Наконец, длительное развитие культуры Возрождения знаменует революционный переворот во всей системе европейской культуры, мышления, понимания места человека в мире, который все более и более ощущался как новый мир с новыми возможностями и задачами.
Редколлегия тома приносит глубокую благодарность всем научным учреждениям и отдельным ученым, своими отзывами и критическими замечаниями оказавшим существенную помощь в работе над томом, а также всем лицам, оказавшим содействие в подготовке карт и иллюстраций.
Хронологическую таблицу к тому составил В. А. Ведюшкин.
Иллюстративный материал подобран В. А. Ведюшкиным и В. М. Володарским.
Научно-вспомогательная работа выполнена Т. Е. Егоровой и Е. А. Тушиной.
Часть перваяОСНОВНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
ВВЕДЕНИЕ
Характер процессов, протекавших в Европе в XVI в., вот уже в течение века служит предметом непрекращающихся научных дискуссий. Камнем преткновения служит, собственно, один только вопрос: в каком смысле правомерно рассматривать 1500 год в качестве точки отсчета нового периода европейской истории? Вкратце ответы современной историографии на этот вопрос сводятся к двум взаимоисключающим положениям. XVI век— период демографического и хозяйственного подъема, выразившегося в росте народонаселения, увеличении массы драгоценного металла на денежном рынке (благодаря все возраставшему притоку золота и серебра из испанских владений в Америке и улучшению технологии добычи серебра в Германии), расширении международной торговли (и между европейскими странами, и заокеанской), росте продуктивности сельского хозяйства, расширении промышленности, улучшении условий жизни основной массы населения. Экономический подъем XVI в. наступил после фазы демографической и хозяйственной депрессии XIV–XV вв. Решающий фактор в смене экономических циклов приверженцы чисто количественной интерпретации характера указанных процессов усматривают в демографической ситуации. В целом это мальтузианская концепция экономической истории.
Иная точка зрения восходит к К. Марксу и его анализу структурных сдвигов в обществе, происходивших под влиянием социально-экономических процессов XVI в. Определяющий фактор этих сдвигов Маркс видел в генезисе капиталистического способа производства, ставшего с тех пор отличительной особенностью и решающим фактором исторической эволюции европейского общества.
С этой точки зрения на место более или менее обезличенных хозяйственных циклов «подъема» и «депрессии» экономики ставится периодизация, основанная на структурной прерывности исторического процесса. Именно в подобном видении проблема 1500 г. оказывается вехой искомого перерыва между чисто средневековыми общественными структурами и структурами, предвещавшими наступление нового времени. В анализе последних можно следовать двумя путями: раскрывая термин «Европа» в смысле географическом — тогда она предстанет как простая совокупность стран, процессы в которых обособлены и «замкнуты на себе», — и раскрывая тот же термин исторически, т. е. системно, — и тогда Европа предстанет как динамическая взаимосвязанная целостность. Итак, всемирно-историческая универсальность и европейская уникальность общественного развития в XVI в. заключаются в необратимом генезисе капиталистического уклада в лоне феодального строя. В качестве наиболее подвижного элемента европейской экономики его структурообразующая роль впредь в том и заключалась, что все прочие — как экономические, так и внеэкономические — составляющие европейского общества должны были отныне «отвечать», реагировать на вызовы, бросавшиеся им этим укладом. Сила «вызова» и характер дававшегося на него «ответа» определяли место каждого данного этнополитического образования в рамках Европы того времени.
Генезис капитализма имеет свою хронологию, выступающую на двух уровнях: общеевропейском (т. е. имеющем тенденцию стать всемирно-историческим) и локально-историческом (точнее, национальном). Хотя датировка его начала на этих уровнях может значительно расходиться (запаздывание на последнем уровне), тем не менее ни один из национально-хозяйственных организмов не оставался в стороне от той или иной формы взаимодействия с этим процессом. Точно так же значителен разброс отдельных регионов с точки зрения форм и ритмов процесса, логически и в значительной мере исторически предшествовавшего генезису капитализма, — так называемого первоначального накопления. Разумеется, наличие рынка «свободной» рабочей силы — необходимое условие для возникновения капиталистических форм общественного производства. Однако формы насильственного отрыва работника от фактически или юридически ему принадлежавших средств производства различаются от одной страны к другой в такой же степени, как и формы и темпы становления самого капиталистического уклада. Интенсивность процесса первоначального накопления сама по себе еще не является показателем интенсивности капиталистического развития данной страны.
