о, хотя и уступали в этом тысячам агентам, которые направлялись в немецкий тыл армией и НКВД. Хуже всего обстояло дело с выполнением задачи по уничтожению и связыванию боями немецких регулярных частей. Немецкая сторона крайне редко использовала против партизан свои самые боеспособные войска, так как для этого было более чем достаточно сил безопасности и полиции, а также военнослужащих тыловых служб.
В экономической войне партизанское движение, хотя и причиняло противнику определенные неудобства, в целом оказалось неспособным решать стратегические задачи. Отчасти это было вызвано тем, что оно было распространено в основном в малоурожайных северных районах России. На юге страны, где не было больших лесных массивов, которые могли бы служить укрытием для партизан, это движение не оказало серьезного влияния на экономическую деятельность оккупантов. Но даже на севере, в одном из самых бедных сельскохозяйственных районов страны, войскам группы армий «Север» вплоть до конца 1943 г. удавалось полностью обеспечивать свои потребности в продовольствии. Как следствие, с точки зрения экономики самым пострадавшим слоем оказалось русское крестьянство, попавшее в жесткие тиски одновременно и партизан, и немцев.
С политической и психологической точки зрения, разумеется, сам факт существования партизанских отрядов являлся большим достижением. Партизанское движение само по себе, даже не решая других задач, лишало противника значительных людских ресурсов на оккупированных территориях. Кроме того, методом запугивания или пропаганды партизаны способствовали сопротивлению прочих слоев населения. Для немецкого солдата партизанское движение стало дополнительным фактором для неуверенности и страха на той войне.
Весной 1944 г. немцы провели три крупномасштабные антипартизанские операции (как оказалось, последние за время войны). Удары были направлены против партизанских баз. Таким образом, согласно советской доктрине, партизанское движение достигло своей высшей стадии, которая предусматривает борьбу с регулярными силами противника. Еще со времен зимних боев 1941–1942 гг. тыловые районы немецких 3-й танковой армии и 4-й армии на левом фланге группы армий «Центр» стали тем участком Восточного фронта, который буквально наводнили партизанские отряды и группы. В 1944 г. командование 1-го Прибалтийского фронта вынашивало замыслы превратить этот партизанский край во второй фронт, с помощью которого в один прекрасный день удастся разгромить две немецкие армии. Наиболее мощной партизанской базой стала так называемая партизанская республика в районе реки Ушача, которая контролировала территорию в полосе 60 км между Лепелем и Полоцком. Во главе ее стоял опытный командир бригады и бывший комиссар полковник Владимир Лобанок. Другие партизанские центры, почти такие же мощные, держали под контролем районы к востоку от Лепеля до Сенно и южнее, между Лепелем и Борисовом. 18 тыс. бойцов в районе Ушачи щедро снабжались по воздуху и проходили интенсивную подготовку. Весной 1944 г. они получили приказ оборудовать оборонительные позиции и удерживать район от попыток немецких войск захватить его.
Начиная с 11 апреля 20 тыс. военнослужащих из состава немецкой 3-й танковой армии были привлечены для участия в двух связанных между собой операциях против партизанской базы в районе Ушачи: Regenschauer и Fruehlingsfest. Партизаны оказывали ожесточенное сопротивление, которое, однако, продлилось недолго. Несмотря на поддержку советской авиации, наличие большого количества минных полей и оборонительных позиций, оборудованных на большую глубину, им не удалось воспрепятствовать неумолимому продвижению германских частей. Многие из партизан, иногда целые бригады, были новичками, никогда прежде не бывавшими под огнем противника. Перехваченные приказы, которые отдавал В. Лобанок, позволили выявить слабые стороны партизан: некоторые бригады уступили свои позиции после первой же атаки немцев; другие, включая весь личный состав и штабы, поддались панике. Поскольку степень боеспособности партизанских частей была неодинаковой, партизанские бригады зачастую не могли взаимодействовать в обороне или осуществлять организованный отход. Некоторые партизаны, отступая, грабили гражданское население. Войска немецкой 3-й танковой армии наступали относительно медленными темпами для того, чтобы сохранить сомкнутые боевые порядки и не дать партизанам просочиться сквозь них. К середине мая партизанский центр Ушачи был полностью уничтожен. Потери партизан составили до 7 тыс. убитыми и примерно столько же пленными.
22 мая войска 3-й танковой армии начали еще одну антипартизанскую операцию под кодовым названием Когшогап. На этот раз удары наносились по партизанским базам в районе, ограниченном населенными пунктами Лепель, Сенно, Борисов, Минск и Молодечно. И снова оборона партизан оказалась разобщенной и некоординированной. Осуществляя нажим со всех сторон, немцы загоняли повстанцев в узкие мешки, где затем уничтожали их по частям. Операцию Когшогап пришлось прекратить в связи с началом советского летнего наступления, однако до этого времени, по немецким данным, было уничтожено более 13 тыс. партизан.
