— Конечно, — ответила Марианна.
— Очень?
— Чрезвычайно.
— Вы не повлияли на обвиняемого так, чтобы он применил силу?
— Повлияла.
В зале стало тихо.
Вильгельм воскликнул со скамьи обвиняемых:
— Марианна!
Марианна повернулась к нему.
— Повлияли? — спросил удивлённо судья.
— Да, — кивнула Марианна, — иначе вообще ничего бы не произошло. К сожалению, в тот момент я этого не осознавала. Во всяком случае, господин Тюрнагель наверняка не стал бы применять силу.
— Но он её применил.
— Потому, что я ожидала этого от него. Я хотела, чтобы он заступился за меня.
Вильгельм опять обратил на себя внимание.
— Марианна, что за глупости ты говоришь? Зачем? В этом нет ни слова правды.
Она его не слушала.
— Если бы он, — сказала она судье, — отреагировал не так, как я этого ожидала, он бы для меня перестал существовать.
— Вы тогда что-нибудь ему сказали или крикнули?
— Нет, этого не было, — ответила она без малейшего замешательства. — Но в этом не было необходимости. В такой момент достаточно одного взгляда, а он у меня был недвусмысленный.
— Она лжёт! — гневно воскликнул Вильгельм.
Марианна посмотрела на него.
— Я не лгу! Я говорю правду.
— Ещё как лжёшь! Ты понимаешь, что из-за твоих слов, вина будет предъявлена тебе? Правда в том, что ты к этому делу не имеешь никакого отношения, чёрт возьми! Только я один! Ты, наоборот, отругала меня за это и засыпала упреками — или это не так?
— Нет, — ответила Марианна твёрдо.
После этого Вильгельм обхватил голову и простонал:
— Я сойду с ума!
— Сидите тихо и успокойтесь, — строго произнес судья и пригрозил ему штрафом за нарушение порядка, если он этого не сделает.
Допрос Марианны продолжился. Правда, теперь своё подозрение высказал прокурор:
— Вы знаете, — произнёс он, — я предполагаю, что ваши показания в пользу обвиняемого являются следствием отношений между вами. Мы постоянно видим здесь подобное.
— Но не в этом случае, — без промедления возразила Марианна.
— Не в этом случае?
— Да. Отношения, о которых вы упомянули, действительно были между господином Тюрнагелем и мной, но очень короткое время. Однако они уже давно прекратились. Мы больше не встречаемся.
Такого ответа прокурору было достаточно. Суд закончил допрос свидетельницы Марианны Бергер, и она могла быть свободной. В конце допроса председатель объявил перерыв на десять минут, хотя заседание не должно было затянуться надолго. Причина перерыва не была связана с судебным производством, а имела другое основание. Дело в том, что председатель был заядлым курильщиком, и поэтому делал частые перерывы своих заседаний.
Заседатели, председатель и прокурор скрылись в комнате для совещаний, все остальные вышли в вестибюль, чтобы размять ноги или покурить.
В вестибюле можно было увидеть, как Штуммель подошел к трём парням, которых вызвал прокурор: Георг Коцурка — пострадавший и его двое друзей. Неожиданным оказалось то, что Штуммель установил с этой троицей хороший контакт. Он с ними балагурил, хлопал по бокам и попеременно называл «коллегами» или «друзьями». Спрашивается, как такое могло произойти.
Как уже упоминалось, Штуммель уже до начала заседания обратил внимание на эту троицу. После того как свидетелям в зале суда разъяснили их права и обязанности, и они вышли в вестибюль, Штуммель взял их под руки и сказал:
— Мне надо с вами поговорить.
— Что вам надо? — резко спросил Коцурка.
— Вы можете говорить со мной на «ты», — ответил Штуммель. — Я такой же трудяга, как и вы. И, кроме того, если не ошибаюсь, у нас есть общий интерес.
— В чём?
— Я — фанат «Шальке».
Как по команде, Коцурка и его закадычные друзья заулыбались.
— Парень, — произнёс Коцурка дружелюбно, — тогда тебе надо поднапрячься, если хочешь сравняться в этом с нами.
Штуммель коротко взглянул на него и сказал:
— Я здесь поспрашивал людей. Это ты тот самый пострадавший?
— Да, — кивнул Коцурка, но продолжил подавленно, — ты знаешь, то, что здесь происходит, полное дерьмо, и мне не нравится. Когда дерутся, суд не должен вмешиваться.
