Сто с лишним миллионов российских граждан, получив ваучеры или чеки на свою долю в собственности государства, либо их бесплатно сдали в чековые фонды срубивших ранее деньги аферистов, либо продали за гроши. Несколько тысяч состоятельных мошенников на задарма доставшиеся ваучеры миллионов бедняков приобрели акции 98 тысяч объектов недвижимости и превратились в богачей. Кому и по какой стоимости передавать за ваучеры предприятия индустрии, торговли и сферы быта, – решалось в ведомстве, руководимом Анатолием Чубайсом: Госкомимуществе.
На этапе ваучерной приватизации Чубайс сформировал класс мелких и средних капиталистов, на этапе приватизации денежной, разработанной им в 1994-м, приступил к сотворению акул капитала – олигархов.
По данным ведущих экономистов, обнародованным в том же 1994 году, покупать тогда собственность у государства за деньги могли от 2 до 5 процентов граждан России. К жалкому меньшинству, разбогатевшему благодаря Чубайсу, и к иностранцам с солидными счетами в банках должно было отойти около 80 процентов всего достояния российского государства.
Продажа в частные руки недр и лесов страны в программе денежной приватизации Чубайса не допускалась, но продажа акций добывающих предприятий – всегда пожалуйста! Кому их Госкомимущество спускало по сходным ценам, перед тем открывались редчайшие возможности для колоссальной наживы на нефти, газе, угле, руде, древесине…
Если бы Ельцин, раз пробормотав в послании Госдуме и Совету Федерации о тревожившем его «стремительном социальном расслоении в обществе», повторил бы это же в иных выступлениях ещё 500 раз, то всё равно его намёк на необходимость ревизии курса реформ так бы и остался намёком. При наличии прав самодержца Ельцин был бессилен перед своим подчинённым Чубайсом, ибо на того молился им созданный и набравший немалое влияние в стране класс капиталистов. Кроме того, конфликт с Чубайсом из-за пересмотра курса реформ обернулся бы для Ельцина опасным конфликтом с капиталом Запада, спецслужбы которого чувствовали себя в России, как дома.
В ведомстве Чубайса, Госкомимуществе, на обоих этапах приватизации обитали 17 иностранных специалистов. С ними ход приватизации согласовывался, ими же он и корректировался.
В январе 1996-го случилось многих подивившее: Ельцин отлучил Чубайса от государственной службы. Но отлучил по тихо-мирному взаимному пониманию. Приближались президентские выборы. У Ельцина – нулевая популярность. Но он выставляет свою кандидатуру на очередной срок и, чтобы как-то сохранить лицо перед гражданами страны, превращённой его реформами в зону бедствия, возвещает: во всём виноват Чубайс!
Обиды на Ельцина Чубайс не только не выказал, но и взвалил на себя руководство его предвыборной кампанией. Всех денежных мешков, всех чиновников, все СМИ, всю богему Чубайс построил в агитации за Ельцина так, как надо. У Чубайса нет никаких постов, но он – Чубайс. С ним все считаются. И когда у него возникли разногласия в действиях в выборах с группой Коржакова – Барсукова – Сосковца, он сгибает в бараний рог и Ельцина, заставляет президента России дать пинка другу Коржакову.
Формально Ельцин с 1993 года обладал единовластием, фактически он являлся заложником. И отнюдь не только Чубайса с его экономической стратегией. Во внешней политике Ельцин не перечил Андрею Козыреву, ибо назначить того министром иностранных дел России рекомендовал президент США Буш-старший. Вмешиваться в идеологию и формирование общественного мнения Ельцин мог только с оглядкой на почитаемого на Западе Александра Яковлева – бывшего члена Политбюро, архитектора перестройки, сгубившей СССР.
В заложники к капиталу Запада и его «пятой колонне» в России властолюбец Ельцин попал неосознанно. С пылу-жару борьбы против второго центра власти в России – Съезда народных депутатов и Верховного Совета. Любое государство, поражённое шизофренией, как правило, становится открытым для вторжения враждебной этому государству и обществу силы извне. Поскольку каждый из противоборствующих центров в обстановке «или-или» – обычно хватается за всякую помощь.
Одна, но пламенная страсть – власть – толкнула Ельцина повергнуть его внутренних противников с опорой на иноземных союзников, и она же сделала его заложником этих союзников.
Курс реформ, которым Ельцин повёл Россию, был самым худшим из возможных для нас. И наилучшим для капитала Запада. Его устраивал и навязанный нам режимом Ельцина олигархический капитализм, в котором власть и бизнес рука руку моют, поплёвывая на нужды остальных, и – особенно – перевоплощение при таком капитализме нашей страны с самодостаточной прежде экономикой в колониальный придаток США, Западной Европы и Японии.
Писатель Чехов умер в начале, а не в конце XX века, но он начертал слова, точно отражающие итоги правления Ельцина на исходе этого века: «А посмотришь назад – там ничего, кроме убытков, и таких страшных, что даже озноб берёт».
Весной 1999-го, за год до новых президентских выборов, права на участие в которых Ельцин не чувствовал сил добиться, он обернулся назад. И узрел такие причинённые им стране страшные убытки, что его и озноб прошиб, и оторопь взяла: как уцелеть с чадами и домочадцами при неизбежном расставании с властью?
