долгие годы многие и многие ученые, инженеры думали над проблемой северо-западной металлургии, перебирали десятки вариантов, отбрасывали их, снова к ним возвращались, взвешивали все доводы за и против, спорили, ссорились, сходились в мнениях и расходились, пока не пришли к единому решению: Череповец! Впрочем, оно не было абсолютно единым. Голоса противников Череповца долго не утихали, они смолкли лишь в самое последнее время.
У металлургов вечная проблема: где «посадить» завод, если руда и уголь далеко друг от друга? А рядышком они бывают редко. Так где же быть домнам? К руде ближе или к углю? По-разному, в зависимости от условий, решали эту проблему на юге и востоке страны. В одних случаях руда перетягивала, в других — уголь. И совсем необычно решили на северо-западе, определив место для металлургического завода почти одинаково далеко и от руды и от угля. Где рудники? На Кольском полуострове, близ Мурманска. От Череповца до тех мест 1550 километров. А шахты? В другой стороне, на Печоре. Это еще дальше — за 1800 километров. В общем, и туда и сюда — не ближняя даль. И, может, сподручнее было бы возить руду к углю или уголь к руде, а не таскать их порознь куда-то в третье место? Но между ними-то тоже версты немалые — 2500 километров! Вот и решайте, где стать заводу.
А зачем ему и быть в этих краях, коль тут такие трудности, такие расстояния? Не быть? И пропадать, значит, зазря Кольским рудам, которые хотя и не шибко богаты железом, но в концентрате, обогащенные — а как это делается, мы знаем на опыте Кривого Рога — дают великолепную пищу для домен.
Не быть тут заводу? И сгорать, выходит, не за понюшку табаку редчайшим коксующимся углям Воркуты. Металлурги по всему свету рыщут в поисках угля, который коксуется: не рассыпается при прокаливании, а спекается, становится твердым, прочным, почти лишенным примесей куском углерода, коксом. Ему, такому углю, рады, когда он и не очень высокого класса. А в Воркуте-первоклассный. Жечь его в обычных топках — прямо-таки преступление. Домнам он нужен, для них рожден как топливо и как восстановитель железа. Ну, так и ставьте домны поближе к шахтам.
А с железной рудой как? Возить? Она за 2500 километров отсюда, а нужно ее доменщикам чуть не в два раза больше, чем угля. Возить столько руды да на такое расстояние — де-ше-венький у вас получится чугун! Не чугун — золото. Хорошо, почему бы в таком случае не построить домны в Оленегорске, близ рудника, а уголь доставлять с Печоры? Но бывали вы в Оленегорске, бывали за полярным кругом? Тундра, болото, скалы. Возводить в тех природных условиях металлургию с ее коксовыми батареями, домнами, мартенами, прокатными станами, все это сложнейшее, капризное хозяйство — затея почти авантюрная. Металл дастся еще большей кровью, чем в Воркуте.
Заколдованный круг? Но давайте спокойно подумаем: для кого он, металл? Весь сыр-бор с металлургией на северо-западе затеян для того, чтобы обеспечить металлом этот огромный промышленный район. И в первую очередь ленинградское машиностроение. А от Воркуты до Ленинграда 2300 километров, от Оленегорска— 1500. А от Череповца? 470. Откуда же проще возить готовую продукцию в город на Неве? И куда легче отправлять из Ленинграда железный лом, необходимый мартеновским печам? Подсчитаем все расстояния, которые проделывают руда, уголь, лом, готовая продукция. Возьмем три варианта. Предположим, металлургический завод в Воркуте: сумма расстояний равна 7100 километрам. Завод в Оленегорске: оборот — 5500 километров. И в Череповце — 4300. Вот мы и вырвались из заколдованного круга. Мы в Череповце!
За спиной у директора, на стене, карта северо-западного края страны. Можно встать, подойти к ней, охватить взглядом все эти просторы, промерить расстояния, всмотреться в коммуникации и попробовать подыскать другое место для завода, которому быть если не в Череповце, то уж непременно в этом углу страны, чуть дальше, чуть ближе. Возможно ли оставаться такому промышленному району без собственной мощной металлургии? Так и таскать сюда металл за тысячи верст — с Урала, с Украины? Нет, этот вопрос давно решили: на северо-западе нужна своя металлургическая база. А раз так, сколько ни ищите, сколько ни оглядывайте карту, лучшего места для завода, чем Череповец, не найти. Ни чуть ближе, ни чуть дальше. Вы только посмотрите, как он, этот город, стоит.
Он на берегу Рыбинского водохранилища, и к нему можно приплыть с юга — и с Каспийского, и с Черного, и с Азовского морей, можно и с другой стороны — с Балтики, с Белого моря — по Мариинской системе. Правда, его все-таки нельзя пока назвать портом пяти морей. Да и когда про Москву говорят, что она стала портом пяти морей, это не совсем точно. Потому что настоящей единой глубоководной магистрали, которая надежно соединяла бы эти моря, еще нет. Она почти создана. Почти? Есть канал Беломорско-Балтийский, есть Мариинская система, есть канал имени Москвы, есть Волго-