АВСТРИЯ, ЧЕХИЯ, ПОЛЬША.ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ
1. АВСТРИЯ, ЧЕХИЯ, ПОЛЬША
Чехия, по-прежнему владевшая Силезией, и Австрия вместе со Штирией, Каринтией и другими подвластными ей землями принадлежали к числу развитых в хозяйственном отношении областей Центральной Европы. Для Чехии были благоприятны последствия гуситского революционного движения. Победа чашников утвердила политические позиции городского сословия, прочно занявшего место в сейме. Возросшая сила городов сказалась в том, что предпринимаемые дворянством в послегуситскую пору шаги к закрепощению крестьян не дали желанного эффекта. Бремя феодальных повинностей в пользу помещика, церкви, государства стало после гуситских войн легче, хотя это облегчение было недолговечным. На исходе XV в. феодальная аристократия повела наступление на права городов, перетянув на свою сторону рыцарство, которое в годы гуситского движения выступало в союзе с бюргерами. Такая политика правящего класса, отразившаяся и на состоянии деревни, еще не переломила прежней направленности экономического развития. А вскоре население пограничных земель отозвалось на Великую крестьянскую войну в Германии.
В австрийских землях вплоть до 1526 г. размах событий Великой крестьянской войны был особенно широк. Власти жестоко расправлялись с восставшими крестьянами и горожанами, хотя приходилось идти и на уступки, узаконив льготные для деревни условия пользования общинными землями и право выкупать личные поборы (эти нормы действовали до 1632 г.). И после подавления Крестьянской войны сохранились признаваемые местным правом локальные крестьянские объединения, благодаря чему сопротивление деревни помещичьим нововведениям приобретало некоторую легальную опору. Наряду с этим действовали объективные факторы, тормозившие попытки феодальной реакции.
В сельском хозяйстве преобладала поликультура: садоводство, виноградарство, огородничество. На юге Чехии большие доходы приносило разведение рыбы: к концу XVI в. в Чехии, не считая Моравии, число естественных и искусственных прудов, где выращивали рыбу, достигло 78 тыс. Помещики на опыте убеждались, что эти отрасли требуют квалифицированного, заинтересованного труда и что затраты на наем мастеров для ухода за прудом-«рыбником» окупают себя. Хлебопашество, открывавшее большой простор для развертывания барщинного производства, играло определяющую роль на востоке — в Нижней Австрии, Моравии, но и там оно поначалу оставалось в рамках чиншевой системы. Австрийские и чешские феодалы, которые держали собственное хозяйство, в большей мере прибегали к найму, чем к барщине (она чаще практиковалась во владениях церкви). Зачастую же они предпочитали раздавать домениальную землю в срочную аренду крестьянам.
Крестьянский двор сохранил функцию основной хозяйственной ячейки, деревня была достаточно крепко связана с местным рынком, на запросы которого крестьянин реагировал оперативнее помещика. Главными покупателями сельскохозяйственной продукции были города. Постоянный и значительный спрос предъявляла армия, в XVI в. почти беспрерывно воевавшая. Внешняя торговля играла весьма значительную роль в экономике, но экспорт продукции сельского хозяйства не был дальним (например, рыбу из Южной Чехии в больших количествах везли в Вену), и в нем активно участвовали мелкие скупщики.
Позитивные явления в аграрном строе сопутствовали более глубоким переменам в промышленной сфере. Они явственно видны в горном деле и металлургии, где ключевые позиции занимала добыча и выплавка серебра. В австрийских и чешских владениях техника горно-плавильного дела была для конца XV — первой половины XVI в. весьма совершенной. Именно сюда рано вторгся купеческий капитал: Фуггеры и их собратья, купцы из верхненемецких городов, не только финансировали предпринимателей, чьи затраты резко росли по мере внедрения технических новинок — сложных водоотливных систем, но и сами приобретали или строили плавильни, тогда как в горном деле были крепки корпоративные начала и рудные разработки велись преимущественно паевыми товариществами.
Добыча денежного металла — серебра — в традиционных центрах чаще всего стояла на месте или постепенно шла на убыль. В Кутной Горе в 1530—1540-х годах выплавка упала до 0,6–0,7 т в год (во второй половине XV — начале XVI в. она составляла ежегодно в среднем 4,5 т).