Глава 7. Аргумент силы
Майским утром 1999 года Ельцин – хлоп! эдак, вроде с бухты-барахты – взял и распустил правительство Евгения Примакова.
То правительство, которое он, гордыню смирив, вынужден был сформировать под нажимом ненавистной ему тогда Госдумы как пожарную команду для тушения огня в стране от дефолта в августе 1998-го.
То правительство, которое, при доставшемся ему обвальном падении рубля, жёстко шарахнувшем по большинству граждан, не запаниковало и не оставило пострадавших без компенсации потерь.
То правительство, которое отменило опустошение государственного бюджета через выплаты сказочно высоких процентов по займам у олигархов и ввело ряд мер, стимулирующих отечественное производство.
Успех кабинета министров Примакова в притуплении остроты свежего витка кризиса Ельцин мог бы приписать себе. Им же этот кабинет был назначен, и ему можно было, сидя на троне, довольно потирать руки. Но в мае 1999-го Ельцин думал не о настоящем – о будущем. О днях своих после президентских выборов 2000 года. А ожидание тех дней с Примаковым в кресле премьер-министра не печаль Ельцину сулило – крутую кручину.
Незадолго до роспуска правительства Примакова Ельцин указом отстранил от исполнения обязанностей Генерального прокурора России Юрия Скуратова. Временно отстранил. Вообще убрать Скуратова не позволил Совет Федерации, которому по Конституции положено утверждать назначение и увольнение Генпрокурора. Настроить верхнюю палату парламента против Скуратова Администрации президента не удалось, не взирая ни на какие усилия. Депутаты Совета Федерации: руководители республик, краёв и областей, – проголосовали так, как хотел мэр Москвы Юрий Лужков, который ещё с полгода назад, почуяв шаткость почвы под ногами Ельцина, вступил на тропу войны с ним. Подконтрольная столичной мэрии пресса пестрела материалами, компрометирующими Управление делами президента России и членов семьи Ельцина. Сыпавшиеся на них обвинения исходили от Генпрокурора Скуратова.
В прежней жизни Юрий Скуратов был деканом юрфака, консультантом ЦК КПСС и Министерства безопасности России, директором НИИ законности. До выдвижения его Ельциным на пост Генпрокурора в 1995-м он не отправил за решётку ни одного даже занюханного уголовника и, возглавив главное правоохранительное учреждение Российской Федерации, на каждый чих из Кремля отвечал: «Чего изволите?»
Включиться в начавшуюся войну Лужкова с Ельциным Скуратова подбило знакомство с коллегой – Генпрокурором Швейцарии Карлой дель Понте, которая снабдила его то ли правдивыми, то ли нет сведениями о финансовых проказах за границей придворных и родных Ельцина. Из-под её юбки эти сведения Скуратов принялся озвучивать, а пресса московской мэрии взялась их распространять.
На свой удар компроматом по Кремлю Генпрокурор получил ответный удар компроматом же. В феврале 1999-го Скуратову показали кино с его амуральными развлечениями в постели с девицами лёгкого поведения, и он написал заявление об увольнении «по состоянию здоровья». Но через месяц увольняться передумал. Команда Лужкова пообещала ему защиту от Кремля и обещанное обеспечила. Совет Федерации поддержал московского градоначальника, сохранил Скуратова в Генпрокуратуре и, таким образом, приговорил: выдвинутые им обвинения против служебной и кровной семьи Ельцина подлежат расследованию.
Если из верхней палаты парламента – Совета Федерации, где крепок был авторитет Лужкова, угроза исходила окружению Ельцина, то в парламентской палате нижней – в Госдуме, где доминировала враждебная режиму фракция Компартии, уже самому кремлёвскому самодержцу пробовали показать Кузькину мать. Депутаты-коммунисты, имевшие в Госдуме простое большинство, поставили в её повестку дня вопрос об импичменте Ельцину. Вынести его, то есть набрать конституционное большинство голосов, они не сумели, но собранные ими доказательства политических преступлений действующего президента висели над ним Дамокловым мечом.
При всём том, Примаков, правительство которого загасило пожар от дефолта и избавило Ельцина от бури новых проклятий, вызывало у него не приязнь, а ненависть.
Успешный премьер-министр бурным ростом своей популярности не кичился, почтение к Ельцину демонстрировал, но и с мэром Лужковым, и Советом Федерации, и с лидером Компартии Зюгановым, и с Госдумой добрые поддерживал отношения. Примаков не нашёл резона быть на ножах со станами противников главы государства. И это, и только это заставило Ельцина подписать указ о его неожиданной для страны отставке.
На посту премьер-министра, на втором по важности посту в системе власти, с которого на грядущих президентских выборах открывался самый простой путь в Кремль, Ельцину необходим был политик в триединой ипостаси. Политик, и ему лично преданный, и бескомпромиссно настроенный против его врагов, и способный их поставить на колени. Лишь такой политик мог обеспечить Ельцину с семьёй вне Кремля гарантии их безоблачного будущего. А таковым политиком Ельцин посчитал Сергея Степашина. И тот по президентскому указу занял освобождённое Примаковым кресло. Стал и.о. председателя правительства России.