делать я, наконец, чай.
Марианна последовала за ним на кухню. Вторую чашку для Вильгельма Марианна взяла на время из кухонного шкафа госпожи Крупинской.
В комнате Вильгельма наступило тихое и замечательное время — тихое в том смысле, что говорить друг с другом было невозможно из-за шума, доносившегося с вокзала.
Естественно, что в комнате повисло эротическое напряжение, разряд которого казался неизбежным. Требовался только повод.
«Что мне делать, — спрашивала себя Марианна, — когда мы допьём чай и ситуация станет опасной? Она может стать такой. Как я не подумала об этом раньше».
Вильгельм в это время думал о Наташе в далёкой России, которой обещал, что никогда её не забудет. «Если бы она в это время была здесь, в этой комнате, вместе со мной, что бы она сказала? Не знаю, — думал Вильгельм, — хотя нет, знаю! Даже довольно точно! Она бы сказала: — Пей быстрее, Вильгельм, и иди ко мне… И я не заставил бы её просить два раза», — подумал он, допивая чай. Когда он заметил, что Марианна последовала его примеру, то спросил:
— Хватит? Или ещё?
— Нет, спасибо.
— Мне тоже хватит.
«Что мне делать, — подумала Марианна, — если он сейчас…»
Она сидела за столом напротив Вильгельма. Он встал.
Марианна мгновенно спросила:
— Что вы хотите делать?
— Отнести чашки на кухню.
Пока отсрочка.
Марианне было ясно, что она должна решить, как себя вести, если после возвращения Вильгельма она захочет попробовать на нём своё девичье обаяние.
Время прошло быстро. Казалось, что не прошло и минуты, как Вильгельм вернулся. Этого времени Марианне не хватило, чтобы прийти к какому-либо решению. Его хватило лишь на то, чтобы поменять место и со стула пересесть на мягкую софу. «Надеюсь, он не поймёт это неправильно», — подумала она при этом.
Сначала Вильгельм сообщил, что чашку госпожи Крупинской помыл и поставил в шкаф. Потом он сел, правда, опять на свой стул.
— Вильгельм, — сказала Марианна, — вы можете доставить мне удовольствие?
Он, молча, кивнул и сделал это так торжественно, что это подействовало убедительнее самой торжественной клятвы.
— Тогда, — продолжила Марианна, — вы должны мне кое-что позволить.
— Что именно?
— Что я дам вам чо-нибудь для домашнего хозяйства.
— Для домашнего хозяйства?
— Посуду, столовые приборы и так далее. Этого добра в нашем гостевом доме в изобилии.
— Нет!
— Почему нет?
Лицо Вильгельма стало мрачным.
— Вы не станете этого делать!
— Но, Вильгельм…
— Нет! Не надо лишних слов.
— Вильгельм, — попыталась Марианна ещё раз, — вы же видите…
— Нет, я сказал!
— Почему?
— Мне не надо это объяснять. Вы сами понимаете.
— Мне непонятно! — произнесла Марианна сердитым, приглушённым голосом. — Видимо вы имеете в виду слово «гордость». Во всяком случае, другого смысла я не могу представить.
— И всё же!
— И всё же? — она покачала головой. — Тогда я должна поправиться. Вы не такой воспитанный, как я о вас думала.
— Мне всё равно!
— Как?
— Гордость для мужчины важнее, чем воспитанность.
Марианна заметила, что натолкнулась на сильное сопротивление, и замолчала. Будучи женщиной, она подумала: «Со временем я получу всё сполна. Смешно, если я не добьюсь своего».
Разговор между ними прервался. Последствия ссоры? Конечно, нет. Это как раз именно та пауза, о которой говорилось выше, то есть они молчали, пока доносился шум вокзала, и, несмотря на это, она была замечательной.
Так как отсутствовали признаки, что на Марианну надвигается какая-либо опасность, и ситуация могла бы выйти из-под контроля, её начали мучить сомнения, но сомнения не в отношении Вильгельма, а в отношении собственной персоны.
«Что происходит? Что-то не в порядке со мной? Я его совершенно не привлекаю? В обычной ситуации я бы давно отбивалась от него, чтобы не допустить к своему телу. Конечно, я рада, что этого не происходит, и это многое говорит о нём. Но ведь это говорит и обо мне? Он вернулся из кухни и сказал, что помыл чашку и поставил её в шкаф, вместо того, чтобы сказать мне другие слова; вместо того, чтобы попытаться меня поцеловать — во всяком случае. И тогда всё происходило бы как обычно и было бы само собой разумеющимся, когда я ему сказала бы «стоп, не со мной, мой дорогой, не так быстро, я не такая».
Марианна вздохнула, правда сдержанно, почти неслышно. «Это проблема, что я не такая, совершенно не такая, — подумала она. — Не женщина». С одной стороны, это доставляло ей удовольствие, с другой — служило балластом. Что перевесит? Она не могла этого сказать. «Я не знаю, чего я хочу», — к сожалению, призналась она себе.
Вильгельм мечтал с открытыми глазами. То, о чём он мечтал, не было чем-то расплывчатым или аморфным, поскольку имело ясные очертания. Вильгельм знал точно, чего хочет, если бы его спросили. Марианна была для него чем-то другим — также как страна и люди, существование и перспектива, настоящее и будущее.