Зато поднимались новые горные города. Так, Яхимов, по-немецки Иоахимсталь, вырос буквально на глазах с открытием в 1516 г. богатых залежей серебряной руды во владениях графов Шликов на восточном склоне Рудных гор. К подъему Яхимова приложил руку нюрнбергский капитал. Через несколько лет там уже работали тысячи горняков. В 1521,—1544 гг. в новом городе выплавляли в среднем по 9 т серебра ежегодно — почти ⅕ всей общеевропейской добычи. Далеко позади были оставлены прочие горные центры континента. Монета яхимовской чеканки — иоахимсталь-талеры, сокращенно талеры, — появившись в 1518 г., скоро получила хождение по всей Европе (от талера ведет свое название доллар). Ее — под именем ефимков — хорошо знали в России. Эрцгерцог австрийский Фердинанд Габсбург, став в 1526 г. чешским (и венгерским) королем, позаботился о том, чтобы Яхимов перешел в руки короны, и с 1528 г. чеканка талеров была объявлена государственной монополией.
Элементы раннекапиталистических отношений пробивали себе дорогу и в других отраслях металлургии. Медеплавильный промысел, притягивавший предпринимателей не столько сам по себе, сколько содержанием в металле примеси серебра, которую научились эффективно отделять с открытием в середине XV в. процесса зейгерования, отличался высоким уровнем разделения труда. При выплавке и очистке меди обособилось до полусотни специальностей.
Но довольно скоро, в середине XVI в., горное дело, как чуткий нерв, ощутило наступление худших времен для австрийской и чешской промышленности. С середины 1540-х годов начала сокращаться добыча серебра в Яхимове, ее упадок был усилен разорительной Шмалькальденской войной. Добыча олова, основным поставщиком которого на континенте оставалась Чехия, пострадала из-за конкуренции британских копей, а также из-за неумения перестроить устаревшие организационные формы производства. Габсбурги, чьи регальные права в австрийских землях были непререкаемы, вели наступление на права землевладельцев и вольных горных городов Чехии. Такую централизацию при Фердинанде I и его преемниках не следует рассматривать как прогресс — благодаря регалиям значительная часть драгоценного металла ежегодно выпадала из товарного и денежного обращения в стране. К середине века Центральная Европа вполне ощутила влияние великих географических открытий, сдвинувших торговые тракты на запад. С 60-х годов XVI в. в регионе все сильнее обнаруживают себя последствия «революции цен».
Кризисные явления не были всеобъемлющими: не упал спрос на продукцию железоделательных заводов Австрии, по-старому оставалось в цене чешское полотно. Расцвет серебряных копей Центральной Америки, в целом имевший печальные последствия для центральноевропейского горного дела, в то же время стимулировал добычу ртути, столь необходимой для амальгамирования серебра. Если для Яхимова во второй половине XVI в. наступил закат его недолгой славы, то рудники Кутной Горы, напротив, пережили вторую молодость в 50-х годах, когда выплавка серебра в сравнении с предшествующим десятилетием выросла вчетверо и систематически продолжала расти до 1610 г., затем резко снизилась. В Австрии и Чехии не был прерван процесс урбанизации: Прага при Рудольфе II, который в 1583 г. перенес туда свою столицу из Вены, насчитывала уже около 60 тыс. жителей, будучи крупнейшим городом в регионе.
Промышленность и торговля, однако, несмотря на достигнутые успехи, переживают замедление темпов роста, в ряде случаев — застой и даже регресс. Перемены к худшему затронули и деревню, где помещики настойчивей, чем прежде, внедряли отработочную ренту, находя поддержку у центральных властей. При Максимилиане II крестьянским детям было предписано нести барщину. Рудольф II в 1581 г. обложил дополнительной податью хозяйства, свободные от отработок.
