Во время совещания в ставке фюрера в полночь 21 апреля Ф. Шернер заявил, что Севастополь удержать не удастся, так как у 17-й армии для этого недостаточно сил. Кроме того, корабли флота не смогут обеспечить тыловое обеспечение армии, так как им уже приходится пробиваться к городу с боем. Как и в случае со Сталинградом, Гитлер выдвинул свои контраргументы. Он сослался на мнение командира одного из корпусов 17-й армии генерала пехоты Карла Альмендингера, по словам которого Севастополь можно удержать, если армия получит подкрепления. Кроме того, представители ОКМ также заявляли, что смогут обеспечивать снабжение Севастополя так долго, как это будет необходимо. По словам Гитлера, он не собирался оборонять Севастополь длительное время, ему нужно было всего шесть – восемь недель для того, чтобы вынудить Турцию сохранять нейтралитет до того, как его войска отобьют намечавшееся вторжение англо-американских войск.
Через четыре дня, когда по просьбе Ф. Шернера в ставку фюрера был вызван командующий германским флотом на Черном море, Гитлер спросил у него, достаточный ли тоннаж имеют его суда для снабжения войск в Севастополе. Получив утвердительный ответ, Гитлер резко прервал доклад адмирала и отпустил его, не дав объяснить, что иметь достаточный тоннаж и провести суда в Крым – совсем не одно и то же. Вслед за ОКМ представители ОКЛ, как выразился К. Цейцлер, нарисовали Гитлеру «картину в розовых тонах» относительно обстановки в районе Севастополя.
28 апреля Гитлер вызвал в Берхтесгаден Э. Енеке и пообещал ему «всемерную поддержку». Узнав, что обещанные подкрепления сводятся к четырем батальонам необученных новобранцев, Э. Енеке попытался переложить ответственность за то, что должно было случиться в районе Севастополя, и подал рапорт на имя Гитлера с просьбой подчинить 17-ю армию непосредственно ОКХ (то есть Гитлеру).
В ответ фюрер объявил, что Э. Енеке продемонстрировал, что больше не способен должным образом руководить обороной Севастополя, поэтому командование 17-й армией переходит генералу К. Альмендингеру. Самому Э. Енеке запретили возвращаться в Крым. В то же время на имя Гитлера поступило письмо от Й. Антонеску, в котором румынский маршал прямо писал, что глупо пытаться удерживать где-то в отдалении береговой плацдарм в то время, когда территория его собственной страны находится в опасности. К. Цейцлер отказался передавать письмо Гитлеру, так как, по его выражению, оно «вызовет взрыв».
5 мая русские прорвали фронт севернее Севастополя. Но этот удар был отвлекающим. Главный штурм начался 7 мая на южном участке, в районе Балаклавы. К концу дня русские смяли немецкую оборону и заняли Сапун-гору. Это дало им возможность контролировать происходящее на всем участке немецкой обороны вплоть до мыса Херсонес. На следующий день немецкие войска восстановили положение на северном участке фронта, однако отбить высоты на юге обороны им не удалось (разгромленные, они откатывались к мысу Херсонес. – Ред.). К тому моменту потери немцев и их союзников были настолько высоки, что не могло быть и речи о том, чтобы пытаться далее удерживать оборону. В тот же вечер Гитлер дал разрешение на капитуляцию армии. (На Херсонесе было взято в плен 21 тыс. Всего на суше 17-я армия потеряла 100 тыс. человек, в том числе 61 587 пленными, а также почти всю боевую технику (Советская военная энциклопедия. Т. 4. С. 494). – Ред.)
В течение следующих четырех ночей немцы держали за Севастопольской бухтой достаточно судов для эвакуации всей группировки войск, однако некоторые суда вернулись в Констанцу пустыми, а другие взяли на борт только небольшое количество немецких солдат. (С 3 по 13 мая, по неполным данным штаба 17-й армии, в море погибло 42 тыс. солдат и офицеров – на судах, потопленных советскими авиацией и флотом. – Ред.)
Представители германского флота заявляли, что район мыса был полностью окутан дымом, поэтому корабли не могли подойти к берегу. Начальник штаба 17-й армии возражал, что видимость была вполне достаточной, чтобы позволить кораблям войти в бухту, однако целые флотилии судов даже не предприняли попыток сделать это. Результатом было трагическое поражение. Из 64 700 солдат, находящихся к началу мая в районе Севастополя, 26 700 были брошены на берегу и попали в советский плен. В дальнейшем командующий силами немецкого военного флота на Черном море и командующий немецкими кораблями в Крыму были награждены Рыцарскими Железными крестами. В то же время Гитлер приказал, чтобы Э. Енеке и К. Альмендингер впредь не занимали командных должностей до тех пор, пока суд «не снимет с них подозрения в том, что они сделали далеко не все для того, чтобы обеспечить оборону Крыма».
