бояться меня? — заикаясь, произнес он.
— В данном случае, да, — добавила она, чтобы придать выражению уверенность.
— Но это безумие.
— И всё же это так! Я тоже не могу по-другому, Вильгельм, также, как и вы!
Ему требовалось это осмыслить, и Марианна дала на это время. Она, молча, шла пару минут рядом с ним, прежде чем сказала:
— Но я не думаю, что наши отношения из-за этого должны прекратиться.
Это высокопарное предложение не подходило ни к ней, ни к окружающему её миру. Она прочитала его в романе о благородстве, а сегодня вечером почувствовала благородство в характере Вильгельма.
Вильгельм глубоко вздохнул. Затем сказал то, что вызвало у неё непреднамеренный смех.
— Вы меня кастрировать1, Марианна.
Неизвестно, где он услышал это выражение, смысл которого ошибочно понимал в психологическом смысле «довести до нервного истощения», вместо физического «кастрировать».
Марианна оказалась в трудном положении. Она должна бы непроизвольно рассмеяться, но как ей потом объяснить, почему она рассмеялась? При этом возникала проблема, как может девушка объяснить понятие «кастрация»? К счастью, Вильгельм сам избавил её от этой проблемы, так как не стал ждать ответа, а непринуждённо продолжил:
— Вы меня подчинять своей воле.
Вместо того, чтобы пуститься в разъяснения, Марианна лишь ответила:
— Мы же понимаем друг друга?
— Да.
— Прекрасно.
Она наградила его тем, что быстро прижалась к его руке. Только сейчас, впервые, он позволил себе ответить на это прижатие.
— Вильгельм, — спросила Марианна.
— Что?
— У меня не выходит из головы ваша арендная плата. Кто её оплачивает?
Казалось, что Вильгельм не понял вопроса.
— Мою аренду? — переспросил он.
— Да.
— Кто её оплачивает?
— Да.
— Я. Кто же ещё.
Чтобы закрыть эту тему окончательно, она продолжила:
— А откуда у вас деньги?
Изумление Вильгельма стало ещё больше.
— Откуда у меня деньги? Зарабатываю, конечно.
— Вы работаете?
— Естественно.
Марианна глубоко вздохнула и прижалась к нему так плотно, что он, не поняв причины, отклонился немного в сторону.
— Ах, Вильгельм! — от счастья она непроизвольно воскликнула. «Это я должна была узнать ещё раньше», — подумала она.
— Что такое? — спросил Вильгельм.
— Ничего.
— Нет, — возразил Вильгельм. — Я чувствую.
— Что же?
— Что вы рады.
— Да.
— Что вы думаете о такой поговорке: «Не надо бросать всё в одну корзину»?
______________________
1entmannen – кастрировать, оскопить, fig.entnerven - довести до нервного истощения
— Горшок.
— Что?
— Мы говорим «горшок», это не «корзина».
— Спасибо.
— Но можно не принимать во внимание эту маленькую ошибку, — сказала Марианна, глядя на него сияющими глазами, — вы на сто процентов попали в точку.
Её радость была такой большой, что она потеряла голову или что-то ещё и добавила:
— Мне расхотелось идти домой, и я с удовольствием выпила бы чашечку кофе.
— Где? — сразу согласился Вильгельм. — В зале ожидания вокзала? Здесь недалеко.
— Нет. У вас.
— Что?
Вильгельм от неожиданности остановился.
— Не хотите? — спросила Марианна и потянула его дальше.
— Почему не хочу? — Из-за неожиданного вихря мыслей он не знал, что ответить.
Марианна осмелела.
— Я вижу, что вы удивлены, — сказала она.
— Вы хотите выпить кофе, — ответил Вильгельм, не зная, что сказать. — У меня это невозможно.
— Почему? Вы же говорили, что у вашей замечательной госпожи Крупинской в любое время есть горячая вода? Что нам ещё надо? Молоко, сахар. У вас есть?
— Нет, у меня нет кофе.
Прежде, чем Марианна успела отказаться от своей прекрасной идеи, к Вильгельму вернулось самообладание, и он произнёс:
— Но у меня есть чай. Хороший чёрный чай. Из России. Для самовара. Но можно и без самовара.
Было только одно потенциальное препятствие: госпожа Крупинская. Как отнесётся она к посещению девушки после десяти часов вечера? Не станет ли возражать? Как это вообще произойдёт?
Этот вопрос остался невыясненным, во всяком случае, на какое-то время, так как госпожа Крупинская не появилась. Или она спала и ничего не слышала, или её вообще не было дома, или она поняла, что произошло, и не возражала. Если бы она стала возражать, то Вильгельм посоветовал бы ей поискать другого квартиросъёмщика, возможно, не столь добродушного, приятного и дружелюбного молодого человека, как он.
— Пожалуйста, не удивляйтесь, — сказал Вильгельм, когда открыл дверь, и комната предстала перед глазами. — Здесь везде следы жизни холостяка.