В экономике накапливались симптомы хозяйственного торможения и спада, признаки ослабления раннебуржуазных элементов. Со всей силой негативные явления обнаруживают себя в годы Тридцатилетней войны. Поставки для армии обогатили не одного предпринимателя, иногда выгоду из военной обстановки извлекали для себя целые округа. Создав свое состояние за счет конфискованных Габсбургами земель, Валленштейн заботился о том, чтобы война не опустошала его владений. Но общий баланс для народов Центральной Европы был трагичным. За годы Тридцатилетней войны разорение не раз прокатилось по австрийским землям. Еще тяжелее пришлось Чехии, чье население убыло по меньшей мере на четверть. Глубокому расстройству торговли и промыслов способствовали также и махинации сановников (в их числе тот же Валленштейн) и финансистов, гревших руки на перечеканке старой монеты и наводнивших денежный рынок обесцененной монетой.
Взяв верх над сословной оппозицией, габсбургский абсолютизм не ограничился репрессиями против мятежников. Недаром битва при Белой горе 8 ноября 1620 г., положившая конец дворянско-бюргерскому, узкосословному по своей социальной базе и по своим целям восстанию, стала общенациональной катастрофой. Победа императорско-католического лагеря обернулась тяжелыми последствиями для разоренного войной хозяйства. Владения Габсбургов лишились многих крестьян, ремесленников, рудокопов, купцов, которые покидали страну, спасаясь от репрессий и принудительного обращения в католическую веру. Сильно были урезаны права городского сословия. В Чехии обновленный земский устав 1627 г. повторил в ужесточенном виде запрет крестьянского перехода, закрепощающие юридические нормы были приведены в действие. Помещики получили возможность, игнорируя записи в старых писцовых книгах (урбариях), требовать с крестьян новые платежи и повинности.
Пока длилась Тридцатилетняя война, феодалы еще соблюдали известную умеренность. В обстановке военных действий им было сложно разыскивать беглых и не хватало сил, чтобы эффективно подавить частые крестьянские движения, среди которых были и такие крупные, как восстание 40-х годов в Верхней Австрии, нашедшее поддержку в южночешских землях. После подписания в 1648 г. Вестфальского мира крепостнические порядки восторжествовали.
Если в Австрии и Чехии так называемое второе издание крепостного права пробивало себе дорогу медленно, то польский вариант барщинно-крепостнического строя, формировавшийся в атмосфере ослабления центральной власти и непомерного роста дворянских привилегий в сочетании с политическим бесправием городского сословия, отличался ранним и интенсивным развитием. С конца XV в. в Польше резко ускорился темп закрепощения деревни. По сеймовой конституции 1496 г. за кметем — полнонадельным крестьянином — еще сохранялась легальная, хотя и весьма ограниченная возможность покинуть помещика: без согласия господина ежегодно из деревни имел право уйти один кметь. Допускался, хотя и с ограничениями, уход крестьянских сыновей. К середине XVI в. все это было запрещено. Подавляющую массу прикрепили к земле.
Вместе с превращением польского феодально-зависимого крестьянства в крепостное происходило расширение отработочной ренты в системе феодальной эксплуатации. Быдгощско-торуньская конституция 1519–1520 гг. предусмотрела минимум отработок: не меньше одного дня в неделю с лапового надела (около 18–22 га). Верхний предел законом не был установлен, к исходу столетия получила распространение 2—3-дневная барщина.
К этому времени прекратилось общегосударственное регулирование крестьянских повинностей. Признанный полновластным господином деревни, помещик распоряжался имуществом и жизнью крепостных. Новые сеймовые постановления закрепляли такой порядок, систематически усиливая санкции против беглых; крепостное право пытались распространить на безземельных крестьян и на гулящих людей. Впрочем, повторяемость подобных актов скорее свидетельствует о малой результативности запретов и угроз.
Польский фольварк — домениальное хозяйство, основанное на труде крепостных крестьян-барщинников — в XVI в. превратился в доминанту аграрного развития. Подобно барщинно-крепостническому хозяйству восточногерманских княжеств, он был ориентирован преимущественно на внешний, удаленный на сотни миль от непосредственного производителя европейский рынок. Вернув себе в 1466 г. в итоге победоносной войны с Тевтонским орденом выход к Балтике, Польша быстро стала крупнейшим экспортером зерна. С конца XV по конец XVI в. вывоз в Нидерланды, Англию, Францию и другие страны удесятерился, доходя до 100 тыс. т в год. Максимума он достиг в 1618 г., когда через Гданьск на запад ушло около ¼ млн т ржи и пшеницы. Хлеб вывозили также через Эльблонг, Щецин (Штеттин) и другие порты. Кроме зерна, из Польши в больших количествах экспортировали лен, пеньку, поташ, лес.
