РЕФОРМАЦИЯ И КОНТРРЕФОРМАЦИЯ В СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЕВРОПЫ
Вплоть до середины XVI в. нет оснований говорить о сформировавшихся на территории данного региона направлениях реформационной мысли: имела место рецепция реформационных учений, сложившихся в иных регионах, прежде всего в Германии. Роль национально-патриотических мотивов в распространении Реформации была здесь существенно ниже, чем в Германии. Уже в XIV–XV вв. особые прерогативы папства по отношению к национальным церквам этого региона подверглись существенному ограничению. В послегуситской Чехии позиции католической церкви были вообще слабыми.
Распространение Реформации в Польше и тесно связанном с ней в этот период Великом княжестве Литовском, а также в Венгрии отмечалось рядом сходных черт (исключение здесь составляла Чехия). В ряде районов этих стран идеи Реформации распространились уже в 20—х годах XVI в. а к середине XVI в. получили официальное признание в королевской Пруссии, Силезии, «горных городах» Словакии, городах трансильванских «саксов». Здесь везде многочисленное немецкоязычное население сразу же воспринимало идущие из Германии учения. Рассадниками Реформации были богатые города с широким самоуправлением: Реформация здесь не встречала серьезных препятствий со стороны государственной власти; религиозное учение, вводившееся при участии городских верхов, было лютеранством канонического типа. Это типичный пример бюргерской реформации, осуществлявшейся подчас в борьбе с католическим патрициатом, как это имело место в Гданьске в 1525–1526 гг. Но с распространением Реформации связаны и выступлении социальных низов, главным образом анабаптистов, которые, однако, не переросли в широкое движение и довольно скоро были подавлены. Примером могут служить выступления горнорабочих на рудниках в Словакии в 1525–1526 гг. Распространение преимущественно лютеранства создало ряд трудностей для дальнейшего расширения Реформации, так как польское и венгерское население относилось к лютеранству как к «немецкой вере», которую охотно воспринимали иноязычные социальные верхи (например, немецкий патрициат Кракова); социальные низы продолжали упорно держаться католической религии. Протестантизм так и не стал преобладающим вероисповеданием в польских городах. Среди крестьян реформационные учения не получили значительного распространения, их переход в другую веру был обычно результатом смены религии их господ. Это относится и к католическому (венгерскому, польскому, словацкому) и к православному (украинскому, белорусскому, восточнороманскому) крестьянству.
Большую роль в распространении Реформации сыграл переход в новую веру значительной части польского и венгерского дворянства, а также дворянства Великого княжества Литовского, что создало благоприятные условия для деятельности протестантских «министров», происходивших в большинстве своем из среды низшего духовенства или мещанства, и парализовало карательные функции органов государственной власти, формально обязанных охранять духовную монополию католической веры. Симпатии дворянства к новому учению объяснялись не столько интересом к обновлению традиционного религиозного учения, сколько тем, что принятие Реформации создавало благоприятные условия для осуществления уже ранее сложившейся программы политических реформ, направленных на усиление позиций светских феодалов за счет духовного сословия и королевской власти. Эта программа уже в конце XV в. включала отмену церковной десятины и других поборов и податных привилегий церкви, конфискацию части церковных земель для удовлетворения общегосударственных нужд, ликвидацию монополии духовенства на образование и превращение национального языка в государственный язык. С распространением Реформации дворянство не осталось равнодушным и к возможностям создания особой церковной организации, находившейся вне контроля государственной власти и подчиненной интересам дворянских корпораций. В Венгерском королевстве сменила исповедание основная масса представителей господствующего класса. В Польше и Великом княжестве Литовском даже в период расцвета Реформации протестантизм был вероисповеданием меньшинства. Протестанты представляли собой, однако, наиболее политически активную часть господствующего класса, которая, выступая с программой политических реформ в интересах дворянства, могла рассчитывать на поддержку всего дворянского сословия в целом.
Первоначально дворянство ограничивалось поддержкой протестантских проповедников разных направлений, но в 50-х годах XVI в., когда создавались протестантские церковные организации в общегосударственном масштабе, польское и венгерское дворянство, а также дворянство Великого княжества Литовского отдало предпочтение новому религиозному направлению — кальвинизму[6]. Эго объяснялось не преимуществом кальвинистской догматики, а прежде всего его особой политической позицией. В отличие от лютеранства с его проповедью безусловного послушания светской власти кальвинизм давал гораздо лучшее обоснование самостоятельной позиции сословных дворянских организаций по отношению к королевской (или княжеской) власти. Структура кальвинистских общин, где решающая роль принадлежала институту выборных пресвитеров, также позволяла дворянству установить полный контроль над кальвинистской церковной организацией.
