Среди ночи муж вспоминает про барана.
– Да черт с ним, давно уже стух, утром снесешь его на помойку – ворчу я.
Как же, уговорила! Муж идет к машине. Приносит. Разворачиваем. Цел и ничем таким не пахнет. Вполне себе свежее мясо.
Что делать? До рассвета пытаемся его расчленить, чтобы засунуть в морозилку.
И вот что интересно – баран наш пошел на ура. Что уж из него приготовили, я, конечно, не помню. Но помню, что многострадальный наш путешественник был мягок и ароматен.
Правда, нам было так тревожно и страшно, что никакой баран не мог скрасить те дни – тяжелые и тревожные дни первого путча.
В девяностые годы появились так называемые стихийные рынки. И у метро «Юго-Западная» тоже был такой рыночек. В основном торговали бабульки: зеленушка со своего огорода, яблочки и сливы в ведерках, картошка в целлофановых пакетах, пачки припасенной соды, стирального порошка или зубной пасты, носки и постельное белье, полотенца и косметика, домашнее варенье и все еще дефицитный майонез.
Было там и мясо. Редко, но было. И однажды моя сестра, конечно же, от отчаяния, купила там кусок. Но дома, когда развернула бумагу, ее что-то смутило. Решили дать попробовать коту – коты ерунду есть не будут, это вам не собаки.
Василий осторожно подошел к миске, опасливо понюхал, скривил мордочку и посмотрел на хозяйку с укоризной и даже с обидой – что это ты мне, родная, дала? Что попыталась подсунуть? Вроде бы мы с тобой не ссорились – зачем так со мной? Сестра поняла, что деньги на ветер. Но отдала кусок злополучного мяса в лабораторию, где работала ее знакомая.
Через какое-то время пришел ответ: «предоставленный материал не является мясом домашнего животного». Что это было – кошка, собака, лиса? Никто не узнал.
Но спасибо коту Василию! Иначе бы… Кто знает?
Одно время у нас был домик в деревне.
Тогда возникла такая мода – иметь дом далеко, желательно в глухом месте, окруженном лесом. Тишина, грибы, ягоды – короче, полный кайф.
Так все и было. Почти.
Дом мы купили по объявлению в газете: даже не посмотрев другие варианты, поехали и сразу отдали за него деньги. Такие вот мы решительные люди. Нас не смутила ужасная дорога, приличное расстояние от Москвы и немного странное окружение.
Это была настоящая деревня – центральная, она же единственная, улица, дома вдоль дороги, позади огромное поле и вокруг густой лес. Красота! Но на подъезде к деревне стоял поселок с барачными двухэтажными строениями.
В поселке были магазин и почта, небольшая больница в десять коек, чему мы, дураки, очень обрадовались – цивилизация!
В магазин за продуктами, на почту позвонить, в больницу… Ой, не дай бог! Но все-таки мы, знаете ли, оставались с тремя детьми, мужья приезжали на выходные.
В общем, полный восторг. Дом крепкий, настоящий пятистенок, работающая печка, в доме недавно сделан ремонт, чисто и экологично, обито вагонкой. И главное – большущая, метров в тридцать, терраса. Общая комната. Семья у нас большая, мы, две сестры, наши мужья, трое детей и мама.
Не учли мы одного – поселок этот был из тех, куда выселяли так называемых нежелательных элементов, пьющих и сидевших граждан, и мужчин, и женщин. Хорошо так пьющих, со знанием дела. Сто первый километр, помните? Нет, был народ и работящий, и трезвый, который держал скот, сажал огород и жил человеческой жизнью.
Но основная масса, так сказать, населения…
И вот заезжают новые жители, москвичи. Богатые, у каждого по машине – это про нас.
И спустя некоторое время – к нам, видите ли, присматривались – какой-то алкаш предложил нам корзину грибов. Мы обрадовались и, нисколько не задумываясь о последствиях, грибы купили. Радостный мужичонка со свежим бланшем под глазом так рванул, что только пятки сверкали – еще бы! В магазине его ждала главная и самая вкусная сладость – портвейн.
Началось все на следующий день. Причем с самого раннего утра. У забора, периодически взывая и истошно крича, терлась местная публика.
– Хозяйк, – увидев меня на крыльце оживились они, – выйди, а, хозяйк?
– Позже приходите, – рявкает злобная, невыспавшаяся хозяйка. – У меня не горит!
– У нас горит, – жалостно скулят они. – Пожалей, а?
И начинается шантаж:
– Не возьмешь – другим отдадим. Товар отличный, грибки отборные!
Да черт с вами, все равно разбудили. Иду к калитке. В публике оживляж и предвкушение.
– Тебя как зовут-то? – добродушно спрашивает один.
– Какая разница, – буркаю я.
– Ну хоть примерно!
И это «хоть примерно» становится хитом деревенского лета.
Тащили они все, что могли утащить: грибы, ягоды, горох с совхозного поля, кочаны капусты, молодую картошку. Воровали и у государства, и у соседей. Как-то принесли гуся. Ох, сколько же жарился этот злосчастный гусь, а мягким так и не стал.
И вот наступает день Х.
У ворот знакомая парочка, сожители, настоящие «синяки». Увидев их, мой трехлетний племянник поинтересовался:
– А почему у них рожи на лица не похожи?
