Одним из решающих обстоятельств, влияющих на экономику юга, была финансовая политика испанского правительства. Росли виды, число и объем налогов: прямой налог — донативо, косвенные налоги на помол, торговлю вином, вывоз зерна, шелка, масла, шафрана, вина и др. Широко практиковалась передача налогов на откуп, непрестанно возрастал государственный долг. Власти продавали должности, титулы и феоды.
При Карле V и Филиппе II феодальная знать подвергалась существенным ограничениям, ослаблявшим ее политическую независимость. В то же время власти сохранили фискальные и юридические привилегии феодалов. Все это способствовало консервации традиционной феодальной структуры. Ряды знати пополнялись за счет высшего чиновничества, финансистов, откупщиков. Среди новых феодалов, купивших сотни мелких поселений в качестве феодов, особенно многочисленными были генуэзские и флорентийские купцы и банкиры. Господствующий класс в лице новых феодалов все теснее втягивался в торговые операции, спекуляции зерном, оливками, шелком.
Обострение политических противоречий между властями и феодальной знатью не привело к разрыву между ними: многие феодалы служили в испанской армии за пределами родины, занимали высокие должности в государственном аппарате и при дворе вице-короля в Неаполе. Кампанелла считал, что трудятся не более 15–20 % жителей Неаполя. Город кишел людьми, занятыми непроизводительным трудом, обслуживавшими роскошный образ жизни феодальной и городской знати. Огромное число нищих и бродяг постоянно заполняло улицы и площади, рассчитывая на милостыню или случайную работу. В среде плебейства юга предпролетарский элемент отсутствовал.
В XVII в. наступил конец экономического благополучия юга: уже в середине столетия ощущалась депрессия хозяйственной жизни, свертывалась местная промышленность, рос дефицит торгового баланса, утратила самостоятельное значение деятельность разорявшихся купцов и ремесленников. Флорентийцы и генуэзцы стремились компенсировать свои неудачи в других местах за счет эксплуатции юга. Поляризация населения увеличивалась, достигнув здесь гораздо более выраженных форм, чем на севере.
Итак, экономическая жизнь Италии XVI — середины XVII в. характеризовалась большой неравномерностью развития в разных ее регионах. Трудности первой половины XVI в. сменились подъемом во второй половине. В XVII в. следует отметить ослабление буржуазных элементов общества и их частичное одворянивание, а также усиление феодального дворянства. Новое дворянство, как особая социальная группировка, не сложилось. В XVII в. процесс стагнации распространился и на экономику, и на социальный строй.
Тем не менее возвращения к классическим формам феодальной экономики пи в городе, ни в деревне не произошло. Ранее достигнутые рубежи были сохранены, в отдельных отраслях наблюдался прогресс.
Глава 8СТРАНЫ ПИРЕНЕЙСКОГО ПОЛУОСТРОВА
1. ИСПАНИЯ
К концу XV в. Испания не относилась к числу наиболее развитых в социально-экономическом отношении стран Европы. В третьей четверти XV в. она пережила длительный период политической нестабильности, отрицательно сказавшийся и на экономике. Но последующий век ознаменовался экономическим подъемом; одним из его показателей был непрерывный рост населения, превысившего в конце XVI в. 8 млн человек. Тем не менее по плотности населения Испания по-прежнему существенно уступала большинству стран Западной Европы. 84 % населения страны проживало в Кастильском королевстве, около 15 % — в Арагоне, Каталонии, Валенсии и Наварре; наиболее населенными были северные и центральные районы Кастилии, а также Валенсия.
Одной из важнейших черт в развитии испанской экономики этого периода были глубокие различия между Кастилией и другими областями страны, а также внутри самого Кастильского королевства. На севере преобладало мелкое крестьянское хозяйство на основе держания на феодальном праве или издольной аренды. На юге были распространены крупные хозяйства — латифундии, нередко с применением наемного труда.
Неодинаковым в разных районах Испании было и соотношение трех основных форм землевладения — светского, церковного и королевского домена. Позиции церковного землевладения были особенно сильны на севере страны. В Эстремадуре, Новой Кастилии и Андалусии обширные территории принадлежали трем крупнейшим военным орденам — Сантьяго, Калатрава и Алькантара, — магистром которых с конца XV в. являлся король. В Арагоне сохранялись значительные владения госпитальеров. В большинстве районов страны, особенно на юге, преобладало светское землевладение, значение которого в XVI — первой половине XVII в. еще более возросло в результате массовых продаж земель королевского домена, церкви и военных орденов горожанам, знати и чиновникам.
