командир корпуса или дивизии нес личную ответственность за то, чтобы принятое им решение на оперативный маневр, будь то наступление или отход, своевременно докладывалось наверх, обеспечивая тем самым возможность его оперативной отмены. Основной обязанностью во время боев стало следить за сохранностью средств связи, и все попытки оправдать свои действия ее отсутствием отныне влекли за собой драконовские меры наказания[213].
Ф. Шернер, как обычно, с самого начала дал подчиненным почувствовать свое присутствие. Одним из его первых распоряжений был приказ об отстранении командующего 9-й армией генерала танковых войск барона Смило фон Люттвица под тем предлогом, что в день, когда была оставлена Варшава, его распоряжения были «недостаточно ясны и категоричны»[214].
Командование армией принял генерал пехоты Теодор Буссе. Тем самым Ф. Шернер сразу же давал подчиненным почувствовать свою безжалостность, о которой и так хорошо знали в немецкой армии. Это должно было послужить предупреждением для офицеров всех звеньев еще до того, как сражение закончилось.
Так же в духе Ф. Шернера теперь составлялись и все донесения из штаба группы армий. В частности, в ежедневном докладе от 18 января отмечалось, что задачу о обороне Верхнесилезского промышленного района удастся выполнить в том случае, если вовремя прибудут две танковые дивизии, которые должны быть переброшены из группы армий «Юг». Советское наступление на Познань, в стык между немецкими 4-й танковой и 9-й армиями, можно остановить. Противнику можно будет даже нанести фланговые удары. Но для этого потребуется «срочное развертывание новых сил». В донесениях умалчивалось о том, откуда командование группой армий намерено получить эти самые «новые силы».
На следующий день Ф. Шернер отдал приказ 17-й армии оборонять район Верхней Силезии. 4-я танковая армия должна была остановить русских, наступавших на Бреслау, западнее Ченстоховы. Войска 9-й армии должны были удерживать рубеж между Лодзью и рекой Висла и одновременно нанести контрудар в южном направлении на правом фланге. Если задачи, поставленные перед 17-й и 9-й армиями, хотя бы теоретически имели смысл, то цели, которых должна была достичь 4-я танковая армия, имели мало общего с грубой действительностью. Все, чем располагала армия, была часть сил двух дивизий, а также одна или две бригада, так как XXIV танковый корпус и остатки левофланговых дивизий армии все еще находились в окружении и с боями пробивали себе путь на северо-запад, к участку обороны 9-й армии.
К 19 января советское наступление на фронте групп армий «А» и «Центр» развернулось в полную силу. Группы армий утратили контакт друг с другом, на фронте группы армий «А» образовались широкие разрывы между 9-й и 4-й танковой армиями, а также между 4-й танковой и 17-й армиями. Южнее Лодзи входивший в состав 9-й армии XXXX танковый корпус и танковый корпус «Великая Германия» пытались организовать оборону на узком рубеже до тех пор, пока войска XXIV танкового корпуса (группа «Неринг») не переправятся через реку Пилица. Восточнее Бреслау 4-я танковая армия была отброшена к границе с Германией, в районе Намслау и восточнее Оппельна русским удалось перейти границу[215].
У 17-й армии осталось менее 65 км сплошного фронта на восточной границе Верхнесилезского промышленного района. 19-го числа был потерян Краков. (Краков, колыбель польской государственности и средоточие польских святынь, был заминирован и подготовлен немцами к уничтожению. Советские войска и разведчики сорвали эти замыслы и спасли древнюю польскую столицу. – Ред.)
Советские армии двигались колоннами по дорогам. Танковые армии в день преодолевали по 40–50 км, пехотные – примерно по 30 км. 1-й Белорусский фронт главными силами нанес удар через Лодзь на Познань, а 1-й Украинский фронт – на Бреслау. В то же время его пехота начала совершать фланговый маневр в сторону Верхней Силезии. Погода прояснилась, и теперь к проблемам немцев прибавилось подавляющее превосходство в воздухе советской авиации. После 14 января люфтваффе начало переброску истребительной и штурмовой авиации на Восточный фронт, но понесенные потери, в основном за счет самолетов, захваченных противником в ходе наступления на земле, намного превышали количество вновь поступавших сюда самолетов. Кроме того, в руки русских попали и разбросанные по Польше многочисленные предприятия по ремонту и сборке самолетов, рассредоточенные здесь из-за ударов бомбардировщиков союзников по территории Германии[216].
За линией фронта с германской стороны все дороги были забиты разнообразной автомобильной техникой, пытавшейся вырваться в Германию. В большинстве случаев на запад уходили гражданские беженцы, немецкие партийные и административные функционеры, а также, бывало, и дезертиры из боевых частей. В группе армий «А» не было достаточных сил полиции для того, чтобы хотя бы попытаться их перехватывать. Колонны беженцев, столь привычные для Восточного фронта, впервые стали состоять из немцев. И впервые не было нужды эти колонны подгонять: люди и так старались двигаться как можно скорее, подгоняемые собственным страхом. Месть русских по отношению к немецкому гражданскому населению была скорой, беспощадной и в большинстве случаев очень жестокой. Было бы бесполезно дискутировать здесь на тему о том, послужили ли горе и разрушение, которые принесли с собой немцы на половину европейской территории России, выполняя нацистскую оккупационную политику, оправданием тех массовых случаев изнасилований, поджогов, грабежей и бессмысленных убийств, которыми сопровождался приход русских солдат в Восточную Германию. Несомненно, миллионы и миллионы как русских, так и немцев жестоко пострадали. При этом большинство из них пострадало без всякой вины. Такой дикой массовой жестокости, какая была в ходе боевых действий на Восточном фронте во время Второй мировой войны, в войнах новейшей истории в Европе не было. (Нельзя даже сравнивать масштабы геноцида, учиненного немцами и их подручными (латышами, эстонцами, бандеровцами, румынами, венграми, русскими предателями и др.), и проявления мстительной ярости наступающих советских войск. Немцы и их слуги на оккупированных советских территориях преднамеренно истребили свыше 7 млн 420 тыс. человек. Кроме того, на принудительных работах в Германии погибло 2 млн 163 тыс., а от голода, эпидемий и отсутствия медпомощи – еще 4 млн 100 тыс. на оккупированных территориях. Итого более 13 млн 684 тыс. человек (Всероссийская книга памяти 1941–1945 гг. М., 1995. С. 406–407. – Ред.).