Переход значительной части дворянства в лагерь Реформации в условиях сохранения в Центральной Европе сословных монархий с сильно ограниченной государственной властью предопределил установление здесь режима фактической веротерпимости, в дальнейшем, во второй половине XVI в., оформленного рядом решений сеймов (наиболее ранним было решение трансильванского сейма 1550 г.). Хотя эти решения не содержали каких-либо формальных ограничений в сословном смысле, на практике они обеспечивали свободу вероисповедания прежде всего для феодалов и не касались подданных. Городские общины трактовались как часть владений монарха и должны были исповедовать его религию, либо их право держаться того или иного протестантского исповедания обеспечивалось особыми соглашениями с этим же монархом. Действие соглашений о веротерпимости не распространялось на сторонников левых радикальных направлений.
Хотя дворянство сумело наложить глубокий отпечаток на характер реформационного движения, не оно вызвало это движение к жизни. Проповедь реформационного движения обычно была делом незнатных выходцев из среды мелкого духовенства и горожан, а в состав протестантских общин влилось немалое количество мелких ремесленников. В их деятельности проявилось, хотя и опосредствованно, недовольство ростом социального угнетения в обществе в эпоху формирования крепостничества. Эти тенденции стали наиболее заметны у антитринитариев — идейного течения, которое в 60-х годах XVI в. выделилось из состава протестантских общин в Польше, Литве и Трансильвании. Взгляды антитринитариев формировались под перекрестным воздействием рационалистической критики итальянских протестантских мыслителей и идейных взглядов и социальной практики общин немецких анабаптистов в Моравии. Под воздействием и при прямом участии итальянских мыслителей сложилось более определенное, чем у других направлений Реформации, критическое отношение ко всей церковной традиции, последовательное стремление основывать свои выводы исключительно на анализе, включавшем в себя и филологическую критику текста Священного писания. Итогом этих исканий был отказ от ряда догматических положений, принимавшихся другими направлениями Реформации: в частности, от догмата о Троице, отсюда и название приверженцев этого направления. Несомненно влияние на антитринитариев представлений о человеке и его достоинстве, выработанных гуманистической мыслью эпохи Возрождения.
В главном произведении, отразившем общие догматические взгляды польских и венгерских приверженцев этого учения, — трактате «De falsa et vera unius Dei cognitione»[7] (Альба-Юлия, 1567 г.) отвергалось существование Бога-сына как предвечного Логоса, утверждался взгляд на Христа как на человеческую личность, огромное моральное усилие которой искупало проклятие, лежавшее на роде человеческом. За это человек был возвышен Богом-отцом, наделившим его всеми свойствами своей божественной натуры. Догматически этот взгляд был близок учению александрийского пресвитера Ария (IV в.), поэтому противники называли антитринитариев арианами. При таком подходе жизнь Христа выступала как непосредственный образец для подражания, создавалась определенная связь между догматическими, морально-этическими и общественными взглядами антитринитариев. Их критика общественного устройства никогда не возвышалась до идеи его насильственного преобразования, их синоды подчеркивали, что они отвергают учение создателей Мюнстерской коммуны, их требования адресовались лишь членам своей общины. В этих пределах, однако, взгляды некоторых польских антитринитариев отличались далеко идущим радикализмом. Так, на польско-литовских синодах рубежа 60— 70-х годов XVI в. было выдвинуто требование, чтобы все члены общины жили своим трудом, ибо люди — создания Бога и не могут жить за счет брата своего. Государство они квалифицировали как институт, созданный тиранами с помощью насилия. Истинный христианин не должен против него выступать, он выполняет обязанности подданного, но не может занимать какие-либо должности, идти на войну, обращаться в суд. Эти нормы мотивировались ссылками на образ жизни Христа и апостолов, но в этих требованиях, несомненно, получало выражение недовольство ремесленников, из среды которых выходили и многие члены общин, и сами «министры», ростом эксплуатации и социального угнетения в крепостнической Речи Посполитой. В Трансильвании проповедовал о скором приходе «царства Божия» на земле епископ Ференц Давид. Однако острые споры остались достоянием сравнительно узкого круга идеологов движения, сколько-нибудь широкая пропаганда среди народа отсутствовала. В Речи Посполитой, не получив поддержки общины в целом, последователи радикального направления попытались осуществить свои идеи на практике, создав