Крупнейшим произведением политической историографии конца XVI — начала XVII в. является «История своего времени» видного политического деятеля, богослова и юриста Жака Огюста де Ту (1553–1617), ближайшего советника Генриха IV. Де Ту участвовал в составлении Нантского эдикта, реформе Парижского университета, возрождении Коллеж де Франс. Его гуманистическая деятельность сочеталась с покровительством францисканскому ордену во Франции. Де Ту высшим проявлением государственной мудрости провозглашает религиозную терпимость и осуждает религиозные войны.
Литература периода гражданских войн отмечена печатью кризиса ренессансных идеалов. В поэзии, еще пытавшейся следовать принципам Плеяды, проявлялись внутренняя неуравновешенность, трагическое мироощущение, что позволяет видеть в ней черты, присущие литературе барокко. Типичным выражением разочарования в общественном назначении поэзии служит творчество Жана Воклена де Лафрене (1536–1607).
Накал религиозных страстей, оттеснение на задний план чувственных, языческих идеалов и настроений Высокого Ренессанса отличают в этот период литературу гугенотов. Место античных образов занимает библейская символика. К Библии, как ко всеобъемлющему источнику сюжетов, обращается Гийом Саллюст Дю Бартас (1544–1590), который унаследовал главную мировоззренческую установку Плеяды — представление о поэте как духовном пастыре человечества, но сводит эту миссию к провозглашению сентенций Ветхого и Нового завета.
Гуманистическая и гугенотская линии французской литературы, разделившись с началом гражданских войн, вновь на какое-то время сливаются в творчестве Теодора Агриппы д’Обинье (1552–1630), завершая целый этап ее развития. Политическая программа д’Обинье — одного из идеологов гугенотской партии, воина, поэта, историка, публициста — созвучна антиабсолютистской программе Отмана: регулярный созыв Генеральных штатов, восстановление привилегий провинций и городов. Д’Обинье не принял Нантский эдикт, не принимал стремления усиливавшегося абсолютизма стать гарантом национального и государственного единства.
В поэзии д’Обинье начал как последователь Плеяды. Но уже в ранних стихах тема любви соединяется с темой религиозного и воинского долга поэта-гугенота. Центральное место в творчестве д’Обинье занимает эпопея «Трагические поэмы», воссоздающая драматическую картину Франции периода гражданских войн; защите протестантизма, критике католицизма и придворных нравов посвящены его сатирическая проза, мемуары и неоконченная «Всеобщая история».
В 1594 г., вскоре после коронации Генриха Наваррского, знаменовавшей, по мнению многих современников, прекращение распри двух религиознополитических группировок, вышел памфлет «Мениппова сатира» — самобытный литературный документ, раскрывающий тайные пружины политических интриг деятелей Католической лиги и их реальный смысл — нанесение ущерба национальным интересам Франции.
Памфлет как бы завершил многолетнюю войну идей, сопровождавшую кровопролитные схватки гражданских войн.
Выдающимся синтезом интеллектуальных поисков французской гуманистической культуры стали «Опыты» Мишеля Монтеня (1533–1592), вышедшие в 1580 г. и положившие начало новому литературному жанру — несистематизированным эссе на различные темы. В «Опытах» получили развитие традиции французского гуманистического свободомыслия. Жизнеутверждающий скептицизм Монтеня порожден критическим духом неприятия претензий схоластики на истинность ее положений. «Опыты» — венец ренессансного индивидуализма. О каких бы проблемах ни шла в ней речь, в центре рассуждений Монтеня находится человек. По видимости философия Монтеня антропоцентрична. Человек — познающий субъект — выступает в ней центральным элементом всего процесса познания. Он и орудие, и объект, и цель, во всяком случае главная цель познания. Однако на самом деле монтеневская философия человека направлена против попыток представить человека венцом творения, доказать его божественную сущность. Ему одинаково чужды и средневековые и гуманистические учения, рассматривающие человека как центральный субъект космической иерархии. Человек лишь часть природы, сцепленный бесчисленными связями с другими частями, подчиненный общим законам.
Развенчивание божественного начала в человеке позволяет Монтеню обосновать ряд серьезных выводов гносеологического характера, прежде всего об относительности всякого знания. Исключая человека из иерархического. подчинения божеству, Монтень вместе с тем утверждает его способность к восприятию объективных, хотя и всегда относительных знаний.
Но одновременно «натурализация» человека означала его отчуждение от Бога. Это приводило к выводу о человеческом происхождении самой идеи Бога, равно как и суммы представлений, лежащих в основе любой религии. Задолго до Вольтера Монтень высказал мысль о «грубом обмане, одурачившем столько великих народов и умных людей». Монтень в политической и житейской практике оставался христианином, полагая, что публичное высказывание мнений, противоречащих обычаям страны, может вызвать или усугубить смуту.
