Магазин открывался в девять. Народ начал шушукаться, дескать, подойдем к семи и будем первыми!
– А лучше к шести, – говорит кто-то.
– А еще лучше – переночевать и быть первыми наверняка, – шепчет мне муж, и я понимаю, что он прав.
И мы остаемся. Была бы машина, мы бы поспали пару часов. Но в те годы мы были еще безлошадными, поэтому коротали ночь в подъезде. На улице была осень – не то чтобы холодно, но и на лавочке в сквере не приляжешь. А как хотелось лечь! Часам к трем ночи мы просто валились с ног. Сидели на ступеньках, дремали друг у друга на плече. В подъезде сыро, на ступеньках холодно. Зачем мы решились на эту авантюру? Вот дураки!
– А может, ну эту спальню к чертям, поймаем такси и через сорок минут – Москва среди ночи пустая – рухнем в свою родную кровать? – предлагаю я.
Но муж возражает: полночи прошло, за окном серый туманный рассвет, а впереди спальня. Красивая бежевая спальня за очень вменяемые деньги! И так позорно сбежать?
Остаемся. В семь утра открывается соседняя Сберкасса. Муж остается у дверей магазина – не дай бог пропустить, все наши муки будут напрасны. Я сажусь в этой Сберкассе на скамейку, согреваюсь и… засыпаю. Такое со мной впервые, я не сплю даже в поезде, не говоря про самолет.
Просыпаюсь оттого, что кто-то осторожно треплет меня за плечо. Открываю глаза – передо мной приятная женщина средних лет.
– Что с вами? – встревоженно спрашивает она. – Вам нехорошо?
Видимо, видок у меня еще тот.
Я коротко объясняю – очередь в мебельный, ночевка в подъезде, скоро откроется магазин, и мы, надеюсь, станем обладателями заветного гарнитура.
Женщина протягивает мне руку. Куда она зовет меня? К себе позавтракать? А, она живет в этом доме? Ах, если бы она знала, что мы тут торчали всю ночь! И мы заходим в подъезд.
Помню ощущение, когда под водой отогреваются руки. Помню яичницу, бутерброд с колбасой и главное – чашку горячего кофе. Помню диван в гостиной, подушку и плед, которым она меня укрыла. Помню, что разбудила меня ровно через час: пора! Помню, как благодарила ее, как ощутила прилив сил, как взбодрилась и воодушевилась.
Звали ее Светланой. Блондинка с голубыми глазами. Стеллажи с книгами в гостиной. Огромное алоэ на подоконнике. Проигрыватель с пластинками, зеленый ковер на полу. Запах кофе и ее духов «Клима».
Их запах я знаю. И еще – ощущение добра, запах добра и вкус добра.
Запах человечности, сочувствия, сердечности.
И та чашка кофе была, кажется, самой вкусной на свете. Потому что ко времени, вот что так ценно.
И еще о девяностых. В самом их начале, еще до отпуска цен, к нам из Германии приехали гости – старый друг мужа, бывший москвич, и его немецкий адвокат. Помню, как нас рассмешило, что немецкий адвокат, кстати, милейший и очень небедный человек, прихватил из самолета паек – крошечный сырок, малюсенькую коробочку масла, печенье и что-то еще. Сумасшедший? Жлоб? Удивлению нашему не было предела.
Оказалось, не так – герр Фридрих слышал, что в Москве плохо с продуктами. Вот и забрал на всякий случай. Смешно, конечно. Думаю, такое могло прийти в голову только немцу.
Так вот, наш друг обзвонил всех друзей и родню, составил список посещений – ведь надо было со всеми повидаться, обняться, а времени всего неделя. Все было расписано по часам, составлены маршруты, соблюдена логистика, и в десять утра мы с герром Фридрихом и нашим другом приехали по первому запланированному адресу. Слезы, объятия и снова слезы: «Как же долго мы не виделись!» Друг наш вручил подарки и сувениры, а в гостиной нас ждал уже накрытый стол. У герра Фридриха полезли глаза из орбит – в десять утра и такое? Понимая, что всех нас ждет впереди, мы только посмеивались. Стол ломился от изобилия – пирожки и пироги, салаты и заливное, горячее и десерт.
Ну как не уважить хозяев? И мы, мягко говоря, плотненько так закусили, вроде как позавтракали. Поели, пообщались и глянули на часы – пора! Да, неудобно, но что делать? У нас все расписано.
Второй дом – и точно такая же картина, разве что с небольшими вариациями. Чтобы не обидеть хозяев, вежливо, но с усилием что-то там поклевали. Разочарованные хозяева чуть ли не плакали. И снова слезы, и снова объятия. И снова воспоминания.
И вот следующий адрес. И та же картина. Мы пытаемся отказаться, умоляем войти в наше нелегкое положение, но хозяева и слышать не желают: «Ну хоть что-то, ну хоть немного! Ну вы что, ребята? Мы же старались!» Хозяйка чуть ли не в слезы. И я, как женщина, ее понимаю. Давясь и страдая, снова пытаемся хоть что-то проглотить.
Таких адресов было пять или шесть. Так же, как и обильно накрытых столов.
Слезы, обиды, наши извинения и оправдания.
Герр Фридрих был близок к обмороку. Насмерть перепуганный, он был не просто растерян – он впал в ступор и шок.
– У вас так всегда? – осторожно осведомился он.