Уровень развития агротехники на большей части территории страны отставал от ведущих европейских стран; несколько выше, чем в Кастилии, он был в Андалусии, Валенсии и Каталонии с их развитой ирригационной системой и преобладанием интенсивных культур. При неглубокой вспашке и недостаточном использовании удобрений урожайность была сравнительно небольшой, земли быстро истощались. Поэтому расширение посевных площадей в первой половине XVI в. нередко было кратковременным. Плодородие почвы восстанавливалось естественным путем. Резервом пахотных земель служили общинные владения, но права общин были плохо обеспечены, что делало эти земли удобным объектом вожделений дворянства, горожан и королевской власти. С конца XVI в. короне удалось присвоить себе право собственности на них и распоряжаться ими по своему усмотрению. Отчуждение общинных угодий приводило пе только к сокращению крестьянского скотоводства, но и к сужению возможного пахотного ареала, к замыканию земледелия в узких территориальных границах и в конечном счете к его упадку.
Резкое увеличение спроса на продукты сельского хозяйства с конца XV в. способствовало росту товарности земледелия. Углубилась товарная специализация отдельных районов. На севере выращивались главным образом лен, конопля и овощи; отсюда вывозились в другие районы Испании рыба и древесина. В центральных районах Кастилии и в Арагоне преобладало производство зерна. Основными центрами виноделия были области по среднему течению Дуэро, а также Риоха и Андалусия. Новая Кастилия и Андалусия являлись важнейшими центрами производства оливок.
Одновременно с ростом специализации сельскохозяйственного производства происходйт процесс интенсификации земледелия, распространяется оседлое скотоводство вокруг крупных городов, особенно в Новой Кастилии. Вокруг городов в первую очередь начинают обрабатываться прежде пустовавшие земли; зерновые все более уступают место винограду, оливкам и овощам.
Быстрый рост цен на предметы первой необходимости, первоначально обусловленный существенным повышением спроса городов, получил начиная со второй четверти XVI в. новый мощный импульс в результате притока драгоценных металлов из колоний. «Революция цен» проявилась в Испании резче, чем в любой другой европейской стране. В 1511–1549 гг. цепы на вино выросли в семь с половиной раз, цены на оливки — в три раза; на протяжении XVI в. цены на предметы первой необходимости выросли примерно вчетверо. Для испанского крестьянства открылась возможность использовать образовавшийся разрыв между фиксированной денежной рентой и реальной стоимостью произведенного прибавочного продукта. В различных отраслях земледелия конъюнктура не была одинаково благоприятной: наибольшую выгоду извлекали винодельческие хозяйства. В то же время введение королевской властью с 1503 г. максимальных цен (такс) на зерно, выгодное потребителям, ударило по интересам крестьян. В XVI в. королевская власть несколько раз повышала таксы, однако цены на зерно росли намного медленнее, чем на другие продовольственные товары. Крестьяне сокращали посевы зерновых, заменяя их виноградниками или оливами. Страна все более стала зависеть от привозного хлеба.
В положении испанского крестьянства имелись значительные различия в зависимости от сословного статуса владельца (в светских сеньориях оно было, как правило, более тяжелым) и региона, а также вследствие углублявшегося имущественного расслоения. Самые тяжелые формы феодальной зависимости крестьянства сохранились в Валенсии и особенно в Арагоне, где сеньоры были властны даже над жизнью и смертью крестьян. Наиболее угнетенной частью сельского населения были многочисленные в этих областях мориски. В Каталонии личная зависимость и шесть «дурных обычаев» были отменены Гуадалупской сентенцией 1486 г., после длительной крестьянской войны. Однако в сумме платежи крестьян остались очень обременительными. Росла социальная напряженность.
В Кастилии в положении крестьянства имелись значительные различия между севером, где менее проявилась имущественная дифференциация и выше был удельный вес мелких собственников, и центральными и южными районами, где резко обозначились два полюса: немногочисленная верхушка крестьянства и мелкие арендаторы и поденщики, составлявшие местами значительно более половины сельского населения. В целом лично свободное кастильское крестьянство отличалось высоким уровнем самосознания, активно отстаивая свои права в многочисленных и нередко успешных тяжбах с сеньорами и покидая земли наиболее ненавистных сеньоров.