Такая ориентация на внешний рынок неблагоприятно отражалась на экономике страны. Заморская торговля заведомо была недоступна крестьянину и мелкому посреднику. Больше того, в Польше от этого прибыльного дела во многом было оттеснено также купечество. Опираясь на свое политическое могущество, закрепленное Нешавскими статутами 1454 г., сеймовой конституцией 1496 г. и другими законами, шляхта присвоила себе право беспошлинного вывоза хлеба и иных продуктов сельского хозяйства.
Правительство в интересах того же дворянства поощряло ввоз западноевропейских промышленных изделий. Польская внешняя торговля, таким образом, приобретала колониальную окраску: в вывозе был велик удельный вес дешевого сырья и продовольствия, в ввозе — промышленных товаров, составлявших опасную конкуренцию изделиям местного цехового ремесла и ранней мануфактуры.
Последствия торжества барщинно-крепостнической системы, рикошетом ударившие и по городу, проявили себя не сразу. До 80-х годов XVI в. признаки хозяйственного подъема даже преобладали. Фольварк, еще не успев разорить деревню, резко увеличил массу товарного хлеба и в известной мере активизировал торговлю. Действовали силы хозяйственной инерции. «Второе издание крепостного права» все же не остановило процессы, связанные с поступательным развитием деревни, — шло имущественное расслоение, наблюдались зачатки социальной дифференциации в среде крестьянства.
В этом смысле показателен повсеместный демографический рост. К 1580 г. население трех основных областей — Великой Польши, Малой Польши, Мазовии — увеличилось в 2,5 раза по сравнению с 40-ми годами XIV в., составив 3,1 млн человек. На территории Польского королевства к западу от Буга, где в середине XV в. было 450 городов, за сто лет прибавилось 200 новых; к середине XVII в. городским правом наделили еще 50 селений. Среди них — множество мелких, трудноотличимых от деревни местечек. Вместе с тем городской статус был предоставлен, например, Леш-ну (1547 г.) и иным очагам динамично поднимавшегося великопольского сукноделия. Росли старые торгово-ремесленные центры. В Варшаве (куда с начала XVII в. была перенесена столица государства) и Познани к исходу XVI в. насчитывалось до 20 тыс. жителей, в Кракове — до 30 тыс., в Гданьске — 50, по другим данным — до 75 тыс.
Хотя крен в сторону внешнеторговых связей осложнил складывание общепольского рынка, его образование продолжалось. Углублялось территориальное разделение труда, расширялись рынки, происходило их слияние. Так, краковский рынок притягивал к себе часть Сандомирщины, Са-нокской и Перемышльской земель, южный край Серадзского воеводства, выходя за государственные рубежи, пограничные области входившей в Чешскую корону Силезии.
В недрах цеховой системы и наряду с ней в сукноделии, книгопечатании и других отраслях рождались элементы мануфактурного производства. Более скромный, чем в Австрии или Чехии, но все же значительный размах приобрело горное дело, где производственные условия диктовали концентрацию рабочей силы и разделение труда. В соляных копях Бохни и Велички (вблизи Кракова) трудились несколько тысяч горняков: члены паевых товариществ, крепостные из окрестных сел, работавшие по принуждению, и вольнонаемная беднота. К найму рабочей силы прибегали кузники (владельцы железоделательных заводов) и другие предприниматели. Однако на грани XVI–XVII вв. берут верх другие тенденции: польская мануфактура становится по преимуществу крепостной.
Важной вехой в этом процессе утверждения барщинно-крепостнической системы экономики стала Люблинская уния, соединившая Польское королевство с Великим княжеством Литовским в одно государство — Речь Посполитую. Среди разнородных, преимущественно негативных, последствий Люблинского акта 1569 г. было и резкое нарушение прежнего политического баланса в пользу феодальной аристократии. Смыкаясь с могущественными родами Великого княжества — с Радзивиллами, Вишневецкими, Острожскими, старая польская знать и магнатство новой формации (Потоцкие, Конецпольские) становятся на исходе XVI — в первой половине XVII в. ведущей силой во внутренней и внешней политике Речи Посполитой.