И мы с тяжелым вздохом дружно ответили:
– Да.
Он посмотрел на нас, как на душевнобольных, – с жалостью, удивлением и опаской.
Что он там рассказал своим друзьям и знакомым, не знаю. Но подозреваю, что рассказ его по меньшей мере был очень эмоционален.
На этом история не закончилась. Спустя несколько лет мы оказались в Германии, в городе Белефельде, в гостях у нашего друга – забавную историю, как я варила у них борщ и солила огурцы, вы помните. Прознав об этом, герр адвокат пригласил нас в гости. Перед визитом наши друзья предупредили – кормить не будут, здесь это не принято: максимум орешки, снеки, выпивка, кофе.
И мы плотно обедаем.
Дом герра адвоката находился в горах, в очень дорогом и престижном месте. По дороге мы любовались пейзажами – густой лес, горы, то и дело встречаются зайцы и лисы. Домов почти не видно – у всех огромное количество земли, и дома прячутся в густой зелени лесного массива.
И вот мы на месте.
Дом герра адвоката нас поразил – весь из стекла, кроме крыши. Стеклянные стены, стеклянные двери. За стеклянными стенами неописуемая красота. Вот подошел пятнистый, с маленькими рожками олешек. Заухал филин.
И в доме красота – старинная антикварная мебель вполне сочетается с современным модерном.
Посредине гостиной сервирован большой овальный стол, покрытый старинной, в кружевах скатертью. И пахнет едой.
Наши друзья растеряны – нас будут кормить? Здесь так не принято.
И да, жена герра адвоката, прелестная Аннегрет, с которой мы уже успели подружиться, выходит в вечернем наряде, на каблуках и в переднике! Нет, Аннегрет не стояла у плиты – она важный босс в большой корпорации. Ни времени, ни, уверена, привычки стоять у мартена у нее нет. Ужин они заказали, конечно же, в дорогом ресторане – это вполне по карману.
Помню, были суп, какое-то мясо, овощной салат, дорогое вино и десерт. Никаких излишеств, все просто, достойно, красиво.
Но дело не в этом. Наши друзья были в шоке и без конца повторяли:
– Как это возможно, здесь так не принято, сколько раз мы были у них в гостях!
Вот так. Выходит, так поразило наше гостеприимство немецкого герра. До самых основ поразило.
В конце девяностых я поехала к близкой подруге в Париж, куда она попала, выйдя замуж за состоятельного и милейшего француза, работавшего в посольстве в Москве.
С их свадьбой связана история, которая стоит того, чтобы ее рассказать.
Поженились они в Москве, перед церемонией нервничали страшно – вдруг придерутся к какой-нибудь справке, вдруг потребуют что-то еще? Бюрократия в загсах в те годы свирепствовала не на шутку.
Но все прошло хорошо, ребят расписали, и вечером мы собрались отмечать. Ответственным за стол был французский жених – подруга моя после двухмесячного стресса пребывала в отключке.
Молодожен гордо выставил на стол двухкилограммовую банку черной икры, купленную в валютном магазине для иностранцев, а домработница напекла гору блинов. Блины с икрой, русская традиция, никто не спорит. Но мы, выросшие в СССР, были не очень приучены к блинам с икрой. Бутербродик еще перепадал, то в гостях, то во Дворце съездов, а вот чтобы на блины да горкой – нет, это не наше. Вкусно, не спорю! Восхитительно вкусно! Но как-то не очень привычно.
Наконец раздался чей-то робкий голос:
– А белый хлеб есть, ребята? И маслице?
Нашлись и хлеб, и масло, и, оживившись, мы стали бодро и радостно мазать привычные бутерброды.
На той прекрасной свадьбе все мужики напились – закуски-то не было. Ни тебе соленых огурчиков, ни маринованных помидорок, ни кислой капустки. Ни любимых салатиков!
Но я отвлеклась. Итак, я еду в Париж на поезде, и это здорово – на самолет билетов не достать, к тому же это значительно дороже. Поезд в молодости я обожала – лежи себе и смотри в окно. Купе в международном вагоне было не таким, как обычно: три полки одна над другой. Я на самой верхней.
Нас три женщины – пожилая Клавдия, замечательная, простая русская женщина, маляр по профессии, впервые ехавшая к родной сестре, угнанной когда-то в Германию и позже вышедшей замуж за француза. И некая Нина, хмурая и чем-то встревоженная дама лет сорока, очень модная, увешанная бриллиантами, везущая несколько упакованных в холстину картин. Ну и я, тогда еще тридцатилетняя. В окно мне машут муж и сын, я реву, но впереди Париж! И очень скоро я успокаиваюсь.
Да, впереди меня ждет необыкновенный, потрясающий город и встреча с любимой подругой. И вот, забравшись на самую верхнюю полку, я глазею в окно.
Первой засуетилась Клава – кряхтя, охая и не прекращая вытирать слезы, она полезла в свои необъятные баулы. Вкусно запахло жареным, печеным, маринованным – одним словом, домашней едой.
– Ну что, девки? – обратилась к нам Клава. – Давайте слезайте, хватит в окно пялиться! Обедать пора. Или ужинать, – почему-то вздохнула она.
Важная Нина сползла со средней полки неохотно, но, оглядев Клавочкины яства, громко присвистнула – жареные пирожки, котлеты, курица, маринованные огурчики, блинчики с мясом. В общем, объем и хлопотный труд налицо.