— Вильгельм, — произнесла Марианна.
— Да?
— Почему вы молчите?
— То же самое я могу спрашивать вас.
— Я задумалась.
— Я тоже.
— О чём?
Так как он не мог сказать правду, то быстро выкрутился и ответил:
— Что скажет ваша мама, когда вы так поздно придёте домой?
— Она уже спит.
— Я так не думаю, — усомнился Вильгельм. — В таких случаях матери редко могут заснуть. Вы ей скажете, что были у меня?
Марианна немного помедлила.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что мать или отец, вероятно, говорить со мной и хотеть всё узнать. Вы понимаете?
— Понимаю, — кивнула Марианна весело. — Вы не хотите проболтаться.
— Что значит «проболтаться»?
— Вы не хотите, чтобы ваше объяснение отличалось от моего.
— Конечно, нет.
Марианна сделала вид, что задумалась. Её как будто чёрт попутал. Девушки от этого тоже не застрахованы.
— А что вы думаете? — спросила она Вильгельма. — Должна я что-нибудь рассказать или нет?
— Это не так просто, — произнёс он.
— Вам-то что, Вильгельм. Здесь же вообще ничего не произошло — ничего плохого, я хотела сказать. Поэтому нет никакого повода делать из этого тайну.
— Правильно.
— Как вы думаете, — сказала Марианна, так как не могла успокоиться, — поверят они мне?
На этот вопрос он ответа не знал, поэтому промолчал.
— Можно в это вообще поверить, Вильгельм?
Вильгельм выдержал паузу. Взгляд Марианны красноречиво говорил, что у него нет другого выхода, кроме как ответить.
— Может, ваша мама действительно уже спит, — сказал он.
— Минуту назад вы в этом сомневались.
Вильгельм снова замолчал. Марианна пожала плечами и произнесла:
— Вильгельм, это выглядит так, будто у меня нет выхода.
Чёрт опять дёрнул её за язык.
— Тогда вы должны солгать, из необходимости, раз нет другого выхода, — наконец предложил Вильгельм. — Или не лгать. Просто промолчать, что вы вообще были у меня.
— Я не люблю лгать, — сказала Марианна.
— Не лгать. Просто промолчать.
— А в чём разница?
Казалось, что Вильгельм пришёл в отчаяние.
— Я себе делать упрёк, — сказал он, — что так произошло.
— Почему?
— Я приводить вас к себе.
— Но вы этого не делали, — возразила Марианна. — Это я предложила.
— Несмотря на это, я всё равно себя упрекать.
— Почему?
— Так как это делать трудности, а трудности должны быть для мужчины, не для девушки.
После того, как Вильгельм это сказал, и сказал вполне серьёзно, Марианна поняла, что было бы не очень хорошо продолжать ставить его в безвыходное положение ради своего удовольствия. Потому она сказала:
— Вильгельм, всё не так страшно. Знаете, что я сделаю?
— Что?
— Я вообще ничего не скажу.
— Совсем ничего?
— Я скажу, что я уже взрослая, и не должна давать отчет о каждом моём шаге. Я откажусь от всяких объяснений, если они станут меня принуждать.
— Это возможно? — спросил он с сомнением в голосе.
— А почему нет?
— Вы хоть раз пробовали так говорить?
— Нет. Это будет первый раз.
— На это я смотреть плохо.
— А я нет, Вильгельм. Когда-то это должно случиться. Так происходит у всех. Вот увидите, что всё получится.
— А когда ваши родители спросят меня?
На это Марианна самоуверенно ответила:
— Я позабочусь о том, чтобы этого не произошло.
Вильгельм проводил её до дома. В душе он не согласился с тем, как Марианна намеревалась разрешить возможный конфликт. Когда они стояли у двери дома, он взял Марианну за руку и, чтобы в её семье сохранился мир, сказал:
— Я думаю, было бы лучше, если бы вы немного солгали.
Марианна покачала головой.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Спокойной ночи, Марианна.
— Приятных сновидений.
— Вам также, — сказал он. — Но я не мочь.
— Чего не сможете?
— Спать.
— Почему?
— Я думать о вас, — сказал он тихо и хотел отпустить её руку, повернуться и уйти. Но не смог, так как Марианна его руку не отпустила.
— Секундочку… — прошептала она, и притянула его к себе, привстала на цыпочки и быстро поцеловала в губы. Поцелуй получился не совсем правильный, так как длился не более секунды, а губы у Вильгельма были сжаты. Когда это произошло, Вильгельм стоял, как поражённый громом. Он непроизвольно закрыл глаза, как от чего-то немыслимого, но сразу открыл их, чтобы убедиться, что не спит.
Он хотел что-нибудь сказать, но не знал, что именно. А когда придумал, стало уже поздно. Дверь захлопнулась, и Марианна скрылась.
Луна сверху смотрела на Вильгельма, и создавалось впечатление, что в этот момент он единственный видит этот свет и, поэтому, возвышается над всеми.
***
На следующее утро отец вышел к завтраку первым. Сабина показалась через четверть часа. Порядок был нарушен. Обычно в доме Бергеров завтракали все вместе.