н выступает. Как-никак Каганович и ныне оставался в силе: в отсутствие Хрущева, совершающего поездки по стране, Каганович часто вёл заседания Президиума ЦК, и скрыть от него нашу работу было нелегко.
Столь крупная государственная задача требовала от работников Госплана, и прежде всего от машиностроительных отделов, предельного напряжения сил, широты действий и больших знаний. В частности, нужно было определить, где и сколько изготовить электровозов и тепловозов, в какие сроки и в каких количествах. В решении столь масштабной задачи должна быть задействована вся система народного хозяйства — ведь потребуются металл, моторное топливо, новые шпалы, новые конструкции для опор.
А нам на составление технических и экономических обоснований по переходу на новые виды тяги, на поиски соответствующих возможностей машиностроения, на решение кадровых вопросов нетерпеливый Хрущёв дал всего три месяца, да ещё всё это делать требовалось как бы подпольно.
Работа над проектом генерального плана электрификации железных дорог шла день и ночь. Особенно мне помог мой заместитель А.Ф. Зеленовский, ведавший вопросами транспорта. Он мало говорил, но много делал. Помогли нам и специалисты из Министерства путей сообщения, которые были посвящены в суть дела, прежде всего в подборе кадров.
Судя по всему, информация о нашей работе до Кагановича не доходила. Правда, проект мы выполнили не за три, а за пять месяцев, зато был тщательно изучен и зарубежный опыт. Мы теперь твёрдо были убеждены в правильности разработанного проекта.
И вдруг накануне очередного заседания Президиума ЦК, где должен был рассматриваться этот вопрос, мне позвонил Каганович и, не поздоровавшись, обрушился на меня с обвинениями: «Вы доставили в ЦК вредительский документ! Понимаете ли, что в случае войны противник уничтожит первым делом электростанции и нефтяные промыслы. А без энергии и горючего работа железнодорожного транспорта будет полностью парализована!».
Голос его в трубке звенел от негодования. Я пытался успокоить Кагановича:
— Лазарь Моисеевич, в равной степени и шахты могут быть разрушены и паровозы останутся без угля.
— Я был и буду категорически против этой затеи!
— Но послушайте меня, — пытался объяснить я ему, — развитые страны уже перешли на эти виды тяги как наиболее эффективные.
Он нервно перебил:
— Кто вам дал такое задание?
— Первый секретарь.
— Почему вы мне не сказали?
— Не хотел вас затруднять.
— Всё! Я буду против! — и, как часто бывало, Каганович, по-видимому, бросил трубку.
А примерно часа два спустя позвонил Хрущёв:
— Хороший документ вы представили. Надеюсь, что завтра на Президиуме ЦК ваш проект будет одобрен. Подготовьтесь для доклада.
Ответив ему на ряд вопросов, я под конец сообщил о разговоре с Кагановичем.
— Э-э, не обращайте внимания. Он консерватор. Я ожидал подобной реакции, потому и просил держать в секрете подготовку проекта.
На следующий день наш проект был одобрен всеми членами Президиума ЦК, кроме одного Кагановича, который высказал претензии, что его не поставили в известность и всё делалось без его ведома.
— Лазарь, — примирительно произнёс Хрущёв, — я тебя знаю многие годы, особенно по совместной работе на Украине, и был уверен, что ты встретишь в штыки замену паровой новыми видами тяги. Поэтому не стал посвящать тебя в это дело.
Результаты принятой программы общеизвестны.
Хрущев оказал также большое влияние и на создание отечественной газовой промышленности. В 1955 году я, как министр нефтяной промышленности, обратился с письмом в Правительство, доказывая необходимость создания самостоятельной государственной структуры для обеспечения ускоренного развития в стране газовой индустрии, хотя и знал, что многие и в Правительстве и в ЦК недооценивали значение газа, не видели перспектив его применения. Моё предложение было одобрено, и в 1955 году был образован Главгаз СССР.
Но не прошло и двух лет, как появилось решение ликвидировать министерства и образовать совнархозы. Касалось это и Главгаза; его руководителя А.Г. Шмарева утвердили председателем совнархоза Татарии.
В те дни в Главгаз позвонил Хрущёв и попросил Ю.И. Боксермана, одного из руководителей этого главка, заняться строительством газопровода Татария-Горький. На другой день Боксерман был у Хрущёва и сказал, что ликвидировать Главгаз нельзя, поскольку он только что начал работать, и разрезать единую систему газопроводов на участки по совнархозам невозможно.
Хрущев позвонил завотделом промышленности ЦК Кузьмину и спросил его мнение, но тот и слышать не хотел о сохранении Главгаза.
Вопрос вынесли на Президиум ЦК партии, и по настоянию Хрущёва Главгаз был сохранен. Я радовался тому, что поступили правильно. Работа этого главка, а затем и Мингазпрома СССР, создание единой системы газоснабжения всех республик протяжённостью более 250 тысяч километров позволило увеличить добычу газа с 3,5 миллиарда кубометров в 1945 году до 850 миллиардов кубометров в 1990 году!