Глава 14Прелюдия к катастрофе
Карелия
Для финской армии черным днем стало 10 июня 1944 г. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки и разведки боем, проведенных 9-го числа, утром 10 июня советская 21-я армия перешла в наступление, сосредоточив основные усилия на левофланговой дивизии финского IV корпуса, который оборонялся на западном участке фронта, на Карельском перешейке. В результате мощной атаки три советские дивизии полностью уничтожили один из финских полков и к полудню вклинились в оборону финских войск на глубину 10 км (а к концу дня на 14 км. – Ред.) (см. карту 26).
На этом этапе войны наступление на финском участке фронта едва ли было вызвано военной необходимостью. (Надо было вывести Финляндию из войны. – Ред.) Советская сторона объясняла ее проведение тем, что внимание противника отвлекалось от ведущегося сосредоточения войск против участка группы армий «Центр» в Белоруссии, а также священной обязанностью освобождения всех захваченных врагом советских территорий[134].
Карта 26. Советское летнее наступление против Финляндии. Июнь – июль 1944 г.
Еще одним мотивом этого наступления, по-видимому, явилась попытка дать почву советской стороне для объявления себя освободительницей не принадлежащих Советскому Союзу территорий в Восточной Европе. Кроме того, возможно, русские преследовали цели разрешить свой конфликт с Финляндией более радикально, чем это было предусмотрено на Тегеранской конференции.
С оперативной точки зрения наступательная кампания против финских войск прошла как тщательно спланированные маневры. Финны так и не смогли за три года наступательных боев научиться современному ведению войны. Относительно скромные дополнительные силы в пехоте и артиллерии, которые получили советские Ленинградский и Карельский фронты, обеспечили им подавляющее превосходство над противником. По данным советской стороны, в составе двух фронтов было 450 тыс. солдат и офицеров, 10 тыс. орудий и минометов, 800 танков и 1547 самолетов. С финской стороны им противостояли 268 тыс. солдат и офицеров, 1930 орудий, ПО танков и 248 самолетов[135].
Финское командование было застигнуто врасплох, несмотря на то что оно было предупреждено о возможном начале советского наступления еще в мае, а 1 июня финская разведка доложила, что удара следует ожидать в течение десяти дней. В течение четырех или пяти дней до начала наступления советские войска соблюдали режим радиомолчания, что являлось почти безошибочным признаком надвигающегося наступления. Но начальника оперативного отдела финской армии все эти данные не убедили, а его мнение для К. Маннергейма было решающим[136].
После начала наступления III и IV финские корпуса, оборонявшиеся соответственно на восточной и на западной частях Карельского перешейка, имели на переднем крае три дивизии и одну бригаду. Еще три дивизии и одна бригада находились во втором эшелоне, а танковая дивизия дислоцировалась в районе Выборга.
Финская оборона на Карельском перешейке была построена в три линии. Первая линия проходила примерно по старой советско-финской границе. Вторая линия проходила по более выгодной для ведения оборонительных боев местности. Она пересекала перешеек практически по прямой линии от Метсякюля на Финском заливе до Тайпале на Ладожском озере. Третья линия проходила от Выборга до Антреа, а также вдоль северного берега реки и озера Вуокса до Тайпале. Она также была развернута на выгодной для обороны местности, но была недостаточно оборудована в инженерном отношении, так как соответствующие работы там не начинались до ноября 1943 г. За последней, третьей линией обороны был развернут так называемый Московский рубеж, который проходил по границе с Советским Союзом 1940 г. Далее начиналась территория Финляндии. На этом рубеже имелось некоторое количество бетонных укреплений и строились новые, однако местность там не давала оборонявшимся естественных преимуществ. Поэтому Московский рубеж предполагалось использовать только при необходимости оказать противнику последнее отчаянное сопротивление.
Немецкие военные давно сомневались в стойкости финских войск в обороне. Еще в феврале, а затем и в июне 1943 г. Э. Дитль заявлял, что финская армия не способна выдержать мощный натиск советских войск. Он подчеркивал, что финские солдаты превосходят немцев в боях в лесистой местности и легче переносят трудности северного климата и местности. Однако они предпочитают избегать участия в длительных боях. В июле 1944 г., после того как советское наступление достигло своего пика, представитель ОКВ в финской армии сделал вывод, что неудачи финских войск, по крайней мере частично, можно объяснить недостаточной подготовкой солдат и пренебрежением к инженерному оборудованию местности. Кроме того, он добавил, что до 10 июня финны не ожидали советского наступления. Более того, до русского прорыва, который отрезвил их, финны имели тенденцию к недооценке противника, вызванную их опытом зимней войны (30 ноября 1939 г. – 13 марта 1940 г.) и кампании 1941 г. В критических замечаниях немцев отчетливо чувствовался оттенок горького удовлетворения, поскольку они сами долгое время не встречали со стороны финских союзников полного понимания тех трудностей, которые сами немцы испытывали на Восточном фронте.