Интенсивность хозяйственных изменений, происходивших в английской деревне в период генезиса капитализма, в наибольшей степени отразилась в судьбе крестьянства; XVI век стал критическим для крестьянского землевладения. Абсолютно преобладающей его формой в XVI — начале XVII в. все еще был копигольд — держание на воле лорда и по обычаю манора, пришедшее на смену средневековому вилланству. Допуск к держанию копигольдер обычно получал в манориальной курии, где после уплаты денежного взноса (вступного файна) и принесения присяги лорду ему выдавали копию протокола, фиксировавшего высоту ренты, размеры участка и срок держания. Жизнь копигольдера определял манориальный обычай — «душа и жизнь копигольда», но его положение зависело и от воли лорда, часто шедшей наперекор обычаю.
Институт копигольда становится наиболее бесправной формой крестьянского землевладения. В это время манориальные лорды активно посягают на владельческие права копигольдеров, что побуждало крестьян искать защиты от произвола в судах общего права. Однако, согласно юридической традиции, суды общего права до конца XV — начала XVI в. разбирали лишь жалобы свободных держателей и отклоняли вопросы, связанные с копигольдом. В начале XVI в. рассмотрение дел обычных держателей в судах общего права было еще чрезвычайно редким, только в XVII в. происходит частичное признание ими норм манориального обычая. Юридические нормы жизни английской деревни эпохи классического средневековья были приняты государственной властью в то время, когда от них, по выражению А. Н. Савина, «уже начало отлетать жизненное содержание». Без признания манориального обычая судами общего права, без относительного укрепления обеспеченности копигольдеров крестьянство как класс, вероятно, исчезло бы в Англии скорее, чем это произошло в действительности; но признание манориального обычая, уже сильно деформированного в эпоху аграрной революции, очевидно, стало для государственной власти удобным юридическим маневром, с помощью которого можно было на деле укрепить незыблемость феодальных порядков и отвергнуть требование превращения копигольда во фригольд.
В судьбе копигольда в наибольшей степени отразились интенсивность и последствия капиталистической перестройки деревни, отмеченной специфическими чертами в каждом из регионов Англии.
Наибольшей отсталостью в экономическом отношении отличался север страны. Немногочисленные города играли здесь скорее военно-административную роль, чем роль центров промышленности и торговли. Положение северного крестьянства определялось пограничным значением этих территорий. Длительные войны с Шотландией вызвали необходимость организации местного ополчения, формировавшегося из землепашцев севера, освобожденных от уплаты поземельных налогов. Юридическая обеспеченность их земельной собственности была поэтому более значительной по сравнению с крестьянами других графств Англии.
Однако в XVI в. патриархальный уклад северных графств постепенно обнаруживает признаки распада. Влияние капиталистических сдвигов в сельской экономике более развитых регионов Англии начинает проявляться и в этом отдаленном ее уголке. Вольности северного крестьянства, стихийно сложившиеся на окраине королевства, начинают приходить в упадок под влиянием огораживаний, повышения файнов и твердых рент.
Запад и юго-запад Англии отличались наиболее ранним и интенсивным распространением отношений феодальной зависимости, значительной традиционностью и малоподвижностью аграрных структур на протяжении всего средневековья. Возможно, поэтому в XVI–XVII вв. здесь развивался процесс не столько открытой и насильственной ломки поземельных отношений в пользу манориальных лордов, сколько более разрушительный и подлинно массовый процесс скрытого обезземеления крестьянства, его экспроприация так называемыми «мирными» средствами, в рамках манориального права. На юго-западе Англии и в XVI — начале XVII в., несмотря на развитие пастбищного хозяйства, а также шерстяной мануфактуры, в деревне сохранялись еще традиционные отношения, выражавшиеся, например, в наличии домениального хозяйства лордов, в долгосрочном характере аренды (преимущественно дворянской), а главное — в значительной стабильности копигольдерского держания как ведущей формы землепользования. Так, во владениях графов Пемброков в Уилтшире — крупнейших лендлордов, сосредоточивших в то время в своих руках до 30 000 акров земель, площадь копигольда к началу XVII в. составляла около 65 % всех видов держаний. Однако и в этом, внешне столь малоподвижном мире жизнь была полна острых социальных конфликтов.
Данные манориальных описей владений Пемброков свидетельствуют, во-первых, о переходе части копигольда в руки некрестьянских сословных элементов (джентри, горожан, клириков), которые, составляя в начале XVII в. 20,3 % общего числа держателей, фиксированных описями в качестве копигольдеров, сосредоточили в своих руках почти 43 % общей площади копигольда. Проникновение на крестьянский копигольд представителей общественных прослоек, стремившихся превратить землю в источник рентных доходов (путем сдачи ее субдержателям) или коммерческой прибыли (с применением труда батраков), означало ломку устойчивости собственно крестьянского землевладения и землепользования, в основе которого лежал труд крестьянской семьи.