Рассматривая генезис капитализма с точки зрения решающей его посылки — аграрной революции капиталистического типа — массового и насильственного отрыва непосредственного производителя от средств производства и вытеснения его на рынок труда, — нетрудно заключить, что в рамках XVI в. она развернулась только в Англии и в гораздо меньшей степени затронула Северо-Восточную Францию и Северо-Западную Германию. В целом же в странах «старой сеньории» этот процесс не носил революционного характера, а растянулся на длительный период. К тому же решающую роль играли здесь иные формы того же процесса (налогообложение, ипотека и др.). Точно так же XVI век, несмотря на многочисленные технические находки и нововведения, еще не был отмечен подлинной технической и технологической революцией. Помимо распространения насосов для откачки воды из шахт, позволивших их углубить, воздуходувных мехов в металлургии, позволивших перейти к плавке железной руды, и механических станков (волочильных, гвоздильных, чулочных), производительный труд в промышленности в значительной мере оставался ручным.
Наконец, рассматривая предпосылки генезиса капитализма в Европе, нельзя пройти мимо состояния внутреннего и международного рынка, товаров и денег. В данном отношении мера «подготовленности» отдельных европейских стран к превращению в колыбель капиталистического способа производства была весьма различной. С одной стороны, интенсивность разложения сеньориального строя определяла в решающей степени емкость внутреннего рынка; с другой стороны, мера участия данной страны в международном разделении труда и тем самым обмене товарами и драгоценными металлами (в форме денег) зависела от меры ее подготовленности к массовому производству определенного рода товара (национального продукта) для сбыта на внешних рынках. Поскольку речь идет о промышленности, эта мера обусловливалась не только степенью разложения цехового начала, но и интенсивностью ее перемещения в сельскую округу городов с их корпоративным строем.
Наконец, характер генезиса капиталистического уклада зависел и от географического положения данной страны по отношению к новому направлению международных торговых путей — к Атлантике. После открытия Нового Света и морского пути в Индию превращение Средиземного моря в далекую периферию нового, северо-западного узла международных морских коммуникаций сыграло немаловажную роль в попятном движении — увядании и постепенном исчезновении ростков раннего капитализма в экономике Италии и Юго-Западной Германии.
Таким образом, само по себе наличие в данной стране крупных капиталов не играло решающей роли в превращении торгового и ростовщического капитала в перводвигатель генезиса капиталистического уклада. Это подтверждается экономической историей Венеции, Генуи, Флоренции, Милана, Аугсбурга. В XVI в. крупные капиталы итальянских банкиров, как и Фуггеров и Вельзеров в Германии, постепенно либо иммобилизировались в приобретениях их обладателями недвижимости (земельных владений и собственности в городах), либо поглощались коронованными должниками. Иначе говоря, крупные капиталы превращались в динамическое начало процесса преобразования общественного способа производства только при наличии перечисленных выше факторов.
Основанное на сочетании традиционных и новых (капиталистических) общественно-экономических структур в странах, вовлеченных в интенсивный торговый обмен, международное разделение труда позволяет вычленить в Европе XVI в. три ареала, каждый из которых именно благодаря специфике региональных условий становится составляющим единой хозяйственной системы. В последней трети XVI в. эта система включала:
а) северо-западный регион (Англия, Нидерланды), в котором капиталистический уклад являлся уже в плане хозяйственной динамики ведущим;
б) центральный регион (включая, с одной стороны, христианское Средиземноморье, и прежде всего Пиренейский полуостров, а с другой — Скандинавию), доставлявший на общеевропейский рынок некоторые виды промышленного сырья и драгоценные металлы, притекавшие из Нового Света;
в) восточный регион (включая Балканские страны и Венгрию на юго-востоке, Польшу и Прибалтику — на востоке), доставлявший на гот же рынок зерно, скот, лес и др.
Что касается общеевропейской ситуации в ее ведущих тенденциях, то на первый план выступает проблема так называемой революции цен. Период 1480–1620 гг. характеризовался в Европе высоким уровнем цен на продукты питания. Но если этот отправной факт экономической истории XVI в. сомнению не подвергается, то ответы на вопрос о причинах «революции цен» в XVI в. вызвали длительную научную дискуссию, не прекращающуюся по сей день. Объяснение этого феномена, положившее начало столь длительной дискуссии, принадлежит американскому историку Э. Гамильтону, усмотревшему прямую связь между интенсивностью роста цен и объемом драгоценных металлов, доставлявшихся в Европе из Нового Света. Иной точки зрения придерживалась шведская исследовательница И. Хаммарстрём, полагавшая, что рост деловой активности обусловил рост цен, в свою очередь приведший к росту поставок драгоценных металлов на европейский рынок[1].