В июле и августе 1944 г., после отступления германских войск с советской территории, партизанское движение постепенно прекратило свое существование. Для большинства бойцов последующие события послужили причиной глубокого разочарования. Во время периода крупных наступлений советских войск, по данным немецкой агентуры, соединившиеся с частями Красной армии партизанские отряды, вместо того чтобы, как они надеялись, оказаться в привилегированном положении, после короткого отдыха были направлены на передовую. С учетом крайне подозрительной природы советского режима и неоднородности состава партизанских отрядов можно предположить, что даже самые фанатичные из повстанцев после возвращения под контроль советских органов могли считать себя счастливчиками, если их не отправляли в армейские штрафные батальоны. Руководящий состав из числа партийных функционеров, несомненно, оказался в выигрыше и на этой службе. Те счастливые рядовые бойцы, которым удалось пережить политические чистки, скорее всего, смогли лишь довольствоваться скромными отблесками славы и почестей, которые отдавались партизанскому движению в официальной прессе и в опубликованных мемуарах их наиболее известных командиров[143].
Запад и Восток
Весной 1944 г. Германии было необходимо сделать стратегический выбор, который диктовала война на два фронта. С течением времени неизбежность этого мрачного испытания становилась все более очевидной. Подобно приближению смерти, после Сталинграда эта дилемма накладывала свою тень на любое значительное военное решение. Для Германии второй фронт существовал еще до того, как он стал реальностью. Он дробил ее вооруженные силы и разделял командование. Причем разногласия среди немецкого военного руководства были более глубокими до открытия второго фронта, чем после него.
Попытка К. Цейцлера отобрать у ОКВ 1-ю горнострелковую дивизию, сделанная 30 марта, привела к длительному конфликту между командованиями ОКВ и ОКХ по вопросу развертывания германских сухопутных войск. Гитлер вскоре приказал А. Йодлю подготовить обзор стратегического положения страны и направить его в Генеральный штаб ОКХ и штабы групп армий с тем, чтобы убедить их представителей в том, что текущая дислокация германских войск вызвана общим положением, в котором находится страна. К 13 апреля А. Йодль закончил работу над этим документом. Обзор начинался со знакомых аргументов, что некоторые лица в высших эшелонах командования на Восточном фронте из-за незнания общей обстановки делают неверные и даже «опасные» критические выводы. Они занимаются распространением критических замечаний подрывного характера, таких как: «В то время как пятьдесят три процента армии сражается в России за существование германского народа, оставшиеся сорок семь процентов сидят в Западной Европе и ждут вторжения, которого не будет» или «Германия проиграла Первую мировую войну, сохранив свой военный флот, а эту войну проиграет, сохранив армию». Эти передергивающие исторические факты критиканы не смогли понять, продолжал А. Йодль, что Германии приходится удерживать передовые опорные пункты в Финляндии, Норвегии, Дании, Франции, Нидерландах, Италии и на Балканах для того, чтобы быть готовой в военном и экономическом отношении к затяжной войне против Великобритании, США и Советского Союза. В любом случае, отмечалось далее, оставить эти плацдармы означало бы позволить союзникам разместить свои авиабазы в непосредственной близости от немецкой границы. К тому же в результате линия фронта будет увеличена, а не сокращена. Таким образом, заключал А. Йодль, сомнение вызывает лишь один вопрос – о том, сможет ли Германия получить дополнительные соединения для Восточного фронта.
Здесь начальник оперативного штаба ОКВ приводил такие убедительные доводы, которые было нельзя опровергнуть. Из развернутой на театрах ОКВ 131 дивизии 41 имела соответствующие вооружение и технику для того, чтобы быть использованными на Восточном фронте. Однако 32 из них уже вели бои в Италии и Финляндии или защищали морское побережье. Оставшиеся 9 покрывали примерно одну треть потребностей ОКВ в резервах.
В апреле 1944 г. уже мало кто продолжал настаивать на том, что войска с театров ОКВ должны быть переброшены на Восточный фронт. В то же время доклад А. Йодля был неубедителен для тех, кто после Сталинграда уже не верил, что Германия способна одновременно вести военные действия, разделив свои вооруженные силы на две части. При этом одна часть ведет активные бои на Востоке, а вторая – тщетно пытается связать противника так называемой стратегической обороной.
Сам тон обзора А. Йодля был симптоматичен с точки зрения того психологического настроя, который был характерен как для самого Гитлера, так и для его окружения. В нем повсюду сквозила мысль, что Гитлер не может ошибаться. Если же что-то пошло не так, то виноват в этом не фюрер, а явно кто-то другой. Следовательно, тех, кто думал по-другому, можно было отнести к вредителям, доказательством чему являются поражения на Восточном фронте. Источником всех бед следовало считать отсутствие лояльности, а в ставке фюрера быть верным означало не просто говорить Гитлеру то, что тот желал услышать, но и самому в это верить.