Важные изменения происходят в экономическом положении дворянства. Резкое сокращение реальной стоимости фиксированных денежных рент — одно из важнейших последствий «революции цен» — нанесло сильный удар по интересам земельных собственников и вызвало с их стороны активные ответные меры. Чтобы обеспечить увеличение или хотя бы сохранение своих реальных доходов, дворянство нередко стремилось изменить традиционные условия аренды, заменив долгосрочную аренду краткосрочной, завладеть землями крестьянских общин, расширить свои владения за счет городских округ и покупки церковных, орденских и до-мениальных земель, возродить давно забытые феодальные платежи. Различные формы сеньориальной реакции, периодически проявляясь в течение всего XVI в., достигли апогея к середине XVII в. Не удовлетворяясь властью в светских сеньориях, дворяне стремились получить доступ к доходам от церковных земель, что им нередко удавалось. Так, в северных районах страны многие монастырские земли держали на условиях долгосрочной аренды мелкие дворяне-идальго, сдававшие их в субаренду крестьянам. Тем не менее финансовое положение значительной части дворянства, в том числе и аристократии, все ухудшалось. Задолженность даже самых богатых и могущественных грандов стала к концу XVI в. едва ли не катастрофической.
В условиях неблагоприятной для дворянства экономической конъюнктуры важную роль в сохранении его позиций сыграли усилия королевской власти, обеспечивавшие ему сравнительно выгодные условия кредита; дворянские состояния сохранялись искусственно, благодаря активно поддерживаемой королевской властью системе майоратов, получившей с начала XVI в. широкое распространение. Жесткие правила майората, не оставлявшие его владельцу возможности продавать или закладывать входившее в состав майората имущество, способствовали сохранению экономически малоэффективных способов ведения хозяйства, тормозили процесс его обновления, резко сужали земельный рынок. Майорат мог быть пожалован не только дворянину; хотя характерен он был прежде всего для дворянства, этой привилегии стремились добиться также приобретавшие земли купцы, финансисты и предприниматели, что вело к существенному отливу капиталов из сферы ремесла и торговли.
Важным следствием системы майоратов была необеспеченность массы средних и младших сыновей дворян, толкавшая их на поиски новых источников доходов внутри страны и за ее пределами. Несмотря на распространенные в это время в Испании представления о несовместимости идальгии с занятиями торговлей (кроме крупной оптовой) или промышленным предпринимательством, наметилась тенденция к втягиванию дворянства в такого рода деятельность, однако она не получила развития и проявилась по преимуществу в тех местах, где экономическая конъюнктура была наиболее благоприятной (в Сеговии, Севилье).
Более или менее успешно с трудностями справлялись лишь титулованная верхушка дворянства, включавшая к концу XVI в. около ста семей и сильно разросшаяся в XVII в., и его средние слои — кабальеро. Основная же масса дворянства уже к началу XVI в. была бедна. Трудности этого столетия поставили значительную часть простых идальго на грань разорения. Глубоким различиям в экономическом положении верхушки дворянства и его основной массы соответствовал и заметный социальный разрыв, сказавшийся в уязвимости сословного статуса обедневших идальго. Не имевшие возможности поддерживать дворянский образ жизни, простые идальго перестают восприниматься современниками как представители господствующего сословия, и многие в конечном счете теряют свои идальгии. Важную роль в этом процессе сыграла активная деятельность муниципалитетов, включавших часть дворян в число налогоплательщиков и тем самым оспаривавших их принадлежность к дворянскому сословию, так как дворяне были освобождены от уплаты большей части налогов. В этом же направлении действовала и королевская власть, требовавшая более строгих доказательств идальгии. Вместе с тем идальго, потерявшие состояния и дворянские титулы, далеко не всегда могли расстаться с сословными предрассудками, с презрением относясь к любому физическому труду. Нищий и праздный идальго, предпочитавший жить впроголодь, но не унижать себя трудом, становится знамением времени. Подобные умонастроения, получившие широкое распространение, стали одним из факторов экономического упадка страны.
Не менее важной была и обратная тенденция — пополнение дворянства разбогатевшими выходцами из податного сословия. Путей аноблирова-ния было несколько: королевское пожалование за военную или государственную службу, продажа королевских грамот на дворянские титулы (размах которой никогда не был особенно велик), прямая узурпация идальгии в расчете на свое богатство и влияние на локальном уровне.
Представители податного сословия, пополнив ряды дворянства, как правило, отказывались от прежних занятий торговлей или ремеслом, вкладывали деньги в приобретение земель, добивались пожалований майоратов, перенимали дворянский стиль жизни. Несмотря на определенное противостояние старинного дворянства и аноблировавшихся представителей податного сословия — это выражалось в том, что в общественном мнении родовитость противопоставлялась благородству, достигнутому личной доблестью и заслугами, — в Испании не сложился особый самостоятельный слой нового дворянства, подобного английскому или французскому.
Влияние дворянства отчетливо проявилось и в деятельности Месты — привилегированной организации кастильских овцеводов. Ее важность в экономическом развитии страны была обусловлена особым значением для Кастилии отгонного скотоводства, что объяснялось и географическими условиями (частые засухи делали внутренние районы страны не вполне благоприятными для земледелия), и арабским влиянием, и непрекращав-шимися военными действиями во времена Реконкисты, когда скотоводство было гораздо безопаснее земледелия.