Дальнейшая дискуссия привела, с одной стороны, к ограничению хронологических рамок фактора роста объема денежной массы 20-ми годами XVI в. (когда приток драгоценных металлов из-за океана достиг достаточного уровня, чтобы сказаться на движении цен); с другой — влияние этого фактора было поставлено в зависимость от увеличения занятости, т. е. от того, приводил ли приток драгоценных металлов к расширению объема производства продукта. «Революцию цен» обусловил не сам по себе приток драгоценных металлов, а контекст общественно-экономических и политических условий, в котором этот фактор себя проявил, — таков объективный путь анализа тезиса, выдвинутого Гамильтоном.
Вся проблема последствий притока в Европу драгоценных металлов из-за океана должна рассматриваться не глобально, а сугубо регионально, т. е. в связи со спецификой политических, экономических и социальных условий, характерных для данного ареала.
Так, например, в Испании приток заокеанских сокровищ сказался в первую очередь в области военно-политической — сокровища превратились в инструмент войны, отвлекшей энергию и ресурсы нации от производительного их использования, и привели к пренебрежению интересами национальной промышленности. В результате — экономическое оскудение страны среди богатств, уплывавших в другие страны, поставлявшие на испанский рынок и тем самым в испанские владения за океаном товары, которые с успехом могли быть произведены внутри страны.
В то же время такие страны, как Голландия и Англия, с растущим городским населением (на фоне общего роста народонаселения) и перераспределением трудовых ресурсов в пользу промышленности, транспорта, промыслов, достигли предела — для того уровня агрикультуры — в производстве зерна. Отсюда рост импорта зерна из Польши и Прибалтики. Для этих стран рост цен оказывался благотворно на деловой активности и в городе, и в деревне.
Включение в сферу европейской хозяйственной системы заокеанских источников сырья и драгоценных металлов, равно как и рынков для европейских товаров, радикально изменило пассивный торговый баланс, столь характерный для средневековой европейской торговли со странами Востока. И с этой точки зрения решающим фактором общественно-экономической истории Европы XVI в., позволяющим датировать начало новой всемирно-исторической эпохи, явилась, разумеется, не «революция цен», а возникновение капиталистической системы и связанного с ней мирового рынка, ставшего с этих пор ключевым фактором эволюции европейского, и не только европейского, общества.
Рассматривая «революцию цен» в связи с этим ключевым фактором, нетрудно заметить, что в одних странах инфляционная конъюнктура содействовала процессу первоначального накопления, возвышая носителей капиталистического способа производства (прежде всего в деревне) за счет получателей феодальной ренты, феодально-зависимого крестьянства и раннекапиталистических элементов в городах. Что же касается слоя работников по найму, то, по общему признанию, заработная плата в в XVI в. явно отставала от роста цен на зерно, т. е. реальная заработная плата снизилась по сравнению с предшествующим периодом.
Вот как выглядит динамика реальной заработной платы английского плотника в регионе с интенсивно протекающим процессом первоначального накопления, предвестником генезиса капитализма соответствующей интенсивности (в килограммах пшеницы):
1501–1550 122,0
1551–1600 83,0
1601–1650 48,3
Но вот примеры иной, если не противоположной, динамики. В североитальянских городах, равно как и во фландрских, в том же XVI в. уровень заработной платы работников по найму почти жестко коррелировался с динамикой цен на пшеницу. Причины и суть такой динамики совершенно ясны: речь идет о традиционных центрах, где средневековые структуры оказались достаточно сильными, чтобы противостоять тенденциям первоначального накопления, что само по себе служило свидетельством упадка этих центров, уступивших свое былое лидерство новым.
В целом «революция цен», т. е. инфляционная конъюнктура, вызвала перераспределение доходов между старыми и новыми имущими классами в пользу последних — в странах с наиболее размытыми традиционными общественно-экономическими структурами (в Голландии, Англии, частично — во Франции), и между дворянством и третьим сословием — в пользу первого — в регионах восточноеевропейских. В результате инфляционная конъюнктура явилась экономическим механизмом, методом «обложения» политически слабых секторов национальной экономики в пользу секторов, находившихся под покровительством политических структур.
