оцент роста производительности труда к одному проценту роста заработной платы.
И с таким проектом я отправился в Совет Министров, втайне надеясь, что Алексей Николаевич поймёт нас.
Ознакомившись с проектом, он ровным голосом спросил, сдерживая досаду:
— Николай, что ты мне представил? Разве тебе не ясно, что при таком плане мы всё сожрём и у нас ничего не останется для расширенного воспроизводства?
Что было делать? Я пытался объяснить, что такое соотношение — результат неурожайного года, что, как известно, сельская продукция составляет в товарообороте 70-75 процентов.
На это Косыгин мне ответил:
— Знаешь, твои болячки — это и мои болячки, а мои болячки -твои болячки. Ты мой заместитель. Вот тебе семь дней, иди к себе, собери коллегию, вызови министров и скажи им, что такой план Правительство принять не может. Нужно изыскать возможности повышения производительности труда за счёт лучшей организации производства, внедрения новой техники и технологий, больше дать товаров широкого потребления.
Сбалансированность народнохозяйственного плана — главный вопрос для нашего комитета. Всё упиралось в отсутствие материальных ресурсов и средств, в несоответствие товарооборота и количества денег у населения. Мы ещё и ещё раз посмотрели и уточнили программу производства, резервы роста производительности в отраслевых и сводных отделах. И тут многое зависело от наших специалистов.
Вот, скажем, работала у нас начальником подотдела балансов Скородумова Мария Фроловна. Она знала и хозяйство, и запросы потребителей, где и на что можно рассчитывать. Для министерских работников она — непререкаемый авторитет. С ней не поспоришь. Или — Волосатое Николай Васильевич, начальник подотдела строительных материалов. Он прекрасно разбирался в состоянии дел на всех основных стройках страны, на память знал, где и что требуется.
И таких работников в Госплане было немало.
В результате коллективных усилий, горячих споров и столкновений с министерствами и ведомствами мы всё-таки добились нужного соотношения производительности труда и заработной платы (1 к 0,8 процента), которое обеспечивало возможность расширенного воспроизводства. Трудились неделю без отдыха и доработанный проект представили в Правительство.
Отвечая на дотошные вопросы Косыгина, я рассказывал, как и за счёт чего мы обеспечили темпы роста промышленности, опережающие рост заработной платы.
— Ну, вот видите, Анатолий Георгиевич, — обратился Косыгин к своему помощнику Карпову, — а вы говорите, что в Госплане нет думающих людей. — На бесстрастном лице Алексея Николаевича не было и тени улыбки, лишь в голосе послышались нотки одобрения, когда он проговорил с задумчивой улыбкой:
— Ну что, Николай, стоило поработать, посоветоваться с людьми. Получился неплохой документ.
А через два дня Брежнев пригласил Косыгина, Подгорного и меня к себе на дачу в охотничье хозяйство в Завидово для обсуждения этого плана.
Обсуждение заняло два дня, и мы ночевали на даче. Надо отметить, что у Леонида Ильича не хватало терпения детально разбираться в проекте плана, и он порой принимал непродуманные решения, не увязывая их с возможностями государства, интересами тех или иных отраслей. Не любил он также слушать, когда я подробно, в цифрах и процентах развёртывал картину плана. Это его буквально удручало, он сидел со скучающим лицом, тяжело опустив руки на колени, всем видом показывая, что зря у него отнимают время на какие-то частности. И в этот раз он остановил меня, сказав:
— Николай, ну тебя к черту! Ты забил нам голову своими цифрами. Я уже ничего не соображаю. Давай сделаем перерыв, поедем охотиться.
Надо сказать, охота — великая страсть нашего генсека. Когда дело касалось охоты, Леонид Ильич преображался и из солидного человека превращался в энергичного «молодца» с ярко посверкивающими глазами.
И теперь, сказав об охоте, он тотчас забыл о всех делах. Быстро собрались. Я и Брежнев оказались в лодках с егерями, и мы поплыли охотиться на уток. Косыгин с Подгорным углубились в лес, предупредив, что пойдут на лося. Через несколько часов они вернулись ни с чем.
Во время обеда Брежнев и я рассказывали о том, сколько каждый из нас подбил уток. У Брежнева было больше птичьих трофеев, как у заядлого и опытного охотника. Он за столом весело поглядывал на меня как на побеждённого и был в благодушном настроении.
После обеда мы продолжили работу уже в другом режиме. Повеселевший Леонид Ильич слушал мои выкладки в цифрах и даже порой согласно кивал головой. На следующий день мы свою работу закончили.
Через несколько дней на заседании Политбюро ЦК Брежнев заявил:
— Я два дня слушал Байбакова, а теперь спать не могу.
И всё-таки представленный нами проект Брежнев поддержал.