Так и есть. Правда, комната была чистая — видно, что об этом еженедельно заботилась хозяйка — но необходимый порядок отсутствовал. Часть одежды не висела в шкафу, а лежала повсюду. На столе кучей лежали старые газеты и журналы. Между двумя цветочными горшками у окна, Марианна увидела несколько книг и направилась к ним. Но это было не то, что могло её заинтересовать. Там лежали учебники — орфографический словарь немецкого языка Дудена, грамматика. Словарь был потрёпан, что свидетельствовало о том, что Вильгельм им часто пользовался, чтобы овладеть бомльшим запасом слов. С его помощью он проверял орфографию и грамматику. Было видно, что Вильгельм учит язык усердно. Пробелов, которые обнаруживались в его словарном запасе, день ото дня становились меньше.
— В последнее время, — сказал он, показывая на книги, — я небрежный.
Он хотел сказать, что занимался не постоянно.
— Я не учить, — продолжил он, усмехнувшись. — Сидеть в «Подсолнухе».
— Это правда, — весело согласилась Марианна.
— Я иметь совесть не чистой, и самому себе обещать каждую неделю, что наверстать упущенное время обучения, когда «Подсолнух» иметь выходной день.
— Как сегодня, — кивнула Марианна, сдерживая смех.
— Как сегодня.
— Надо что-то с этим делать.
— Да.
— И что?
Вильгельм развёл руками и пожал плечами:
— Я не знать.
— Вы должны обходить «Подсолнух» стороной.
Он развёл руки ещё шире.
— Я не иметь такой возможности.
— Тогда поможет только запрет на посещение трактира.
— Запрет на посещение трактира? Что это такое?
— Это когда кому-нибудь запрещают посещать определённый трактир. Хозяин трактира может подать в полицию заявление об этом.
— Но на это должно быть основание, или нет?
— Конечно.
— Какое?
— Чаще всего — постоянное пьянство. Или скандальность. Или приставание к другим клиентам.
— Всё не подходить для меня, — сказал Вильгельм победно. — Я для полиции неосязаемый.
— Неприкасаемый.
— Что?
— Надо говорить «неприкасаемый», Вильгельм.
— Это не есть равно, «неосязаемый» и «неприкасаемый»?
— Нет.
— Почему нет?
Это было не так просто объяснить, но Марианна закончила училище и занятия по немецкому ей особенно нравились.
— Вильгельм, — сказала она, — вы понимаете разницу между «касаться» и «щупать»?
Он задумался. Это длилось недолго, и он ответил:
— Да.
Для большей уверенности Марианна сказала:
— Что делает слепой, когда ищет ручку двери? Он щупает её. А что не разрешается делать в продовольственном магазине? Прикасаться к товару.
— Да, — кивнул Вильгельм, — я понимать.
— Неосязаемое — это то, — продолжила Марианна, — что нельзя пощупать, так как оно не существует. А неприкасаемый — это то, к чему нельзя прикасаться, из гигиенических соображений или, например, к священному. Ясно?
Ответ Вильгельма сопровождался единственным словом, которое подтверждало абсолютное понимание:
— Табу.
— Совершенно верно, — обрадовалась Марианна. — Вы правильно поняли.
— Я есть табу для полиции. Запрещение на посещение трактира невозможно. Что тогда?
Марианна со смехом пожала плечами.
— Я не знаю, — сказала она и добавила, — Я исчерпала свою латынь.
Было ясно, что Вильгельм опять попался на крючок.
— Что это означать, извините?
— Что?
— Что значит «исчерпать свою латынь»?
После того, как Марианна объяснила ему, что это выражение означает «зайти в тупик», или «не знать, как быть дальше», он сказал полушутя, полусмущенно:
— Я тоже исчерпал свою латынь.
— Почему?
— Чтобы пить чай, я иметь только одна чашка для вас.
— Ну и что? — сказала Марианна, став жертвой небольшого недоразумения. — Одной мне вполне достаточно, мне не нужно две.
— Да, — кивнул Вильгельм, — одной достаточно для вас, но недостаточно для меня. Вы понимаете?
— Конечно, — ответила Марианна. — Но в этом нет проблемы. Сделайте его не таким крепким, тогда хватит и вам. Я не люблю очень крепкий.
Слегка отчаявшись, Вильгельм сказал:
— Вы меня не поняли. Вы думаете, что я говорить о чае, о запасах. Я говорить о посуде, когда говорить, что иметь только одну чашку. Чая иметь я много.
— Ах, вот в чём дело! — воскликнула Марианна и рассмеялась. — Теперь вы видите, Вильгельм, что я глупая. Несообразительная, дальше некуда.
Вильгельм не поддержал её смех, и сказал серьёзно:
— Вы ни в коем случае не глупая. Идиот есть я, так как не смог лучше выразиться и ввёл вас в заблуждение.
Марианна перестала смеяться.
— Нет, Вильгельм, — ответила она не менее серьёзно, — вы не идиот, и не думайте так. Представьте себе обратную ситуацию, то есть когда я находилась бы на вашем месте и должна была бы овладеть русским. — Она хлопнула себя руками по голове. — Великий Боже, что я могла бы сказать!
Сквозь окно в комнату проник шум прибывающего поезда. Вильгельм подождал, когда станет опять тихо и сказал:
— Теперь