В скором времени в центре Сибири, вблизи Иркутска, на берегу Ангары в окружении густых лесов была выбрана площадка для химического комплекса. Здесь и началось строительство Ангарского комбината, который строили около 80 тысяч человек, в основном из ГУЛАГа. Это была безотказная и мобильная сила. Люди жили в наскоро сооружённых бараках и утеплённых палатках, в землянках, работали в любую погоду — в снег и дождь, мороз и жару, по 12 часов в сутки. Я впервые в жизни столкнулся воочию с фактом, чтобы такая рабочая сила использовалась на наших стройках...
С тяжелейшей задачей строители и монтажники справились: гигантский завод вступил в строй в 1949 году. Теперь это крупный нефтехимический комбинат, производящий самую разную продукцию. Рядом с ним на берегу реки вырос город Ангарск с населением более 200 тысяч человек. В такие же сжатые сроки вступили в строй и два других комбината — в Салавате и в Новочеркасске.
Сталин торопил всех нас. Ему была виднее, чем кому-либо, опасность того, что нас могут попытаться раздавить.
Страна вставала из руин с невероятной быстротой, одновременно направляя все силы на укрепление своей обороны. Достижения тех знаменитых лет известны и, конечно, будут ещё долго и долго вызывать удивление. Конечно же, надо понимать, что достигнуты они были во многом благодаря установлению во всей стране самой жёсткой партийной и государственной дисциплины. Все мы, государственные работники, относились к постановлениям и распоряжениям Партии и Правительства с предельной серьёзностью и верой, так как под каждым пунктом этих документов значились имена отвечающих за их выполнение, отвечающих головой. В этих «железных» документах были вписаны, как впаяны, наши имена.
Мы знали, что Народный комиссариат государственного контроля никакую оплошность, даже малейшую, нам не простит и пощады просить у него бесполезно.
На ответственных постах в наркоматах стояли отнюдь не барственные начальники, а истинные, преданные делу работники.
Сталин делал ставку на нас, на руководителей — трудяг, воспитанных рабочей средой, знающих своё дело, — а это дело народное!
Великий опыт возрождения
Урон, нанесённый войною народному хозяйству, имел, казалось бы, катастрофические масштабы, после которых ни одна экономика в мире не смогла бы оправиться десятилетия. Но экономическая катастрофа у нас не могла произойти, поскольку была Победа, доказавшая жизненность нашей экономической системы и воодушевление народа, одолевшего небывалой мощи испытания на верность и духовную прочность. Самая главная сила экономики — энергия народа.
И вот сегодня мы, увы, опять присутствуем при разрухе, и ещё более сокрушительной, чем в войну. Экономика перелицована, перераспределена, разбита на мелкие ручейки и речонки.
Память о войне, о выстраданной победе и упорном восстановлении и строительстве — это большой духовный запас народа и всех нас, людей старшего поколения. Неужели же это и впрямь сравнимо: тогда и сегодня? Конечно, несравнимо... По результатам сегодня мы оказались в гораздо более тяжёлом и опасном положении. Под страну заложена мощная мина лжереформ. Даже техника отказывается работать — падают самолёты над Иркутском, заваливаются породой шахты в Кузбассе. Мы ныне пришли к вопиющей исторической нелепости: разгосударствление государства. Когда же государство начнёт восстанавливаться, а экономика работать? Трудно сказать, ибо всё это связано будет со сменой социального и экономического курса.
Должна быть разработана всеобъемлющая и тщательно обоснованная программа оздоровления экономики. Необходимо изыскать огромные средства для замены безнадёжно морально и физически устаревших основных фондов практически во всех отраслях промышленности и сельского хозяйства. Однако никто из властей не принимает должных мер.
А тогда мы знали, как и что делать. Восстановление хозяйства на земле, которую жгли и разрушали оккупанты, увозившие всё, что можно увезти — «подчистую», начиналось сразу же, с первого дня её освобождения. И не нужно было никаких пропагандистских ухищрений, никаких самостоятельных «экономических рычагов», чтобы поднять народ на тяжёлые восстановительные работы. Народ был един в одном порыве — отстроить заново свой дом, свою державу. И основывалось это на прочной социальной базе: чувстве равенства и братства. Предвижу здесь скептическую усмешку нынешних «антиутопистов»: дескать, равенства между людьми вообще быть не может, мол, природой не предусмотрено и, мол, не было его и тогда, при том руководстве, имевшем социальные привилегии.
Не спорю, руководящие работники тех лет, отнюдь, не подвергались уравниловке; но нельзя забывать, что это были в основном те руководители, на которых лежал груз самой тяжёлой ответственности, груз ни с чем не сравнимый по затратам нервной, невосполнимой энергии. К тому же смешно и нелепо время, например, министра тратить на «мелочи» быта, цена его — государственная. И это понимают во всех странах мира. И сравнимы ли наши «привилегии» с теми, какие имеют ныне крупные чиновники и «новые русские» — огромные особняки, счёта за границей...