Сквозной темой «Опытов» является этика, скрупулезный анализ того, как надо жить разумно. Одна из первых в европейской литературе Ренессанса и нового времени, попытка философского самоанализа оказалась и одной из самых блистательных по глубине и реалистичности. Этика Монтеня — этика земной жизни. Его этическая максима — стремление к счастью и наслаждению. Но наслаждение в трактовке Монтеня не гедонистическое погружение в чувственные удовольствия, а эпикурейское приятие всего, что дала человеку природа. Путь к счастью прокладывает сам человек. Но индивидуализм Монтеня — «разумный индивидуализм», поскольку критерием разумности выступает индивид, сбросивший вериги господствовавших предрассудков, и потому он не только чувствует себя свободным, но в этот краткий миг освобождения действительно свободен.
«Опыты» Монтеня оказали значительное влияние на развитие философии и культуры во Франции и за ее пределами. Во Франции они положили начало традиции «моралистической» литературы конца XVI — начала XVII в., выходящей уже за пределы ренессансного типа культуры и представляющей первое систематическое переосмысление достижений гуманизма с позиций христианской ортодоксии.
Крупнейшим моралистом конца XVI в. был друг Монтеня католический проповедник Пьер Шаррон (1544–1603). Его трактат «О мудрости» (1601 г.) — изложение основных идей Монтеня. Однако гуманистический скептицизм учителя Шаррон заменяет последовательным — в духе фидеизма — развенчанием способностей человеческого разума и утверждением незыблемости истины, дающейся откровением. Однако Шаррон не избежал обвинений в атеизме: вслед за Монтенем он разделял веру и знание, из чего следовал вывод о независимости морали, основанной на естественной природе человека, от религии.
Последние выдающиеся представители французского Возрождения Боден, Монтень, Шаррон своими трудами закладывали основу рационалистического мировоззрения XVII в. Великим наследником ренессансного свободомыслия стал Ренэ Декарт (1596–1650) — зачинатель философии и науки нового времени. Философское учение Декарта получило название картезианства (от латинизированной формы его имени — Саг-1езш8). С Декартом в науку и философию приходит рационализм, с позиций которого разрабатываются новые принципы изучения мира. Порвав со схоластикой, Декарт начинает свое построение как бы с самого начала, подвергнув сомнению все сложившиеся убеждения. Единственно достоверным при этом оставалось только собственное мышление, доказывавшее его существование («Мыслю, следовательно существую»). С этой первой достоверностью связывается все остальное, истинность которого требует, однако, безусловного подтверждения: его может дать только Бог. Отсюда необходимость доказать бытие Бога (онтологическое доказательство бытия Бога). Декарт исходит в своем построении из противоположности духа и тела, мыслящей и протяженной вещи, что впоследствии называлось дуализмом Декарта. Механический материализм в понимании природы уживался у него с идеалистическим толкованием сознания. Провозглашая суверенитет разума, разрабатывая рациональный дедуктивный метод, Декарт признавал врожденность идеи Бога, необходимость религии, возможность сверхчувственного знания.
Существенной стороной философского учения Декарта является сознательно принимаемая и распространяемая на процессы и спекулятивного и эмпирического познания идея развития. Предвосхищением диалектического понимания развития является космогоническая теория Декарта, согласно которой строение солнечной системы может быть понято не как нечто раз и навсегда данное, а как результат длительного пути развития. Космогония Декарта, не нашедшая приверженцев в его эпоху, давно признана прототипом канто-лапласовской теории вселенной. Декарт был одним из первых мыслителей, оценивших основополагающую роль метода и огромное значение математики в научном познании мира. Вместе с декартовым понятием переменной величины в математику, по замечанию Ф. Энгельса, «вошли движение и тем самым диалектика».
Философия Декарта оказала огромное влияние на европейскую философию. Его последователями были Гоббс, Локк, Спиноза, Лейбниц. Дуализм декартовой философии послужил основой для зарождения двух философских традиций. В материалистической форме картезианство получило дальнейшую разработку в трудах Рого, Режи, Де Руа, оказав существенное влияние и на французский материализм XVIII в. Как новую философию христианства разрабатывали картезианство Паскаль, Мальбранш, Фенелон.
Пьеру Гассенди принадлежит заслуга создания атомистической теории. Материалистическая натурфилософия Гассенди опиралась на прочные традиции ренессансной мысли. Философский рационализм Декарта и атомизм Гассенди явились важным этапом в становлении материалистических взглядов на природу. В первой половине XVII в. широкое развитие получают естественные и точные науки — математика, физика, астрономия.
Первая половина XVII в. отличалась многообразием идейных и художественных течений. Традиции Возрождения (в частности, свободомыслия) подхватили либертипы XVII в. В них воспитывался ученик Гассенди С. Сирано де Бержерак (1619–1655). Его утопические романы «Иной свет, или Государства и империи Луны» и незаконченный «Государства и империи Солнца» продолжали литературные традиции Возрождения и во многом предвосхищали философский роман эпохи Просвещения.