Сползла и я, скромно достав такую же жареную курицу, баночку квашеной капусты маминого производства и вареные яйца, увидев которые Клава презрительно фыркнула.
Важная Нина открыла свой кожаный саквояж. На столе появились бутылка французского коньяка, палка дефицитной копченой колбасы, тонко нарезанный сыр, лимон и коробка с пирожными.
У проводницы нашлись стопочки, и она, оглядев наш богатый стол, заметила:
– Хорошо гуляете, девки! Уважаю!
И девки загуляли. Конечно, коньяк развязал языки. Самой сдержанной и все такой же чем-то озабоченной дольше всех оставалась Нина. И только в Бресте мы поняли почему – Нина волновалась за картины. Бегала по платформе, заглядывала в глаза пограничникам, но, кажется, все прошло успешно, и после таможни и границы она расслабилась.
Но это произошло чуть позже, а пока мы с удовольствием ели и выпивали, изрядно окосев, произносили тосты.
Клавочка снова принялась плакать – еще бы! Столько лет не видеть родную сестру.
После некоторых откровений, видимо, дойдя до определенной кондиции, мы принялись рассказывать анекдоты. Скупо усмехаясь, Нина помалкивала, но потом вступила и она.
В общем, угомонились мы нескоро, а вот проснулись рано – граница, Брест, ставят другие колеса, рассчитанные на европейскую колею. И вот уже Польша. В Европе я впервые, не считая поездок в Прибалтику. Хотя в те годы для нас, советских людей, и она была заграницей.
Бедная Клавочка совсем расклеилась – плачет без перерыва, ойкает, икает и дрожит, как при высокой температуре. Я в понятном радостном возбуждении. Нина задумчива и, кажется, вся в мыслях о своем бизнесе.
Мы доедаем то, что осталось, но уже молча, без шуток и прибауток, из уважения к заплаканной Клавочке.
И вот Париж. Устало фыркая, поезд наконец останавливается. Нину встречает подруга, похожая на нее как две капли воды – модная, стильно одетая, в дорогих украшениях и тоже с хмурым и озабоченным лицом.
Охая и ахая, наша круглая Клавочка неловко скатывается со ступенек и тут же начинает рыдать – в полный голос, с всхлипываниями и причитаниями. Испуганные французы шарахаются и оборачиваются. А Клавочке наплевать – она видит сестру. И, надо сказать, похожи они как две капли воды – одинаковые полноватые и добродушные лица, одинаковые фигуры. Только одета французская сестра по-другому – темное строгое пальто, шелковая косынка, изящная обувь, красивая сумка – европейка, что скажешь. Это не наша Клавочка в огромном мохеровом берете, тяжелых сапогах и в коричневом драповом, с хиленькой норкой пальто. Сестры бросаются друг к другу в объятия после стольких лет разлуки, когда почти вся жизнь прошла порознь, когда уже внуки родились. Смотреть на все это нет сил, невозможно.
Меня встречали подруга и ее муж. Я выше рассказывала историю про ее свадьбу с французским торговым представителем. Это был брак по любви, никак не по расчету. И брак очень благополучный: квартира в центре Парижа, вилла в Кесарии, в Израиле, состоятельные родители мужа владели магазинами одежды. Французский паспорт позволял ей свободно передвигаться по миру. В начале перестройки было в большом почете русское искусство, и муж моей подруги арендовал ей помещение под галерею в самом центре Парижа – на тебе, занимайся! Ищи таланливых художников, привози их картины, размещай в галерее, продавай – в общем, делай что хочешь, если это тебе интересно. Словом, одно сплошное счастье.
И подруга занялась галереей. Стала наведываться в Москву и в Питер, искать по мастерским интересных художников и продавать их работы. Ну и в итоге влюбилась в одного из них. Ушла от мужа, от полного благополучия, от спокойной и сытой жизни. Ушла в никуда. Совсем в никуда. Вместе с любимым они сняли в пригороде маленькую двухкомнатную квартирку, подруга пошла работать сиделкой, а ее новый муж писал картины, тщетно пытаясь их продать. Вот туда, в Венсан, в эту квартирку, они и привезли меня.
Да какая разница, сколько в квартире комнат! У нас горят глаза, нам предстоит столько всего обсудить, а за окном Париж! Ну не совсем, конечно, Париж… Но точно Франция.
Да, еще одна мелочь – у меня было с собой всего двести долларов, которые предстояло обменять на французские франки. Ну и у моей подруги в смысле денег дела не ах, это сразу стало понятно. Тем же вечером, в аккурат под закрытие магазина, когда многое уценяется, мы купили дешевейшие куриные голени, несколько помидоров и огурцов для салата и, разумеется, свежий багет.
Да, без денег всегда грустно, путешествовать тем более, а уж в предрождественском Париже и говорить нечего! Я проходила мимо нарядно украшенных витрин, мимо окон кондитерских и булочных, где были выставлены всевозможные тортики, пирожные и рождественские полена, и только облизывалась. Я не могла потратить свои жалкие крохи на всю эту вкусность – надо было привезти подарки семье. Возвращаться без подарков у нас не принято.
Конечно же, мы не голодали – варили густой гороховый суп с копченостями, обрезки стоили гроши. Жарили картошечку, иногда покупали несколько кусков тонкой нарезанной ветчины или колбасы, к тому же я привезла пару банок красной икры, и завтрак нам был обеспечен. Но позволить себе зайти в кафе я не могла. Да и бог с ним, с кафе, – вокруг украшенный и нарядный Париж, чистые мостовые, огни и наряженные сверкающие елочки, улыбающийся народ и вообще красота.