Всевластие олигархии обостряло и без того печальный результат заметной гипертрофии фольварочной системы хозяйства, и все это вело к длительному застою, а то и к упадку экономики. В XVII в. барщина (в польских и западноукраинских воеводствах она составит порой 4–5 и более дней в неделю) и прочие повинности, лежавшие на крепостной деревне, достигают размеров, ставящих под вопрос простое воспроизводство крестьянского двора. Зажатый в тиски фольварочных порядков, крестьянин меньше продавал и меньше покупал, чем прежде. От этого страдали — либо рвались — рыночные связи. При воцарившейся «золотой шляхетской вольности» занятие ремеслом, промыслом, торговлей становилось все более рискованным делом: горожанин, как и селянин, не был уверен в завтрашнем дне. Так, десятки железоделательных заводов перешли в руки дворян не только потому, что разорялись старые владельцы, — шляхтичи безнаказанно прибегали к прямым захватам. Беды, впрочем, не обошли и правящий класс. С истощением деревни и города иссякали и помещичьи доходы. К середине XVII в. множество средних и мелких дворян разорилось, иные из них попросту деклассировались.
Происходившие перемены неизбежно поднимали накал социальной борьбы, главным очагом которой стала Украина. Беспокойный быт пограничья, соседство Дикого Поля, откуда вечно грозил татарский набег, придали краю особый колорит, породив такое мощное явление, как казачество. Долгие годы степь давала прибежище тем, кто бежал от помещичьего гнета. Когда же феодальная реакция докатилась и сюда, украинский народ ответил рядом восстаний на правительственную политику закрепощения, усугубленную религиозным притеснением.
Уже движение 1591–1593 гг. охватило Киевское, Брацлавское, Волынское воеводства, найдя отзвук далеко к северу. За ним последовали восстание Северина Наливайко (1595–1596 гг.) и другие выступления казаков, крестьян, городских низов. Подавив их, власти в 30-х годах XVII в. уверовали, что опасность миновала. Пауза, однако, была недолгой. Подспудно нараставшие классовые, национальные, религиозные конфликты вызвали весной 1648 г. взрыв — народно-освободительную войну под руководством Богдана Хмельницкого, которая сотрясла все здание феодально-крепостнической Речи Посполитой.
2. ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО ЛИТОВСКОЕ
К началу XVI в. Великое княжество Литовское сложилось как государство, в составе которого, помимо этнической Литвы, формировались русская, белорусская и украинская народности. Соединение под главенством литовской княжеской династии народов, столь различных по уровню развития, культурным традициям, наконец, религии, привело к пестроте социально-экономических условий. Литовские и русские земли в этом государстве, по подсчетам В. Т. Пашуто и Р. К. Батуры, соотносились в 1569 г. как 1: 7.
Первоначально уровень феодального развития собственно Литвы был ниже такого же уровня завоеванных Литвой русских княжеств. Личная уния с Польшей, принятие в XIV в. католичества укрепили связи Литвы со странами Западной Европы. Большое влияние на состояние экономики оказывал и Ливонский орден.
Географически Литовское государство делилось на несколько регионов. К собственно Литве больше тяготели Подляшье и Волынь, второй регион — земли Жмудская, Полоцкая, Витебская, Смоленская, Киевская, Подольская (в XVI в. лишь в своей восточной части); самостоятельное положение занимали Чернигово-Северские княжества. Такое разделение в значительной степени обусловлено не только экономикой, но и военно-политическими событиями. На протяжении всей истории Великого княжества Литовского Поднепровье, Чернигово-Северские земли и ряд других районов юго-восточных окраин регулярно первыми принимали набеги крымцев. На этих самых плодородных землях создавались укрепленные поселения для охраны границы; здесь не было латифундий, сравнительно небольшие феодальные владения жаловались только на условиях несения регулярной военной службы.