Основанная в XIII в. Места насчитывала в конце XV в. около 3000 членов. В социальном отношении она была неоднородной, но ведущую роль в этой феодально-иерархизированной организации играли крупные собственники-дворяне. Отары некоторых из них состояли в XVI–XVII вв. из нескольких десятков тысяч голов. В период расцвета стада Месты насчитывали около 2,5 млн голов. Каждую осень стада Месты следовали по трем основным путям — каньядам — через всю Кастилию на южные пастбища, а весной возвращались обратно.
Места была основным поставщиком экспортной шерсти, которая через Бургос и Бильбао вывозилась во Францию и Нидерланды, а через Малагу и Картахену — в Италию. Королевская власть, получавшая от вывозных пошлин на шерсть большие доходы, предоставила Месте важные привилегии: арендованные Местой пастбища закреплялись за ней навечно за ту же плату; Места была освобождена от уплаты многих пошлин; в тех случаях, когда стада Месты незаконно паслись на чьем-либо пастбище, а его владелец в течение года не заявлял протеста, пастбище безвозмездно переходило к Месте. Каньяды были относительно узкими, но их запрещалось огораживать, поэтому ущерб окрестным полям и виноградникам был довольно велик. Все возникавшие конфликты с местными жителями решали разъездные судьи той же Месты, которых вместе с их многочисленной свитой население должно было еще и содержать. Пользуясь поддержкой королевской власти, Места безнаказанно выходила за рамки и этих привилегий.
Ущерб, наносимый Местой развитию земледелия и крестьянского животноводства, несомненен, однако его не стоит переоценивать: многие районы Кастилии лежали в стороне от путей следования стад Месты. Аналогия-ные организации, но несравненно меньшего масштаба имелись и в странах Арагонской короны.
Усиливавшееся расслоение крестьянства, проникновение в деревню городского ростовщического капитала, наступление дворянства, лишавшего крестьянские общины пастбищ и стремившегося увеличить объем крестьянских повинностей, притеснения со стороны Месты, рост налогов, политика таксирования цен на зерно, повлекшая за собой сокращение зерновых посевов, — совокупность всех этих факторов, эпидемии и неурожаи конца XVI в. вызвали рост задолженности крестьянства, его разорение и продажу земли, сокращение поголовья крестьянского скота. Происходит не только расслоение крестьянства, но и его общее обеднение: богатая верхушка крестьянства и его средние слои были, как правило, немногочисленными. Крестьянину часто было выгоднее наниматься на поденные работы, чем иметь собственное хозяйство. Отсутствие хозяйства освобождало от налогов, а заработная плата наемных сельскохозяйственных рабочих в это время была относительно велика по сравнению с доходностью мелкого крестьянского хозяйства.
Разоренные крестьяне массами уходили из деревни в город, пополняли ряды уезжающих в колонии, солдат, монахов или просто бродяг. В одной из петиций в 1604 г. кортесы указывали: «Кастилия так обезлюдела, что часто можно встретить деревни, где число домов сократилось со 100 до 10, а в других местах не осталось ни одного дома». Огромная армия бродяг и нищих лишь в очень небольшой степени поглощалась городским производством. Эти явления привели к созданию в стране того особого социально-психологического климата, который нередко заставлял современников-иностранцев считать, что испанцы вообще не склонны к экономической деятельности. По наблюдению одного из венецианских послов, «экономия — слово из языка, неизвестного испанцам; беспорядок становится вопросом престижа и чести».
Важные изменения переживают в XVI — первой половине XVII в. испанские города. В конце XVI в. крупнейшими из них были Севилья (до 100 тыс. жителей), Толедо (около 55 тыс.), Вальядолид, Мадрид, где со второй половины XVI в. постоянно пребывал королевский двор, Гранада, Валенсия, Барселона и Сарагоса. За ними следовало около 40 городов с населением в 10–30 тыс., в том числе почти все центры провинций. Более половины этих городов были расположены в Андалусии. В Новой Кастилии велика была роль городов с населением в 5—10 тыс. жителей. В северных районах и в Старой Кастилии больших и средних городов было сравнительно немного.
В XVI в. население многих кастильских городов быстро увеличивается: Севильи, Толедо, Саламанки, Бургоса, Авилы и многих других — в полтора-два раза, а Мадрида — с 4 до 37 тыс. жителей. В центральных и южных районах Кастилии рост городского населения был повсеместным, в северных картина была более сложной. Хотя население многих городов возрастает, все же преобладает тенденция к его снижению: в Вальядолиде, Медине-дель-Кампо, почти всех крупных городах Галисии. Часть населения переселилась отсюда на юг, что явилось следствием продолжавшегося смещения на юг центра экономической деятельности в результате подъема колониальной торговли; другая часть эмигрировала в колонии.