Угрозу копигольду как традиционно крестьянскому виду землевладения и землепользования представляла и имущественная дифференциация крестьянства. Для XVI — начала XVII в. характерна поляризация английской деревни, связанная с размыванием ее ядра — средних слоев йоменри. В то время как разбогатевшие копигольдеры вели хозяйство на участках земли в 250–300 акров, крестьяне-коттеры (обладатели участков в 3–5 акров), почти лишенные основного средства существования — земли, нанимались работать в хозяйстве землевладельца, становились временными арендаторами «на воле лорда» либо пополняли армию английских пауперов. Имущественная дифференциация английского крестьянства, весьма значительная даже на юго-западе страны, «размывание» средних слоев крестьянства означали вызревание предпосылок аграрной эволюции Англии, результатом которой было исчезновение крестьянства как класса.
Решающую роль в вытеснении крестьянского землевладения играл процесс внедрения в деревню отношений капиталистической аренды, в целом наиболее выгодных для манориальных лордов по причине подвижных арендных плат, регулируемых не традицией, а колебаниями рыночной конъюнктуры. Для собственников земли была приемлема не только краткосрочная (7—11 лет) аренда, позволявшая быстро реагировать на изменения рыночного спроса и предложения, но, как и прежде, аренда феодальная на сроки до 99 лет. В сосуществовании различных форм и сроков аренды заключалась особенность аграрных отношений переходной эпохи. Иногда лендлорды в погоне за прибылью изменяли статус держаний в своих манорах, превращая вопреки нормам английского земельного права копигольд и фригольд в аренду.
Особенности хозяйственного развития деревни в юго-западных и западных районах Англии проявились в том, что огораживания, которые традиционно считаются в историографии основным процессом, подрывавшим крестьянское хозяйство, не отличались здесь массовостью и не имели таких гибельных для крестьян последствий, как, например, в Центральной Англии. В качестве основного, хотя и скрытого метода экспроприации крестьянства на западе Англии использовалось повышение файнов за допуск к держанию. В течение XVI–XVII вв. они возросли в десятки раз и оказались наиболее подвижной, произвольной частью поборов с обычных держателей, компенсируя «убытки» лордов маноров, связанные с обычаем твердых рент. Именно они в определенном смысле играли роль улучшенной, т. е. ориентированной на рыночные колебания цен, ренты и служили процессу «коммерциализации» земельных отношений в английской деревне. Если раньше размеры файнов фиксировались и охранялись манориальной юрисдикцией, то в XVI–XVII вв. практика непомерного их повышения являлась лучшим показателем приоритета воли лорда над обычаем манора и постепенной деформации этого обычая, его практической иллюзорности для защиты прав обычных держателей.
Кроме непомерного повышения файнов за допуск, истинным бичом английских земледельцев был срочный характер копигольдерского держания (обычно на 3 жизни, которые, как правило, исчислялись в 21 год). Истечение срока действия манориальной копии, т. е. формально-юридического основания держания, представляло в случае кратковременного договора реальную угрозу лишения обладателя крестьянского двора возможности вести самостоятельное хозяйство. Если у крестьянина появлялся более состоятельный конкурент, соглашавшийся на повышение ренты или файна, ему угрожала перспектива пополнить армию пауперов.
Итак, особенность развития английской деревни в западных и юго-западных регионах страны состояла в процессе скрытого экономического «вытеснения» копигольдеров из сельскохозяйственного производства страны, что, несомненно, облегчило в дальнейшем юридическую узурпацию их собственности.
Несколько иначе обстояло дело в Центральной (Средней) и Восточной Англии, где наряду с использованием вышеупомянутых методов экспроприации крестьянства основным рычагом этого процесса были огораживания — процесс массовой насильственной экспроприации крестьянства и монополизации земельной собственности феодалами. К XVI в. в связи с возрастанием спроса на шерсть овцеводство стало вытеснять земледелие, что почти везде (за исключением, пожалуй, севера страны) привело к переориентации манора с преимущественного производства зерна на производство шерсти — фактор, отвечавший требованиям английского и международного рынка в период генезиса капитализма. Прямой захват пахотной земли зависимых крестьян под пастбища, сгон держателей с их участков и сдача наиболее обширных угодий в аренду, постепенное обезлюдение целых деревень, пауперизация и рост бродяжничества — так совершалась насильственная ломка традиционных отношений в деревне манориальными лордами.
Полуторавековая история Англии эпохи первоначального накопления знает два основных этапа резкого усиления процесса огораживаний: 40—50-е годы XVI в. и конец XVI — начало XVII в. Первый из них был связан с социальными последствиями закрытия монастырей в ходе Реформации. Реформация приняла в Англии форму религиозной революции сверху, отражая преимущественно интересы короля и светских лендлордов, стремившихся укрепить абсолютизм путем секуляризации — обращения государством церковной собственности в светскую. Площадь секуляризованных земель достигала ¼ всей обрабатываемой территории страны. Обширные монастырские земли недолго оставались у короля: значительная их часть вскоре разошлась по частным рукам. Лавина земельных сделок и спекуляций монастырским имуществом была порождена не столько спросом правительства на деньги, сколько спросом различных слоев