— Где ты так долго бродишь? — упрёком встретил Теодор жену.
Не особенно дружелюбно она ответила:
— Я могу хоть раз появиться после тебя?
— А наша дочь шевелится? — спросил Теодор.
Обычно Теодор Бергер не говорил «наша дочь». Он это сделал, чтобы указать на незримую дистанцию, которая отделяла в этот момент его от своей плоти и крови.
— Я ещё её не слышала, — ответила Сабина.
— Совсем?
— Совсем, и даже когда она пришла домой. Ты это имеешь в виду?
— Конечно, я именно это имел в виду, — сказал Теодор. — И ты можешь мне поверить, что я этому удивляюсь. Меня же ты всегда слышишь?
Лучше бы он этого не говорил.
— Тебя, — сказала Сабина едко, — трудно не услышать, когда ты приходишь домой.
Так как Теодор не хотел продолжать разговор на эту тему, то спросил:
— И мы не знаем, когда она пришла?
— Нет, — ответила Сабина.
Слова повисли в воздухе, так как появилась Марианна и, весело сказав: «Доброе утро!» — присоединилась к семье за столом.
Теодор сделал вид, что занят газетой. На приветствие Марианны они ответили равнодушно. Сабина просто кивнула. Теодор, которого из-за газеты не было видно, пробурчал:
— Доброе утро!
— Вот и я, — сообщила Марианна, усаживаясь и осмотревшись вокруг. Затем добавила, как говорится, «взяв быка за рога»:
— Извините! Я проспала, потому что легла спать слишком поздно.
— Во сколько? — спросил Теодор из-за своей бумажной завесы.
— В десять минут третьего.
Теодор опустил газету и посмотрел, но не на Марианну, а на Сабину и спросил:
— Ты это слышала?
— Да, — ответила потрясённая Сабина.
Они замолчали, чтобы дать возможность дочери сказать что-нибудь в своё оправдание. Возможно, причиной стал застрявший лифт. Хотя, разве в кинотеатрах есть лифт?
— Мама, — поинтересовалась Марианна, — что вчера было интересного по телевизору?
— «Полезные советы по выбору профессии», — ответила Сабина, захваченная врасплох.
— А как у тебя, папа, с Питом Шмитцем? Вы опять, отдыхая, ругались друг с другом?
Ответ Теодора прозвучал резко.
— Как кино?
— Какое кино?
— Ты же была в кино? Во всяком случае, мне так сказала мать.
Марианна откусила намазанную маслом булочку, пожевала и проглотила.
— Нет, я не была в кино, — только после этого ответила она.
Взгляд Теодора переместился на супругу, без слов, но недвусмысленно сообщая, какую чепуху она ему сообщила.
Эстафета взглядов продолжилась и перешла от Сабины к Марианне.
— Ты не была в кино?
— Нет, мама.
— Но ты же мне сказала, что идёшь в кино?
— Да, так было запланировано.
— И что? Где ты была вместо этого?
— Мы гуляли.
— До двух часов ночи?
— Нет.
Установилась пауза, которая, казалось, Теодору действовала на нервы. Он прервал тишину, воскликнув:
— Что было потом? Думаешь, что сможешь от нас так просто отделаться?
— Да.
— Что?
Марианна посмотрела на отца, потом на мать и сказала:
— То, что здесь происходит — это допрос, дорогие родители. Поэтому я решила, что это надо сделать сейчас. Я намерена больше не позволять вам распоряжаться моей жизнью. Я уже взрослая, дорогие родители, и вы понимаете, что я хочу этим сказать.
Наступила тишина. Тишина как после бомбардировки.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Теодор сказал Марианне:
— Ты с ума сошла?
— Нет.
— Тогда я не хочу больше слушать твои глупости.
— Это не глупости, папа. Примирись с этим. Когда я пришла домой, то подготовилась к тому, чтобы вам это сказать, и рассчитывала, что вы меня ждёте, по крайней мере, ты, мама.
— Я довольно долго не могла уснуть, — ответила Сабина и побледнела. У неё появилось ощущение, что наступают решающие изменения. Устои семьи Бергер сотряслись до основания.
Доев первую булочку Марианна совершенно спокойно намазала маслом вторую.
Отец встал и пару раз прошёлся по комнате взад-вперёд. Затем остановился перед дочкой.
— Что с тобой произошло?
— Ничего.
— Мы тебя совершенно не узнаём.
— Тем не менее.
— До этого всё было в порядке. А сейчас ты средь белого дня создаёшь нам трудности.
— Какие трудности, папа? Никаких трудностей нет.
— Что же тогда?
— Самостоятельность, о которой я уже давно должна была подумать.
— Вот я и спрашиваю, кто тебя так настроил?
— Никто.
Теодор покачал головой, опять прошёлся по комнате и снова остановился перед Марианной.
— Ты же знаешь, — завёл он старую пластинку, — мы хотим тебе только хорошего. Ни я, ни мама не думаем тебя опекать, поверь нам…
— Это хорошо.
— … но мы, с другой стороны, обязаны хоть как-то контролировать. Никто из нас не имеет ничего против того, чтобы ты ходила в кино… Не правда ли, Бина? — обратился он к жене.
— Совершенно ничего, Тео.
— Ты можешь отсутствовать даже немного дольше, Марианна. Главным является то, — приблизился Теодор к главному пункту своей речи, — с кем.