Боевые командиры на фронте и командиры производства в тылу делили с простыми людьми все тяготы физических и моральных испытаний. А тот, кто не выдерживал, проваливал дело, — платил самой жестокой платой. Могу свидетельствовать о том с полным основанием.
Теперь этого единства нет. Да и какое единение может быть у банкира, одарённого властями капиталом в миллионы и миллиарды долларов, и полубезработного заводского рабочего! Голодающий фронтовик — пенсионер с пенсией, по старым денежным меркам, в 30-50 рублей и «новорусский» в «мерседесе» с наеденным и напитым лицом. Это и есть классическое «классовое расслоение», принявшее у нас невиданные в мире, безобразные формы!
Может быть, все упования стоит возложить на наш рабочий класс? На его известные в нашей истории традиции? Но и он сегодня не един, разделен искусственно как бы на социальные подклассы, не способен быть ответственным за судьбу всей России. Вот в июле 1993 года рабочие Кузбасса потребовали от правительства увеличить им зарплату до 700 долларов, то есть до 5 миллионов рублей (официальная зарплата Президента в 1997 году). Их совсем не интересует, как будут жить «бюджетники»: врачи, учителя, ученые, рабочие заводов, обречённые получать в 10 раз меньше этой суммы. Или пенсионеры — в 12-25 раз меньше?
А в 1997 году, не получая месяцами заработанного, в сущности, пошумев, кое-где побастовав, шахтёры получили зарплату и успокоились до очередной невыплаты. Если государство неспособно выплачивать зарплату, оно банкрот со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Так в чём же дело? Выходит, что сегодня самые опасные наши потери лежат и в сфере производственно-экономической, но и не в меньшей мере — в области духовной, нравственной. Человек как нравственная единица ныне размывается, расчеловечивается, потеряв идейные ориентиры, заменив их сугубо личными «философиями выживания» и накопления: он не хочет ничего отдавать, он хочет только получать. Богатства страны перераспределены хищнически: у слабого забирается всё, даже личные сбережения в банке, сильному отдаётся всё. Наш банкир — это не американский. Ротшильды создавали своё богатство 200 лет, наши — за пятьсот дней. И не по уму, не по энергии деятельности, а по закону трутня. Оттого нынешний российский капитал неконкурентоспособен, не работает, а оседает в непроизводительные «ленивые» накопления.
Мы совершили чудо возрождения страны. Наиболее известный пример тому — второй подвиг Сталинграда: он восстал из руин, как каменный феникс. Центр города и вся его заводская, северная часть были разрушены и сожжены дотла. Не сохранилось ни одного дома, ни одного цеха. Весь в прахе лежал знаменитый Тракторный, первенец пятилеток. К гигантским руинам его цехов было не подступиться: они представляли собой один сплошной железный бурелом, хаотическое и неразъёмное сплетение искорёженных конструкций. Проще было бы возвести цехи на новом месте, что впрочем, и советовали американцы. Но нам были дороги родные руины, за которые было заплачено такой кровью. И цехи поднимались заново на старых фундаментах. Это казалось чудом: 2 февраля 1943 года в районе Тракторного отгремел последний выстрел, а уже 10 мая 1943 года от ворот завода ушёл на фронт первый эшелон отремонтированных танков с надписью на башнях: «Ответ Сталинграда». И через год почти ровно день в день с конвейера возрождённого завода сошёл первый после Сталинградской битвы трактор.
Небывалыми усилиями и темпами восстанавливались нефтяные промыслы на освобождённой земле. Уже в феврале 1943 года появились первые группы наших специалистов на промыслах Кубани. Нужно было повторно разбуривать нефтяные площади, строить заново электростанцию, компрессорные станции, восстановить линии водоснабжения и электропередачи, почти с нуля создать всё нефтепромысловое хозяйство.
Но как подступиться к этому?
Остро не хватало техники. Её фактически не было. Вот почему, например, руководство Краснодарского нефтяного комбината, не имея ни одной землеройной машины, вынуждено было в отчаянии обратиться к населению, то есть к женщинам, детям, старикам. И они пришли.
И подобных примеров много.
Поражали жёсткая профессиональная хватка и сметка мастеров нефтяного дела. Бурились новые скважины рядом со старыми. Но и некоторые старые скважины вводились в действие хитроумным способом, предложенным кубанскими промысловыми инженерами и мастерами. Суть его такая: прорезали «окна» в колонне выше места её закупорки и опускали так называемую «колонну хвостовика» до нефтяного пласта.
Здесь, на Кубани, ещё в дни войны родились самобытные методы скоростного бурения и прочие технические новшества, которые вскоре стали применяться с успехом и в других районах страны. Уже тогда нефтепромысловики поняли, что повышение добычи нефти связано с искусственным воздействием на нефтяной пласт для увеличения нефтеотдачи: с 1945 года на старых месторождениях управления «Хадыжнефть» начали применять закачку воздуха в нефтяные залежи, а с 1951 года в управлении «Черноморнефть» с той же целью стали использовать метод нагнетания воды в пласты.