Надо сказать, что реконструкция производства, проводимая Хрущевым, ускорила темпы строительства производственных объектов и особенно жилья. Ныне ругают знаменитые пятиэтажки, называют их «хрущобами». А ведь только благодаря им в короткие сроки удалось переселить миллионы почти бездомных людей из бараков и развалюх. И простые люди в те годы были от всей души благодарны за это.
Немало и других полезных и хороших дел на счёту Никиты Сергеевича. Но вместе с тем его импульсивность, порой некомпетентность и безапелляционность в последние годы привели к ряду срывов и ошибок. А началось всё с не продуманной до конца, бесшабашной перестройки управления народным хозяйством.
В 1956 году Н.С. Хрущёв объявил о создании совнархозов и ликвидации министерств, мотивируя это необходимостью децентрализации управления, обеспечения большей самостоятельности республик и областей страны. Это волновало всех и в ЦК, и в Совмине.
Как-то, беседуя со мной, Хрущёв спросил:
— Как Вы, Председатель Госплана, смотрите на создание совнархозов вместо министерств?
Я ответил:
— Нельзя ликвидировать министерства топливно-энергетические, оборонной промышленности, транспорта, сырьевые и машиностроительные. А если нужно проверить целесообразность создания совнархозов, то лучше начать с отраслей, производящих товары народного потребления и продовольствие, то есть с местной и пищевой промышленности.
— Ради только этого не стоило бы создавать совнархозы, — сказал Хрущев.
— Но если мы ликвидируем министерства, то потеряем бразды правления в экономике, — возразил я, — не будет управления отраслями, развалим хозяйство, разбалансируем экономику.
— Вы — ведомственники, привыкли руководить через министерства, не считаясь с мнением республик и областей. А им виднее...
Хрущёв явно нервничал, он не любил, чтобы его излюбленным планам перечили, но дело шло о главном: обо всём всесоюзном хозяйстве, и я продолжал объяснять, что ведомственность в этом случае сменится местничеством и неизвестно, что лучше.
У Первого (так звали в ЦК Хрущёва) явно не было никакого желания выслушивать мои доводы, и наш разговор закончился ничем.
На февральском (1957 года) Пленуме ЦК Н.С. Хрущев в своём докладе оправдывал введение совнархозов как возврат к экономической политике, проводимой Лениным.
Когда же началось обсуждение доклада, я выступил с предложением об организации Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ). Я понимал, что вопрос о совнархозах предрешён, возражать бесполезно и предложил создать орган, который решал бы централизованно важнейшие вопросы развития народного хозяйства, находившиеся ранее в ведении министерств. Но мои соображения так и не учли. Министерства, кроме оборонных и путей сообщения, ликвидировали. Так произошёл переход от отраслевого принципа управления хозяйством к территориальному. Так был нанесён стране, её экономике первый, тяжёлый удар...
Дня через два после Пленума мне позвонил секретарь ЦК КПСС Маленков:
— Мы решили назначить Вас Председателем российского Госплана и Первым заместителем Председателя Совмина РСФСР, учитывая, что из 104 совнархозов 74 находятся на территории РСФСР и Вам предстоит руководить ими.
В Госплане Российской Федерации в течение года я занимался в основном организационными вопросами совнархозов. За время этой реорганизации выявились серьёзные недостатки: управление промышленностью раздробилось, нарушились хозяйственные связи между районами страны, усилились местнические настроения в республиках.
Госплан много раз предупреждал правительство о возможности возникновения подобных тенденций. Так, в июне 1957 года А.Ф. Засядько, заведующий топливным отделом Госплана, представил в Правительство записку о своей поездке в Донбасс. В записке был специальный раздел «о борьбе с местничеством», о невыполнении совнархозами обязательств по поставкам оборудования. И всё это подтверждалось фактами нарушения плановой дисциплины, под видом «местных интересов».
Некоторые совнархозы произвольно уменьшали выпуск своей продукции, как, например, Новосибирский совнархоз, резко снизивший производство дефицитного литейного оборудования.
В своей записке о фактах местничества и других недостатках в работе совнархозов, направленной в Совмин РСФСР, специалисты Госплана писали, что новые организации — карликовые, нередко дублируют друг друга, есть тенденция в хозяйствах к самоизоляции, что зачастую местные совнархозы сокращают выпуск продукции, которую они поставляют в другие экономические районы (говоря сегодняшним языком, шла уродливая экономическая «суверенизация»).
Как председателю российского Госплана, мне пришлось участвовать в создании структуры управления экономикой России и республиканского Госплана.
Мы разработали новую структуру Госплана, где сочетались не только сводные, но и отраслевые отделы. И представили свои предложения комиссии Оргбюро ЦК во главе с А.И. Микояном. А когда этот проект дошёл до Хрущёва, то он не высказал никаких возражений.