Города Кастилии издавна являлись крупными центрами ремесла. Важнейшими его отраслями были сукноделие, производство шелка, особенно в Толедо, обработка металлов, выделка кож. К началу XVI в. в организации ремесла, и прежде всего сукноделия, между городами Старой и Новой Кастилии имелись существенные различия. В центральных и южных районах ремесло концентрировалось в больших городах (Толедо, Куэнка) со сложившейся цеховой системой и преобладанием высокока-явственной продукции. В Старой Кастилии, где вплоть до XVI в. цехи не получили развития, с начала XVI в. происходят большие изменения, наиболее ярко проявившиеся в сукноделии Сеговии. По инициативе и при поддержке королевской власти здесь вводятся цеховые уставы, резко увеличивается количество и улучшается качество тканей, заметно усиливается концентрация производства в городе и в масштабе отдельных мастерских. На наиболее крупных предприятиях под одной крышей работали от 100 до 300 человек. В 1579–1584 гг. в Сеговии ежегодно производилось 16 197 кусков ткани. Королевская власть даровала владельцам мастерских важные экономические и социальные привилегии. В период расцвета доходы от сукноделия в Сеговии были столь велики, что оно стало притягательным даже для дворян, которые прежде традиционно его избегали.
Наличие большого количества свободных рабочих рук, дешевого сырья, громадного американского рынка, создавало, казалось бы, благоприятные условия для развития капиталистической мануфактуры. Цехи не могли удовлетворить нужды Испании и колоний в продукции ремесла. Цеховые ограничения очень скоро стали тормозом для развития производства и постоянно нарушались. В крупнейших центрах ремесла, особенно сукноделия, по-видимому, появились первые ростки рассеянной, а иногда и централизованной мануфактуры. Но развитию производства сукна в стране противоречила заинтересованность могущественных скотоводов Месты в расширении экспорта шерсти. Королевская власть под давлением кортесов не раз принимала постановления об ограничении вывоза шерсти, но не заботилась об их соблюдении. Чтобы удешевить сукна, был запрещен их вывоз в другие страны и в то же время открыт широкий доступ в Испанию сукнам иностранного производства. В результате уже с середины XVI в. выработка шерстяных тканей в кастильских городах, за исключением Сеговии и Толедо, постепенно сокращается. В Сеговии вследс-вие ее привилегированного положения спад производства сукна наметился в самом конце XVI в. и продолжался в XVII в.
На севере страны велика была роль металлургии и кораблестроения: отставание Испании от ведущих стран Европы в этих отраслях проявилось не ранее конца XVI в. Северные порты — Бильбао, Сан-Себастьян, Ла-Корунья — являлись крупными центрами торговли, прежде всего шерстью, с Англией, Францией и Нидерландами. Однако смещение центра экономической деятельности на юг и сокращение северной торговли вследствие отпадения Нидерландов и ухудшения отношений с Англией подорвали развитие ремесла и торговли в этом районе.
В Андалусии и Мурсии наиболее важной отраслью ремесла было производство шелковых тканей, достигшее в XVI в. высокого уровня. В целом же ремесло было развито здесь гораздо меньше, чем земледелие и торговля. Крупнейший город региона — Севилья — был по преимуществу торговым центром, и его ремесла обслуживали прежде всего нужды колониальной торговли.
Подъем городов и колониальной торговли активизировал товарообмен между городом и деревней, привел к углублению специализации различных районов и укреплению общекастильских торговых связей. Большую роль в их развитии играли провинциальные и общекастильские ярмарки, особенно крупнейшая из них — международная ярмарка в Медине-дель-Кампо. Однако складывание национального рынка в Испании шло очень медленно. Развитию внутренней торговли во многом препятствовали природные особенности полуострова: почти все крупные реки Испании — Дуэро, Тахо, Гвадиана, Гвадалквивир — текут с востока на запад; так же расположены и основные горные цепи. Различные области Испании освобождались от власти арабов в разное время и в различных условиях, чрезвычайная пестрота местных обычаев также препятствовала созданию дрочных внутренних связей. Экономические интересы северных областей Кастилии ориентировали их прежде всего на торговлю с Англией, Францией и Нидерландами. Арагон, Каталония и Валенсия находились в орбите средиземноморских связей. Экономическое развитие основной части Кастилии с начала XVI в. было тесно связано с процессами колонизации Америки и колониальной торговлей.