В Литве издавна существовали многодворные селения (villa), а также однодверные поселения (curia) — усадьбы, замки нобилей, вышедших из общин. К XVI в. такие замки в отличие от раннего времени строятся рядом с селом. Двор феодала был сложным комплексом: кроме крестьян, выполнявших сельскохозяйственные работы, здесь были люди, знавшие различные ремесла, жила челядь, обслуживавшая господина, следившая за его оружием, конем и сбруей, делавшая посуду и украшения для господской семьи.
Дом литовского крестьянина XIV–XV вв. удивлял всех путешественников. Он был похож на башню без потолка; свет падал сверху, а дым от очага выходил через дверь. В XVI в. в таких домах уже держали только домашний скот и корм. Крестьяне жили в избах с окнами и потолком. В зажиточных семьях появляются печи с дымоходами. Формы таких глинобитных печей часто заимствовались из русских деревень. Во дворе были хозяйственные постройки, бани, последние иногда строились сообща несколькими семьями.
В деревнях было много крупного рогатого скота, свиней, овец, лошадей. Землю обрабатывали сохой, в которую впрягались волы. В Литве очень распространилось коневодство, иностранцы отмечали, что у литовцев малорослые, очень выносливые кони. Была выведена и местная порода лошадей — жемайтукай. Конские табуны издавна составляли непременную часть княжеского хозяйства: ими занималась специальная категория крестьян — конокормцы. Доходы от табунов шли в уплату жалованья феодалам.
Большое количество скота, которое издавна содержалось в крестьянских хозяйствах, способствовало консервации традиционных форм земледелия. В Литве веками создавалась высокая культура обработки и унавоживания полей. Поэтому там вплоть до XVI в., как правило, сохранялось архаическое трехполье без севооборота, когда земля отдыхала под паром два года, чтобы лучше усвоились органические удобрения. Это вело к тому, что ежегодно засевалось около половины всей пахотной земли, а не ⅔, как при классическом трехполье. Грамоты 1504 и 1529 гг. регулировали сельскохозяйственные работы, начав вводить обязательное трехполье, окончательно закрепленное водочной реформой.
Одним из древнейших занятий литовского населения было бортничество. Пожалуй, нигде, даже на Руси, оно не получило такого развития и так не охранялось законом. Бортники, вносившие дань медом, до XVI в. были освобождены от барщины. Бортные деревья в лесах тщательно оберегались. Закон жестоко карал вырубку таких деревьев или кражу пчелиного роя. Мед высоко ценился в быту, а воск издавна был одной из статей экспорта Литвы.
Часть занятий, связанных с использованием природных ресурсов, являлась привилегией великих князей.
Доходными были рыбные промыслы, которыми владел великий князь. Боярам и общине давалось право лова рыбы в определенных местах озер и рек, входивших в их владение. Право на рыбную ловлю, т. е. фактически передача определенных мест на реках и озерах, могло даваться отдельным лицам как плата за службу, в счет погашения долга и т. п.
Но более всего славилась Литва своей охотой на дикого зверя, псовой или соколиной. В XVI в. охота становится привилегией правящего класса. Феодалы охотились на оленей, кабанов, медведей, туров, зубров, косуль, лосей, бобров, волков, зайцев. Меха были предметом экспорта. Границы охотничьих угодий тщательно охранялись от браконьеров, крестьян и соседних феодалов. В XVI в. были частыми судебные процессы в связи с нарушениями таких границ.
Великокняжеская охота в Литве была событием действительно международного значения, особенно с конца XIV в. На такую охоту, кроме собственной знати, приглашались правители соседних государств и княжеств, здесь велись переговоры, заключались союзы. Пущи, принадлежавшие литовским великим князьям (Пуня, Бирштонас, Берштай), были одними из лучших охотничьих угодий в Европе.
В Литве была развита крестьянская община. Члены общины сообща пользовались всеми угодьями, только пахотная земля делилась между семьями. Крестьяне (волостные люди) вели хозяйство на собственной земле, платили дань князю (медом, зерном, деньгами и др.), несли повинности по строительству и ремонту замков, дорог и мостов, охране охотничьих угодий, почтовую службу и др. Система повинностей была детально разработана, и община внимательно следила, чтобы княжеская администрация не вводила «новин», а круг обязанностей и размеры повинностей строго соответствовали ранее установленным великим князем.