Парочка эта не просыхала. Возраст их определить было невозможно. Нам казалось, не больше тридцати. Но боже мой, что это было за зрелище!
Итак, стоит эта сладкая парочка, а рядом мешок. Огромный такой мешочище, здоровенный, в средний мужской рост. Суетливо объясняют, что в мешке теленок. Нервничают – а вдруг мы откажемся? Скорее всего, убиенный был украден. Откуда у этой публики скотина? Днями шастают по деревне, а напившись, спят под кустами, рядом со свиньями.
– Откуда дровишки? – строго интересуюсь я. – Сперли небось? А у меня потом неприятности?
Клянутся и божатся, что нет, не сперли. Позаимствовали у мамаши, та попросила продать. Верилось в это не очень. Но и жизнь несчастному животному не вернешь.
Иду советоваться со своими.
Во-первых, зачем нам весь теленок? Целиком? С головой, ногами и внутренностями? Во-вторых, куда мы его денем? Холодильники на даче старые, морозилки маленькие, и те подтекают.
Но просят за все копейки, повторяют слово «оптом». Но опт нам не нужен, а нужно нормальное мясо – на суп, второе и шашлык.
В общем, мы уступили. Решили, то, что будет не нужно, раздадим по деревне. И бабушек порадуем, и нам хорошо.
Расплатившись, задумались – где разделывать? Туша-то здоровенная!
Вынесли на улицу стол, постелили клеенку и принялись за дело. Два мясника, я и сестра. Два мясника с тупыми ножами.
Вскоре мы осознали масштаб бедствия в полной мере.
А разрубить кости? А отделить от них мясо? А голова, а копыта? При нашем-то опыте!
Зато радовались животные и дети – два наших кота крутились, пока не рухнули от обжорства. Собака продержалась довольно долго, здоровенная догиня, ей все нипочем!
К вечеру разнесли дары по соседям, засунули все в морозилку, накрутили детишкам свежих котлет и рухнули – хорошо, что не мимо дивана.
Но с того дня с местной публикой решили завязать – хватит.
Тоже мне, нашли дураков! А ведь нашли.
Обворовывали нас каждую зиму, что бы мы ни делали. Ставили охранную кнопку – не помогло. Наняли местного участкового и платили ему зарплату – тоже без пользы. А ближе к весне он и сам решил поучаствовать в воровстве – чего добру пропадать?
Настучала соседская бабуля. Милицейский действовал быстро и профессионально – подогнал грузовик, родню в помощь, и началась погрузка. Были срезаны все светильники, вынесены холодильники, стулья и столы, посуда и постельное белье. И, конечно же, вещи.
Всем известно, что многое из того, что обветшало, устарело или просто надоело, свозится на дачи.
Мама моя всегда была модницей и хорошо одевалась. Да и гардероб у нее был ого-го! К тому же вещи ей присылала подруга из-за границы. И они, эти вещи, весьма отличались от тех, что продавалось у нас. Словом, они были узнаваемы.
Приехали мы на майские. Дом разорен. Нет ничего: ни люстр, ни посуды, ни подушек, ни одеял. Еще бы, вывозили-то как положено, на грузовике! Нет холодильника и электроплиты. Нет занавесок!
Ищем доблестного охранника, нашего участкового. Не находим – хмурая и недовольная жена объясняет, что он в запое.
– Когда прочухается? – Наш вопрос ее удивляет.
– А кто его знает? Мож, через неделю, а мож, через две. А мож, вообще помрет, – вздыхает она.
Запросто так, буднично. Ну да бог им судья. Но вот что смешно – все лето мама наблюдала, как женское население поселка Архангельский щеголяет в ее нарядах. Опознать их было раз плюнуть.
Вот одна дамочка идет в маминой кофточке, а вот и вторая в мамином платье. На вопрос, где брали, отвечали честно – да вот прям здесь, у магазина! Галка (или Настька, или Светка – какая разница) торговала.
– А что, хороша блузка, а? И задаром! – радовалась приобретению удачливая покупательница.
– Хороша, – со вздохом подтверждали мы.
Еще бы не хороша. Итальянская, известной фирмы. И пусть растянута на тетке, как на барабане, а все равно хороша. И, прихватив пакеты с хлебом, мы понуро возвращались домой.
Но повторюсь – были в поселке люди нормальные, честные и работящие. Мы дружили с такой семьей.
Ах, какая у них была картошка-синеглазка! А какое сладкое и густое молоко! А какие сметана и яйца! Но как они пахали на своем приусадебном хозяйстве – всем семейством пахали, вместе с детьми.
В деревне их не любили – работящих, непьющих и небедных не любят. Проще ведь украсть теленка или гуся, накопать у соседа картошки, продать ворованные вещи, чем работать целыми днями на огороде и в пять утра выводить корову.
В деревне мы прожили восемь лет и все же сбежали – надоело каждую весну обновлять дом, а обносили нас по-прежнему каждую зиму, – надоело видеть синие опухшие лица, надоело слушать пьяные крики. Хватит с нас экзотики. Хотелось поближе к своим, к тем, кого мы понимаем, с кем говорим на одном языке.
И все равно мы с большой теплотой вспоминаем эти восемь лет – сколько было гостей, сколько пожарено шашлыков! Сколько собрано грибов, сколько спето песен! И все мы были молодые.