Развитию внутренней торговли препятствовала неуравновешенная, подчас губительная для экономики страны фискальная и таможенная политика королевской власти. Все же на локальном уровне значение торговли было очень велико. Дворянство и в этой сфере не упускало своих возможностей, обычно контролируя торговлю сельскохозяйственной продукцией на местных рынках.
Общая экономическая отсталость страны, особенно ремесла, привела к усилению ее зависимости от иностранных купцов и финансистов, прежде всего немецких, итальянских и французских. Этому способствовало включение Испании в многонациональную империю Габсбургов, а также постепенное ослабление по религиозно-политическим мотивам позиций морис-ков и марранов, роль которых в экономике, и особенно в торговле, была до этого очень велика.
Длительное и сильное воздействие на Испанию освоения владений в Новом Свете и колониальной торговли едва ли поддается однозначной оценке. Почти с самого начала королевская власть поставила колониальную торговлю под свой жесткий контроль. В 1503 г. в Севилье была создана Торговая палата, где регистрировались все товары и уплачивались пошлины. Севилья, бывшая до этого экономическим центром Андалусии и важным центром средиземноморской торговли, получила тем самым монополию на торговлю с Новым Светом, что способствовало ее бурному росту. С 1530 по 1600 г. население города удвоилось. Севилья быстро стала одним из крупнейших портов Европы. Общий тоннаж судов, отплывавших отсюда в колонии, достиг в 1606–1610 гг. 127 200 т. В период расцвета города отсюда в колонии ежегодно отправлялось более ста кораблей. Усовершенствовались методы финансирования: широко распространились кредит и система векселей. Благоприятная экономическая конъюнктура способствовала развитию купеческого капитала. Прибыли от колониальной торговли были намного выше, чем от внутренней, и привлекли сюда многих дворян, включая и титулованных. В свою очередь, севильские купцы активно скупали земли в окрестностях города; им принадлежали значительные массивы виноградников. Большое распространение получила и контрабандная торговля.
Кроме севильских купцов, в колониальной торговле активно участвовали купцы Бургоса, Толедо, Сеговии и других городов. Но купечество северных районов, до начала XVI в. наиболее развитых, вследствие многочисленных пошлин и больших транспортных расходов при доставке товаров в Севилью фактически не имело возможности на равных участвовать в колониальной торговле, что ускорило упадок северных районов и отрицательно сказалось на самой этой торговле. Слабыми оказались и связи с Новым Светом Арагона, Каталонии и Валенсии. Таким образом, колониальная торговля при всем ее размахе не связывала все регионы Испании в единое целое, хотя экономическая жизнь Кастилии, особенно Андалусии, во многом и все более зависела от отправки и своевременного возвращения флота из колоний.
Хотя в первой половине XVI в. производство товаров, составлявших основу экспорта в колонии (вина и оливок, сукна и шелка), резко возрастает, потребности громадной колониальной империи были столь велики, что недостаточно экономически развитая метрополия не могла удовлетворить их своими силами. Уже к середине XVI в. проблема обеспечения колоний необходимыми товарами стала чрезвычайно острой. Стремясь решить ее и попутно получить займы от иностранных банкиров и купцов, королевская власть открыла иностранным товарам широкий доступ в колонии. В результате дорогостоящие испанские товары не выдерживали конкуренции, что способствовало упадку собственной промышленности. Испанское купечество все более становилось лишь посредником в колониальной торговле. Страна все больше зависела от иностранных купцов и товаров; даже бурный расцвет Севильи во многом был лишь функцией от этой зависимости. Уже в середине XVI в. кортесы, пожалуй, излишне резко, но не без оснований констатировали: «Испания стала Индиями для иностранцев».
Экономика Испании в это время не была единым целым, различные регионы развивались в своих собственных ритмах и в разное время испытывали периоды подъема и спада. Хронология упадка Арагона и Каталонии не вполне совпадает с кастильской, а в самой Кастилии северные районы пришли в упадок намного раньше южных. Об упадке Севильи и колониальной торговли можно говорить лишь со второго десятилетия XVII в., а уже в середине века в некоторых отраслях экономики начинается период нового, хотя и замедленного подъема.
Важнейшее влияние на экономическое развитие Испании оказали внешнеполитические факторы. В первой половине XVI в. Испания, объединенная со Священной Римской империей в составе владений Карла V, втянулась в борьбу за европейскую гегемонию, которую и продолжала вести в течение всего последующего столетия. Страна должна была оплачивать активную и дорогостоящую внешнюю политику испанских Габсбургов. Это привело к большим людским потерям и невиданному росту налогов, особенно с последней четверти XVI в. Противоречие между экономическими и демографическими возможностями Испании и ее политическими амбициями все более углублялось, пока не привело в середине XVII в. к жестокому кризису.