Расположенные один близ другого промышленные города Верхней Силезии отчасти компенсировали немцам разбомбленный союзной авиацией Рур, представлявший собой одновременно центр немецкой угольной и металлургической промышленности. В конце третьей недели января предприятия и шахты Верхней Силезии все еще работали на полную мощность. На восточном фланге, подобно волнорезу, стояли войска левого крыла 17-й армии. Но северный участок оказался открытым. Там немецкая 4-я танковая армия с боями откатывалась на запад, к Одеру. 21 января И.С. Конев развернул 3-ю гвардейскую танковую армию, дислоцированную в районе Намслау, и поставил ей задачу двигаться на юго-восток по обоим берегам Одера за флангом 17-й армии.
22 января XXIV танковый корпус вошел в контакт с танковым корпусом «Великая Германия» на реке Варта, в районе города Серадз. Попав в тиски советских войск, оба корпуса продолжали смещаться на запад. В тот же день 1-й Украинский фронт левым флангом вышел к реке Одер. В течение трех последующих дней армии И.С. Конева вышли навстречу друг другу на Одере на участке шириной 250 км между Козелем и Глогау. В районе Бреслау немецкая 4-я танковая армия продолжала удерживать плацдарм. Русские форсировали реку выше и ниже по течению от города на пяти-шести участках. Ф. Шернер отдал приказ о контрударе, но немецкие армии не могли его выполнить.
25 января главные силы 1-го Белорусского фронта, миновав Познань, устремились на запад, к городу Кюстрин на Одере. Теперь они наступали под прямым углом к войскам 2-го Белорусского фронта, развернувшимся на север восточнее Вислы. На этом удлинившемся участке фронта между Вислой и Одером Гитлер создал группу армий «Висла». Командование вновь сформированной группой армий было поручено Г. Гиммлеру.
Г. Гудериан предлагал поручить назначить командующим группой армий «Висла» М. Вейхса, которого вместе со штабом намеревался перебросить из Югославии, но Гитлеру не терпелось убедиться в настоящем военном таланте Г. Гиммлера, который, возможно, проявился несколько поздновато – когда рейхсфюрер СС недавно командовал группой армий на Верхнем Рейне. Гитлер поставил Г. Гиммлеру задачу закрыть брешь между группами армий «Центр» и «А», не допустить прорыва противника к Данцигу и Познани и удерживать коридор в Восточной Пруссии.
23 января, когда Г. Гиммлер прибыл к месту событий, выполнение одной из задач было уже бесполезно. 2-я армия отступила на фланге группы армий «Центр», а русские вышли к побережью Балтийского моря в районе устья Вислы. Группа армий «Центр» оказалась отрезанной. 2-я армия удерживала фронт в нижнем течении Вислы, но территории к западу от реки вплоть до Одера, по выражению Г. Гиммлера, представляли собой нечто иное, как огромную дыру. К 25 января стало невозможным выполнение еще одной задачи: в тот день русские миновали Познань.
Г. Гиммлер прибыл на Восточный фронт в своем необычайно длинном, щегольски оформленном личном поезде. Сначала эшелон разместился на станции Дейч-Кроне. В поезде располагался мобильный командный пункт, откуда Г. Гиммлер контролировал свою обширную «империю». Там разместился основной состав штабов, позволявших ему выполнять обязанности рейхсфюрера СС, министра внутренних дел, шефа полиции Германии и командующего армией резерва, не говоря уже о менее значительных постах. В каждом из штабов имелся свой персонал и велась отдельная документация. Поезд был оснащен радио-, телефонной и телеграфной связью, но аппаратура, полностью задействованная для решения административных проблем, не могла одновременно использоваться и для осуществления командования группой армий. Более того, Г. Гиммлер ни за что не пожертвовал бы своими интересами как политика ради нужд группы армий. Как командующий группой армий он не располагал ничем: у него не было связи с фронтовыми частями, не было отдельного военного штаба, отсутствовали личный состав и транспорт. В течение нескольких дней на этом острове роскоши, являвшем собой картину резкого контраста с колоннами беженцев, пробирающихся по снегу в мороз, Г. Гиммлер касался войны лишь изредка, получая время от времени донесения об обстановке, по большей части уже не соответствующие действительности. Первым офицером его военного штаба стал прибывший из Берлина на автомашине армейский полковник, назначенный на должность начальника оперативного отдела. Через несколько дней прибыл и начальник его штаба, генерал СС, не имевший опыта штабной работы.