В ходе реализации плана девятой пятилетки возникли непредвиденные трудности, сказались недостатки, прежде всего в строительстве и сельском хозяйстве, что отразилось на общем росте национального дохода. Мы систематически контролировали выполнение плана, но должных мер к устранению выявленных недостатков не принималось. А обстановка с каждым годом усложнялась. С министерствами у нас то и дело возникали конфликты. Плановые задания по вводу производственных мощностей выполнялись плохо. Только оттого, что мы недополучили сельскохозяйственной продукции в неурожайные годы, существенно снизились против плана производство товаров народного потребления и розничный товарооборот, уменьшился общий рост национального дохода. Надо было срочно обсудить создавшееся положение с высшим руководством государства.
Зная, как непросто выходить с подобными вопросами «наверх», мы старались отразить в своих документах только главное.
Выступая на заседании Политбюро, посвящённом подготовке плана на следующий год, я отмечал, что производственный потенциал ряда ведущих промышленных отраслей оказался намного ниже, чем намечалось в планах, и это отрицательно скажется на развитии экономики в последующие годы. Я говорил также о том, что возможные трудности в исполнении плана связаны во многом и с безответственностью ряда министров и руководителей ведомств, что пятилетка, судя по всему, будет провалена и в значительной мере по качеству.
В свою очередь и Госплан был подвергнут жёсткой критике за допущенные диспропорции в развитии экономики, за недостаточный контроль выполнения планов, за недочёты в балансовой работе.
На заседании Политбюро разговор шёл в основном о состоянии дел в капитальном строительстве и использовании действующих производственных мощностей. Указывались такие крупные недостатки, как распыление средств по многочисленным объектам, нарушение сроков строительства и превышение сметной стоимости. Также отмечалось, что большое количество металла, леса, цемента, предназначенных для централизованного строительства важнейших объектов, часто разбазаривается и раздаётся без толку.
Леонид Ильич выглядел расстроенным — он не любил слушать любые неприятные вещи, и сейчас, хмуро напустив густые брови на глаза, недовольно поглядывал в мою сторону: почему я излишне драматизирую положение, почему говорю одни неприятности.
Возвращаясь из Кремля, я вспоминал заседания у Сталина, где я бывал как нарком. Там остро ставились вопросы, члены Политбюро смело высказывали своё мнение, определялись сроки реализации решений, назначались лица, ответственные за их выполнение. И мы знали, что если есть указание Сталина, для нас оно — неукоснительный закон. Умри, но всё выполни. А выполнил — оценят, поощрят, поставят в пример. Так почему же теперь кое-как выполняются постановления правительства? Откуда такая безответственность? У тех же капиталистов на производстве жёсткая, безоговорочная дисциплина. И ответственность — прежде всего — материальная.
На следующий день состоялось расширенное заседание коллегии Госплана с участием Косыгина, а также руководителей Госснаба, Комитета по науке и технике и Госстроя.
Открыв заседание, я коротко изложил основные, принципиальные положения, высказанные мною на Политбюро. Затем выступил Косыгин и подчеркнул, что составление плана развития народного хозяйства такой огромной страны — дело очень ответственное, и от того, как он составлен, как предусмотрено в нём использование материальных, трудовых и финансовых ресурсов, зависит повышение уровня жизни народа. Было отмечено, что работа Госплана — трудная, более того, это, пожалуй, одна из крупнейших и важнейших сфер в хозяйственном управлении. Госплан СССР — генеральный штаб страны в области экономики, поэтому спрос с него особый, — значимо подчеркнул Алексей Николаевич.
Потом он перешёл к задачам Госплана, главной из которых назвал необходимость поставить на службу народному хозяйству все имеющиеся резервы, максимально использовать различные ресурсы, научно-производственный потенциал. Поэтому надо совершенствовать стиль работы Госплана, и в первую очередь — её научный уровень. Косыгин перечислил случаи, когда отделы нашего Комитета не знали, каким путём идти, замыкались в ведомственных интересах, в то время как его работники должны исходить исключительно из общегосударственных интересов. И потому необходимо резко повысить роль и ответственность начальников отделов Госплана, отказаться от ведомственного подхода в работе над планами, укрепить плановую дисциплину. Министерства, по мнению Косыгина, не всегда могут правильно сориентироваться в определении пропорций развития хозяйства, поэтому важнейшая задача Госплана и особенно сводных отделов — требовать от всех остальных отделов обеспечения правильных решений.
Вспоминая сейчас эту речь, думаю, как же глубоко и чётко были в ней сформулированы главные направления улучшения плановой работы. И госплановцы стремились по-деловому, вдумчиво и быстро выполнять выдвинутые требования.
В девятой пятилетке интенсивно осваивались восточные районы страны, развивались такие крупные хозяйственные комплексы, как Западно-Сибирский, Саянский. Началось освоение Дальнего Востока, строительство БАМа. В сельском хозяйстве создавались условия для развития комплексной механизации земледелия и животноводства, а также химизации сельского хозяйства, мелиорации земель...