Несмотря на хозяйственный подъем первой половины XVI в., испанская экономика оказалась слаборазвитой по сравнению с ведущими европейскими странами. Страна очень зависела от внешних рынков. Даже в период подъема Испания едва покрывала свои потребности в продуктах земледелия. Вплоть до открытия серебряных рудников в Потоси едва ли не единственным богатством страны являлась шерсть. Торговля шерстью пережила бурный подъем в начале XVI в., но господствующее положение в ней занимали опять-таки купцы не Испании, а Нидерландов и Франции, куда она вывозилась. В XVII в. зависимость Испании от внешних рынков еще более возросла. С ухудшением конъюнктуры все очевиднее становилась изначальная слабость испанской экономики, ее неспособность обслуживать нужды империи в колониях и в Европе.
В XVI — первой половине XVII в. Испания не смогла вступить на путь капиталистического развития. Однако ни экономический упадок, ни сеньориальная реакция не означали и полного возврата к уже пройденному. Феодальные отношения в это время не остаются неизмёнными. Необратимо слабеют позиции общинного землевладения, усиливается расслоение крестьянства, возрастает вмешательство королевской власти в экономическое развитие страны.
Середина XVII в. не была принципиально важной вехой в социально-экономическом развитии страны. Медленная эволюция социально-экономических структур в XVI — первой половине XVII в. составила лишь первые этапы единого, в основных своих чертах, периода XVI–XVIII вв., часто называемого в Испании, как и во Франции, эпохой Старого порядка и подготовившего здесь последующий переход к капитализму.
2. ПОРТУГАЛИЯ
Социально-экономическое развитие Португалии в конце XV — первой половине XVII в. во многом сходно с испанским. Хотя Португалия как бы вся обращена к морю и относительно невелика по площади, однако региональные различия и здесь были весьма значительными: не только между севером и югом, но также между втянутым в активные торговые связи побережьем и внутренними районами, в большей мере сохранившими черты натурального хозяйства.
К концу первой трети XVI в. население страны достигло 1,4–1,5 млн жителей. Затем оно перестает расти и некоторое время находится на грани сокращения, однако с конца XVI в. вновь увеличивается и к середине XVII в. составляет 2 млн жителей.
Миграционные процессы, происходившие в это время в Португалии, в целом аналогичны испанским: это отток населения в колонии, эмиграция морисков и марранов, переселение жителей деревень в города, а горцев — на равнины, перемещение населения с севера на юг. Несмотря на это, плотность населения в северных районах оставалась намного больше, чем на юге.
Роль колоний в португальской истории была еще более существенной, чем в испанской. Португальская морская экспансия опережала испанскую: в начале XVI в. страна обладала уже обширными владениями в Бразилии, в Юго-Восточной Азии и по африканскому побережью. Первая половина XVI в. была золотым веком португальской колониальной империи. Наибольшие доходы приносили золото, работорговля и в особенности азиатские пряности. В это время страна ежегодно ввозила из колоний примерно 40–50 тыс. кинталов (2–2,5 тыс. т) пряностей. Цены на перец, и прежде очень высокие, в 1504–1560 гг. удвоились. Однако с середины XVI в. оживляется левантийская торговля, и уже в 60-х годах примерно половина пряностей поступает в Европу этими путями, а ввоз их в Португалию сокращается.
Уже в XVI в. усилия Португалии в Азии состояли не столько в новых завоеваниях, сколько в сохранении ранее приобретенного. С конца века колониальная империя переживает существенные изменения и постепенно приходит в упадок. В XVII в. позиции Португалии в бассейне Индийского океана были сильно поколеблены голландцами. К этому времени, однако, уже наметился экономический подъем Бразилии, к которой переходит роль ведущей португальской колонии. Отсюда в метрополию вывозились сахар, табак, ценные породы леса. Расцвет бразильских сахарных плантаций был непосредственно связан с ввозом рабов из Африки: во второй половине XVI в. их привозили по нескольку тысяч в год.
Королевская власть сразу же установила жесткий контроль над поступлениями из колоний. В 1501 г. в Лиссабоне была создана Палата по делам Индий, где все колониальные товары регистрировались и облагались пошлинами. Корона обладала монополией на торговлю пряностями и правом на 30-процентный сбор с остальных колониальных товаров, что приносило ей баснословные доходы, достигавшие порой 700—1000 % от вложенного капитала. Но эти доходы попадали главным образом в руки короля и аристократии и тратились на непроизводительные нужды.