О том, что меня ждет дома, я думала с радостью и предвкушением. Впереди Новый год, где достать продукты? Но муж мой добытчик, значит, курицу или утку точно достанет, а там и оливье, и кислая капустка, и заныканные баночки шпрот и горбуши, и баночка красной икры. А пироги мы испечем, или мы не российские тетеньки?
Но тут приезжает Дед Мороз. Как в песне, «прилетел вдруг волшебник в голубом вертолете». Хотя нет, вертолета не было, волшебник приехал в шикарном кабриолете и прямо из Лондона. Волшебник – наш с парижской подругой общий друг юности, ныне живущий в Лондоне и работающий в банке. А это вам не хухры-мухры. В общем, он решил показать мне Париж с другой стороны – Лувр, квартал Маре и Нотр-Дам, Триумфальную арку. Ну и, конечно же, пригласить пообедать в хороший ресторан. И вот ресторан. Я предвкушаю французскую кухню, паштет, луковый суп, десерт, что там еще? А ресторан оказывается… немецким.
Немецкая кухня – именно то, что я не люблю: свиное колено с капустой, жареные, истекающие жиром колбаски. Картофельный салат. Да уж, не повезло. Но что делать, не капризничать же, ей-богу.
Вечером рассказала подруге. Она посмеялась – ну да, быть в Париже и пообедать в ресторане немецкой кухни! И вправду смешно.
Ладно, это разочарование легко пережить.
А на следующий день…
Когда наш общий друг появился на пороге, мы обалдели – за сумками, кульками и пакетами его не было видно. Чего там только не было – и свежие устрицы, и улитки, и фуа-гра и другие паштеты, и многослойные террины, и баночки с анчоусами, и нежнейшая ветчина, и ароматнейшая колбаса, а сколько видов сыров! И главное – рождественское полено, которое дразнило меня из всех окон кондитерских, и вдобавок какие-то муссы и кремы, свежая клубника и ананасы, манго и черешня. В общем, можно себе представить.
Французскую кухню я попробовала в полном или почти в полном объеме, и доедали мы подарки нашего волшебника еще неделю.
Там же, в Париже, я впервые попробовала жареные каштаны, но фанатом не стала. Перед отъездом подруга сводила меня в знаменитое старинное кафе-мороженое в квартале Маре. Вкусно, что говорить. Тем более что мороженое я обожаю. Помню черносмородиновое, кофейное и лимонное – разумеется, с чашечкой кофе.
Подходило время отъезда, а значит, пора было покупать гостинцы своим. Копейки мои были тщательно распределены – что на подарки, а что на еду. Казалось бы, что я могла привезти большому семейству на эти крохи? Муж убеждал меня потратить все на себя, доставить себе удовольствие. Но нет, так в нашей семье было не принято.
Итак, по карману мне был только дешевый «Тати» – огромный универмаг, презираемый добропорядочной публикой. Даже ходить по улицам с сине-розовыми пакетами из «Тати» было не очень прилично, там одевались самые бедные французы ну и, разумеется, мы, руссо туристо. И вот я там. Все роются в горах тряпья. Я растерялась, но моя опытная подруга взяла все в свои руки. И мы со всем справились: кому маечку, а кому кофточку. Кому трусы, а кому косынку. Любимому сыночку мы даже справили джинсы. И еще кое-что осталось на продукты к праздничному столу.
Накануне отъезда мы пошли в продуктовый. Даже я, человек неопытный, приехавший из голодной страны, поняла, что магазинчик-то так себе: хиленький, грязноватый и очень дешевый. Но на другой денег не было.
Хорошо помню, что я купила: упаковку маленьких сосисок для восьмилетнего сына, уверенно считая, что они детские. Потом мы узнали, что это сосиски коктейльные. Здоровенное недозревшее манго, связку зеленоватых бананов, розовую рыбную икру, кажется, пате, дижонскую горчицу с зернышками, кусок сыра, коробочку бри, «резиновый» мармелад и баночку кока-колы для сына. В дорогу подруга собрала мне бутерброды и яблоки – в общем, с голоду в поезде пропасть не дали.
Приезжаем мы на вокзал, и я вижу такую картину: на перроне стоит кучка моих московских знакомых. Пришли меня проводить? В руках у друзей пакетики и коробочки. Но главное – лица: перепуганные, умоляющие, встревоженные и напряженные. Господи, да что происходит? А происходит вот что – друзья умоляют меня взять посылки для своих родных. Через пару дней праздник, Новый год. А в Москве пусто. Что вам сказать… Конечно, посылочки я взяла. В одной из них была коробка яиц, которые в Москве тогда тоже пропали.
Кстати, нас тогда выручала гуманитарная помощь. Помню, как мы, школьный родительский комитет, ее делили. Что там было, я помню плохо: какие-то вафли, печенья, порошок типа «Несквика». Но самое главное – колбаса в металлических тубах. Колбаса, ветчина, рубленое мясо – называй как хочешь. Тубы были большие, килограмма на полтора, на всех их не хватало. Решили разрезать их пополам. Помню, резались они легко, обычным ножом. И знаете, эта мясоветчина была очень вкусной! Или нам так казалось? Но помню, что шла она на ура – с яичницей, картошкой, макаронами.