В научной литературе существует мнение, что при пожаловании земель феодалам им фактически передавались права не на землю и крестьян, а на дань и подати. В актах XVI в. часто оговариваются виды и величина таких податей с условием ничего в них не менять.
Распределение земли внутри правящего класса, а также между феодалами и общиной всегда тщательно регулировалось великокняжеской властью. Любая покупка земель, обмен, дарения и завещания вступали в силу лишь с санкции великого князя. Это объясняется тем, что еще в XV в. все владения были распределены, свободных земель, пригодных для обработки, в государстве не было.
С конца XV в. в Литве активно формируется крупное феодальное землевладение. Этот процесс шел одинаково и для потомков русских и белорусских феодалов, и для литовцев. Полученные от великого князя пожалования (часто лишь на время), купленные земли быстро обрастали различными угодьями и владениями — рыбными ловлями, лесом, мельницами — они покупались, выменивались у крестьян, мелких землевладельцев, церкви, выпрашивались у великого князя. Нередко новый владелец добивался права вечного владения землями, основания на них замка или местечка. Формирование таких крупных владений, утвержденных великим князем, отразилось в документах великокняжеской канцелярии (Литовская Метрика). Образцом для правящих кругов Великого княжества Литовского, чьи политические и хозяйственные связи с Польшей — его давним партнером по династической унии — постепенно приобретали более тесный характер, послужила барщинно-крепостническая система Польши.
Процесс закрепощения крестьян в Литве особенно ярко наблюдается с начала XVI в. Это привело к снижению уровня сельскохозяйственного труда: крестьянин утратил стимул к усовершенствованию орудий, выработке новых приемов труда.
В 1547 г. выходит указ, запрещающий покупку и продажу земель. В 1557 г. была проведена волочная реформа, по которой земля, принадлежавшая государственным крестьянам, признавалась собственностью великого князя. Крестьянский надел не мог превысить одной волоки (около 21 га); определялось и качество пашни (грунт добрый, средний, подлый и весьма подлый); были произведены опись и передел земель, устраняющий чересполосицу. Часть мелкой шляхты была записана в крестьяне. Указ регламентировал размеры огородов и для крестьян, и для горожан. Стало обязательным трехполье. Второй Литовский статут в 1566 г. узаконил десятилетний срок для сыска беглых крестьян.
Литовское государство было государством высокоразвитых городов. В XV в. в него входили также более 40 белорусских и около 20 украинских городов бывшего Древнерусского государства; В XVI в. города в Литве основываются на магдебургском немецком праве, которое распространилось и на большинство ранее существовавших городов; в городах, основанных еще в Древней Руси, иногда наряду с магдебургским правом употреблялись правовые нормы, восходящие к Русской Правде. Растет число частновладельческих городов, принадлежавших магнатам. Хотя в Литве почти не было местных ресурсов для развития ремесел, с XV в. ремесленная прослойка в городах усиливается. Особенно были развиты железоделательное ремесло (железо получали из болотных руд) и плотничество. Литовские ремесленники делали прекрасные воинские доспехи, которые очень ценились рыцарями Ордена. Доспехи, оружие, снаряжение коней знати богато инкрустировались золотом и серебром.
В литовских городах рано стали обособляться различные профессии ремесленников. Первыми выделялись в особые цехи и братства мастера золотых и серебряных дел (устав утвержден в 1495 г.). Уже в XVI в. в Вильнюсе насчитывалось более двадцати цехов: каменщики, скорняки, плотники, кузнецы, сапожники, портные и т. д. Вторым по уровню развития ремесла был Каунас. Литовские украшения из янтаря и стекла в XVI в. очень ценились. Процветало и гончарное дело, причем не только в городе, но и на селе.
При высокой организации ремесел, развитом городском самоуправлении жизнь горожан все еще была тесно связана с земледелием. Многие из них имели участки за городом, преимущественно огороды. До середины XVI в., когда ввели строгие ограничения на покупку земель, горожане иногда владели и усадьбами, покупали земли у феодалов. Однако собственные владения не могли удовлетворить горожан, потребность покупки продуктов росла. Особенно увеличилась закупка зерна: с начала XVI в. в городах появились купцы, торговавшие только зерном.