Содержание громадной империи в условиях все возраставшей конкуренции требовало от бедной людьми и ресурсами Португалии предельного напряжения всех сил. В XVI в. в колонии ежегодно уезжало около 2400 португальцев, в то время как из Кастилии, где население было в пять раз больше, — около 1500 человек. Учитывая высокую смертность в условиях тропического климата и предельную растянутость коммуникаций, для серьезной колонизации этих сил не хватало. Поэтому владычество Португалии основывалось на военно-морском господстве лишь над важнейшими пунктами и торговыми путями и на максимальном использовании местных противоречий. Португальские владения в это время расположены на побережье. Административный контроль над колониями был относительно слабым, что открывало широкие возможности для коррупции.
Воздействие колониальной экспансии и торговли на социально-экономическое развитие Португалии было весьма сильным. В связи с увеличением потребностей городов и ввозом золота из колоний быстро росли цены. Нужды колоний стимулировали рост производства и торговли в метрополии. В конце XV — первой половине XVI в. переживало подъем земледелие. Получили распространение новые культуры, особенно маис, возросло производство вина и оливкового масла. Производство пшеницы оставалось на том же уровне или даже немного сокращалось, хотя спрос на нее все увеличивался, а соответственно возрастал и импорт.
В португальской экономике этого времени огромную роль играла торговля, особенно внешняя. Португалия стала одним из главных посредников в торговых связях Европы с Азией, Африкой и Америкой. В европейские страны Португалия экспортировала, помимо колониальных товаров, вино, оливковое масло, фрукты и соль. Основу импорта составили пшеница, ткани, металлы, изделия ремесла. Лиссабон — важнейший центр внутренней и средоточие всей колониальной торговли — быстро рос и стал к XVII в. одним из крупнейших городов Европы. Однако на фоне расцвета Лиссабона развитие других городов выглядело достаточно скромно. В первой половине XVI в., когда население Лиссабона достигло 65 тыс. жителей, следующий за ним Порту при всем его значении как экономического центра севера страны насчитывал лишь 15 тыс. С десяток городов имели население от 6 до 14 тыс. человек, остальные были еще меньше.
Ведущая роль королевской власти и дворянства в колониальной экспансии, активное участие в ней иностранцев и части чиновничества предопределили сравнительно скромную, хотя и более значительную, чем в Испании, роль португальского купечества. Не выдерживая конкуренции в заморской торговле, купечество все более вкладывает средства в земельную собственность; не имея доступа к высшим уровням власти, укрепляет свое влияние на локальном уровне.
На фоне бурного развития торговли ремесло в Португалии играло сравнительно скромную роль. Лишь в немногих центрах, как в Лиссабоне, ремесленники пользовались значительным влиянием. Быстро развивались преимущественно отрасли ремесла, связанные с колониальной торговлей. Так, больших успехов достигли кораблестроение и связанные с ним ремесла, финансируемые королевской властью. В некоторых отраслях производства возникли мануфактуры, но большого распространения, как и в Испании, они не получили.
Особенностью социально-экономического развития Португалии, обусловленной ее ролью в международном обмене, был высокий, как нигде в Западной Европе, удельный вес рабского труда. Только в Лиссабоне в XVI в. насчитывалось до 5 тыс. африканских невольников. Рабов использовали преимущественно для домашних работ.
К середине XVI в. экономический подъем в стране сменился стагнацией. Постепенное сокращение поступлений от колоний толкало дворянство на поиски новых источников доходов внутри страны, прежде всего за счет крестьянства; вводились новые и восстанавливались старые феодальные повинности. Этот фактор наряду с неурожаями, эпидемиями и ростом налогов обусловил запустение некоторых районов, жители которых переселяются в города или в колонии, и сокращение производства зерна.
Присоединение Португалии к Испании в 1580 г. оказало разностороннее, но в целом скорее негативное влияние на экономическую эволюцию страны. И до присоединения между Португалией и Кастилией существовали тесные экономические связи, которые теперь укрепились. Испанский король Филипп II (в Португалии — Филипп I) поклялся не вмешиваться в управление страной, в ее законы и обычаи и не вводить кастильского налогообложения. Колониальная империя формально осталась владением Португалии. Однако Испания не могла не вовлечь Португалию в орбиту своих имперских интересов. Португалия, до этого избегавшая европейских конфликтов, вынуждена была участвовать в походе Непобедимой армады, а позднее в Тридцатилетней войне. Столкновения с англичанами в Атлантике и с голландцами в Индийском океане также в значительной мере были результатом присоединения Португалии к Испании. При этом последствия упадка Испании соединились с собственной экономической слабостью Португалии.
Грандиозная колониальная экспансия не способствовала существенным структурным сдвигам в португальском обществе. Напротив, укрепив баснословными доходами экономическое положение аристократии и части мелкого дворянства-фидалгу, она способствовала консервации феодальных отношений в метрополии. Собственно генезис капитализма в Португалии относится уже к более позднему периоду.