— Я того же мнения, папа.
— Очевидно не совсем.
— Почему?
— С кем ты была вчера? — Теодор сделал вид, что не знает этого.
— С Вильгельмом.
— С каким Вильгельмом?
— С Вильгельмом Тюрнагелем.
Уголки рта Теодора поползли вниз, когда он услышал это имя. Это был знак пренебрежения, который стал ещё сильнее, когда она добавила:
— Прекрасный парень.
— Он?
— Да, он! Я не знаю здесь никого, с кем можно было бы его сравнить.
— Ты можешь говорить, что хочешь, — пояснил Теодор, желая закончить с этим вопросом, — но это знакомство не для тебя.
Марианна положила половинку недоеденной булочки на стол.
— И поэтому оставь его, — продолжил Теодор.
Марианна отодвинула стул и встала.
— Что такое? Ты куда? — спросил отец.
— В свою комнату.
— Но ты ещё не закончила завтракать?
— Закончила.
Когда дверь за Марианной закрылась, Теодор и Сабина некоторое время смотрели ей вслед, как будто ожидали, что придёт конец этому заблуждению и дочь опять к ним вернётся.
Через некоторое время первым заговорил Теодор.
— Я этого не допущу.
— Чего не допустишь? — спросила Сабина.
— Такого поведения.
Сабина смотрела на вещи реалистично.
— Поведение, — сказала она, — играет второстепенную роль. Причиной является парень, о котором она думает.
— Я его от неё отважу. Можешь на меня положиться.
Сабина произнесла с сомнением:
— Не знаю, Тео, но чувствую, что это будет не так просто.
— Вот увидишь.
— Что ты сделаешь, если это повторится?
— Что повторится?
— Что она просто встанет и уйдёт в свою комнату.
Такая перспектива вывела авторитарного Теодора из себя.
— Я дам ей пару подзатыльников, — заявил он.
— О нет, — возразила Сабина. — Не забывай, что она уже взрослая. Ты знаешь, чего ты этим добьёшься?
— Что она будет слушаться.
— Нет, она уйдёт из дома, и мы увидим её потом не скоро. Сейчас такое происходит повсюду.
Теодор немного уступил. Сдержанным тоном он ответил:
— Куда она уйдёт?
— К нему. Многие так живут.
— Он, наверняка, сам ютится в какой-нибудь берлоге.
— Тогда куда-нибудь ещё. Ужаснее всего, если в какую-нибудь коммуну.
Теодор ужаснулся.
— В коммуну? Ты с ума сошла? Только не Марианна.
— Когда у неё не будет другого выхода…
— В Гельзенкирхене нет коммун.
— Но есть в других городах: в Дортмунде, в Эссене, в Бохуме…
— Повсюду, где живут студенты, — перебил её Теодор раздражённо.
— Не только. Есть у них ещё одна в Кастроп-Раукселе.
— Бедная Германия! — Единственное, что Теодор мог сказать по этому поводу.
Затем он на некоторое время замолчал и задумался над тем, что же будет дальше не только с дочкой, но и со всей немецкой нацией. Результат получился неутешительный. Другое дело — Сабина. Её размышления были не такими масштабными.
— Ты должен что-нибудь предпринять, — сказала она.
— Что именно?
— Но не с ней, — продолжила она. — С ним.
— Что именно ты имеешь ввиду?
— Ты должен ему всё объяснить. Кто он такой? Что он из себя представляет? Представляет ли он себе свое положение и положение нашей дочери? Какой у него характер? Если он у него есть, то твои замечания приведут к тому, что он от неё отступится, понимаешь? И проблема будет решена.
— А если проблемы не существует? Если у Марианны с ним ничего особенного не нет? Если мы оба, так сказать, «накручиваем»? Что тогда? Тогда это будет смешно выглядеть, Бина.
Так как Сабина была уверена в своей правоте, то покачала головой.
— Нет, нет, Тео! Не будет. Она в него влюбилась, вероятно, даже сильнее, чем сама себе представляет. Как мать, я чувствую это безошибочно. Поэтому ситуация действительно опасная, Тео, можешь мне поверить.
— Хорошо, — согласился он, — я займусь этим. Я думаю, ты права.
Сабине пришла в голову еще одна хорошая мысль.
— Возможно, нам придётся отправить её на пару недель к твоей сестре в Майнц.
— А ты сможешь обойтись без неё на кухне так долго?
— Если надо, то смогу.
— Всё-таки две недели для неё — это много. Кроме того, ты же знаешь моего зятя. Он не любит, когда его беспокоят.
— Но это же всего четырнадцать дней. В конце концов, мы можем навязать её моей матери, но она очень старая.
— Мы даже не знаем, как у неё дела.
— Почему же. Я звонила ей позавчера.
— Ты мне об этом ничего не сказала.
— Потому что обычно ты этим не интересуешься.
— Ну и как она?
— Сейчас хорошо. Она как раз думала приехать к нам.
— Что? — вырвалось у Теодора.
— Не бойся, Тео, я смогла её отговорить. Она сказала, что вероятнее всего поедет к Ильзе в Хаген.
Замужняя младшая сестра Сабины Ильза жила в Хагене.
— Тогда тебе нужно позвонить ей ещё раз и отговорить, — сказал Теодор.
— Я выберу момент, когда Марианны не будет дома.