Что же касается экономической конъюнктуры Европы в целом, то XVI в. явился периодом подлинной торговой экспансии за пределами континента, экспансии, повлекшей за собой развитие промышленности, либо этой экспансией в значительной степени вызванной к жизни (переработка заморского сырья — хлопка, сахара, красителей), либо традиционной, но удовлетворяющей спрос за морями на европейские товары (ткани, оружие, кожевенные изделия и др.). И то обстоятельство, что одни страны оказались более подготовленными для участия в этой экспансии, чем другие, объясняет меру неравенства в распределении доходов от нее между ними — в зависимости от функций отдельных стран в международном разделении труда. С этой точки зрения северо-западный регион Европы (Голландия, Англия и частично Франция) составил в XVI в. торгово-промышленную сердцевину Европы, характеризовавшуюся преобладанием капиталистической мануфактуры (прежде всего рассеянной). В противовес ему ряд регионов Центральной и Восточной Европы, в особенности к востоку от Эльбы, оказались функционально на положении аграрно-сырьевого придатка.
Вопрос о специфике исторической эволюции этого региона в XVI в. в противоположном в сравнении с Северо-Западной Европой направлении — от натурально-денежных форм феодальной ренты к крепостничеству и барщинной системе — абсолютно невозможно решать в отрыве от специфических особенностей экономических и общественно-политических структур, сохранившихся здесь к началу генезиса капитализма на северо-западе континента. В конечном счете так называемое второе издание крепостничества в регионе к востоку от Эльбы было следствием появления в Европе капиталистического рынка, преломленным через призму интересов феодального дворянства, оказавшегося способным навязать свой диктат системе власти. Таким образом, капиталистическая кооперация и мануфактура к западу от Эльбы и барщинное хозяйство к востоку от нее при всей противоположности их социально-экономической природы не только синхронные явления, но и порождения одного и того же процесса генезиса капитализма. Специфику общественно-экономических структур в основных регионах Европы хорошо иллюстрирует тип основного непосредственного производителя XVI в. — крестьян, составлявших 90–95 % ее населения:
1. Лично свободные держатели земли за денежную (натуральную) ренту;
2. Свободные держатели (арендаторы) земли исполу — «испольщики»;
3. Лично зависимые держатели земли с незначительным удельным весом барщины в составе ренты;
4. Крепостные с преобладанием барщины в составе ренты;
5. Безнадельные (лично свободные и крепостные) работники по найму или находящиеся на положении дворовых слуг;
6. Лично свободные крестьяне — собственники своих наделов;
7. Крестьяне-арендаторы.
Распределение этих типов крестьян по регионам Европы в целом отражало уже известные нам три региона: необратимого генезиса капитализма; обратимого генезиса капитализма (Юго-Западная и Прирейнская Германия); второго издания крепостничества. Естественно, что типы 1, 6, 7 абсолютно преобладали в первом из перечисленных регионов, тип 2 — в субрегионе Юго-Западной Европы, тип 3 — во втором регионе, тип 4 — в третьем регионе. Что же касается крестьян типа 5, то в положении лично-свободных они характерны для стран Северо-Западной Европы — здесь их роль была особенно велика в качестве работников ремесленной мануфактуры, в положении зависимых — для третьего из перечисленных регионов.
В целом в регионах, где было невозможно создавать — при помощи огораживаний — поместья нового типа, равно как и поместья, основанные на барщинном труде крепостных, т. е. на юге Франции и на севере Италии, система половничества являлась своего рода средним путем реакции сеньориального класса на коммерциализацию сельского хозяйства. Немаловажным обстоятельством распространения этой практики являлось существование развитых торговых центров и экономически влиятельного купечества: в этих условиях многие земельные владения оказывались в руках городских денежных людей: рассматривая их в качестве коммерческого и обеспеченного вложения денег, они прибегали к системе субаренды на условиях половничества, как к наиболее «разумной» системе ведения дела. Что же касается Северной Франции, то сама размытость системы крупных поместий к XVI в. в ряде провинций заставляла сеньоров добиваться увеличения своих доходов на пути сеньориальной реакции, т. е. усугубления феодальных форм власти над земледельцем. Картина сдвигов в социальной структуре народонаселения в Западной Европе была бы неполной, если не обратить внимание на рост численности класса вытесненных из деревни людей, составивших слой предпролетариата. Поскольку их труд не мог еще найти применения в централизованных мануфактурах, они заполняли города, в поиске случайных заработков составляли экипажи торговых кораблей, питали бродяжничество, наемные армии. Дешевизна рабочих рук являлась важной предпосылкой становления капиталистического уклада как в промышленности, так и в сельском хозяйстве.