Города были и торговыми центрами. Для XVI в. характерно получение магдебургского права именно для мест, где была развита торговля. В это время Литва вывозила хлеб (хотя до середины XVI в. его доля в экспорте была незначительна), лен (одна из древнейших статей экспорта), воск, лес, кожи, изделия ремесленников. Торговля велась преимущественно с Россией, Орденом (через Гданьск), Ригой. Хотя у Литовского государства не было непосредственных контактов со странами Востока — наоборот, выход на восточные рынки часто затруднялся напряженными отношениями с Крымом, — в литовском быту было много изделий и пряностей восточного происхождения.
Экономические процессы в княжестве были тесно связаны с социально-политическими, с укреплением великокняжеской власти и сословий. В соседствующей с Литвой Руси земли делились между отдельными представителями правящей династии: все князья, занимавшие великие и удельные столы, имели единого предка и находились в кровном родстве. В Великом княжестве Литовском, кроме своей династии, Гедиминовичей, на «отних и дедних» столах сидели галицкие, черниговские, смоленские Рюриковичи, потомки русских великих князей. В связи с этим появляется статус служилого князя — владетельного князя, связанного с правящим великим князем не кровным родством, а только вассальной присягой. Позднее эта форма вассальной зависимости пришла из Литвы в Россию.
В Литве не была разработана система титулов внутри правящего класса, которая в странах Западной Европы восходила к ранним формам феодального землевладения. Возможно, само землевладение внутри одной семьи долгое время было неделимым, т. е. ее члены делили между собой доходы, а не владения. В конце XV в. доходы с города Мезецка делятся между князьями Мезецкими, служившими литовскому великому князю, и их родственниками Мезецкими, служившими московскому великому князю. Аналогичное явление было на рубеже XV–XVI вв. в Трубчевске.
По своей экономической мощи местная знать (Радзивиллы, Гаштольды и др.) мало уступала великому князю. Магнаты имели свои военные отряды, дворы. Статуты фиксировали за ними право принимать на службу дворян.
Узлом, который связывал социально-экономические и политические аспекты жизни в Литве, являлась военная служба. У литовских феодалов была единая обязанность перед государством — воинская служба, которую несли с земельных владений; за службу феодалы уже не вознаграждались. От XVI в. сохранился ряд переписей войска Великого княжества. Число воинов, которое был обязан выставить феодал, и их вооружение определялись размером его владения: в XVI в. обычно один вооруженный ратник (боярин-слуга) с восьми принадлежавших феодалу служб. Если служб было всего восемь, шляхтич ехал сам (боярин-шляхта). Такая воинская повинность тяжело ложилась прежде всего на сельское население. Бояре-слуги, которых посылал на службу землевладелец, не были профессионалами, их военное ремесло не передавалось по наследству. Боярин-шляхтич был подданным великого князя, а не пана и обязательно землевладельцем. Если боярин-шляхтич поступал на службу к магнату и шел на войну в его отряде, он был обязан со своих владений выставить замену в военный отряд того повета, где находились его владения.
Примерно с середины XVI в. сословная структура начинает тормозить экономическое развитие государства. Литовская шляхта строго следила за своими правами и привилегиями, особенно за распределением земель внутри государства. В статуты 1566 и 1588 гг. вводятся статьи, запрещающие великому князю давать земельные владения в Литве нелитовской шляхте (преимущественно польской), а также продавать земли не литовцам. В 1566 г. устанавливаются общегосударственные меры и цены, а в 1588 г. вводится полный налоговый, административный и юридический иммунитет феодалов. Без согласия местных шляхетских сеймов великий князь не мог вводить новые налоги, объявлять войну и т. д. Шляхта активно боролась за уравнение в правах с магнатами.
В то же время увеличиваются размеры латифундий, где полным владельцем был магнат. От него полностью зависела местная мелкая шляхта, а не только крестьяне в его собственных владениях. Все это постепенно ведет к ослаблению центральной власти, что особенно скажется в XVII в.