— Тогда тебе не надо было подавать заявление.
— Меня практически вынудили это сделать.
— Кто?
— Больничная касса.
— Тогда должен тебе сказать, какие будут из-за этого последствия: «Шальке» не получит отличного игрока.
— Что? — вопросительно воскликнул Коцурка. Оба его дружка тоже ничего не поняли.
— Послушайте…, — начал Штуммель и рассказал им, кто такой Вильгельм Тюрнагель. Когда он описывал Вильгельма, то мог бы сравнить его с Францем Беккенбауэром. При этом он сообщил, что Тюрнагель будет играть или в ФК «Кёльн», который уже на него нацелился, или в ФК «Шальке», от которого ему тоже поступит конкретное предложение, после того, как на его игру посмотрит тренер. В какой клуб он пойдёт, решится сейчас.
— И это зависит от тебя! — закончил Штуммель, показав пальцем на Коцурку.
— Почему от меня?
— Потому что от тебя зависит, осудят его сегодня или нет. Если да, то он плюнет на весь Гельзенкирхен и смоется отсюда.
Георг Коцурка посмотрел на друзей, они на него. Никто не проронил ни слова.
— Он мне сказал, — с лёгким сердцем соврал Штуммель, — что тогда подпишет контракт с ФК «Кёльн».
В руках Штуммеля неожиданно появился кошелёк. И здесь он проявил своё мастерство. Вынув из кошелька банкноту в сто марок, он протянул её Коцурке со словами:
— На, возьми, а то можешь подумать, что я рассказываю сказку, чтобы спасти своего друга. Поэтому я предлагаю тебе взять эти деньги, найти ближайший телефон, позвонить в ФК «Шальке» и рассказать, что здесь в суде происходит. Тогда они потеряют самообладание и спросят тебя, не сошёл ли ты с ума? Имеешь ли ты вообще отношение к клубу? Не думаешь ли ты о том, чтобы вслед за этим вся команда перейдёт в Кёльн? Они так тебя и спросят! Но если это не так, если ты узнаешь, что я здесь наврал, тогда сообщи мне об этом и оставь себе эту сотню. Понятно? Но только в этом случае! А если ты узнаешь, что я сказал правду, тогда я получу её назад. Ясно?
Штуммель победил.
Коцурка переглянулся с друзьями, принял решение и сказал Штуммелю:
— Друг, ты меня убедил, спрячь деньги. Нет необходимости бежать на почту.
Как раз после этого дверь зала заседаний открылась, и в вестибюль вышла Марианна. Она выполнила поставленную перед собой задачу и теперь направилась к лестнице, чтобы как можно быстрее покинуть здание. Ванда Крупинская побежала за ней, остановила на лестнице и начала разговор, в который вложила всю свою ненависть к Вильгельму.
— Простите, — начала она, — я хотела бы вас кое о чём спросить…
— Да? — сказала Марианна.
— Правда, со всей откровенностью. Вы позволите?
— Пожалуйста.
— Какие у вас отношения с господином Тюрнагелем?
Ясно, что Марианна внутренне сразу заняла оборонительную позицию. «К чему это?» — подумала она.
— Никаких, — коротко ответила она.
— Вы не его подруга?
Эта бестактность была бы излишней, если бы Ванда до этого находилась в зале суда, где практически такой же вопрос прокурор задал свидетельнице Бергер. Но она была вынуждена скучать в вестибюле и ожидать, когда её саму вызовут, чтобы допросить как свидетельницу.
— Нет, — резко ответила Марианна.
После такого ответа у Ванды больше не осталось оснований разговаривать с Марианной, но её злость на Вильгельма была такой огромной, что она не могла не выплеснуться наружу.
— Тогда вам повезло, — сказала она, — иначе я должна была бы вас предостеречь.
— Предостеречь?
— Он меня изнасиловал.
Марианна отпрянула назад.
— Изнасиловал?
— Практически изнасиловал, да. Вы знаете, он жил у меня…
— Да, знаю, — сказала Марианна и кивнула, хотя ей это трудно было сделать. — Я была один раз у вас с пакетом для него.
— Ах да, правильно, это были вы. Я уже подумала, что где-то вас видела. Теперь вспомнила. Как раз в тот вечер всё и произошло. Когда потом ко мне пришли полицейские и стали о нём расспрашивать, я им про изнасилование ничего не сказала. Как женщине, мне было стыдно, но им я сказала, что, по моим наблюдениям, он способен на насилие. Поэтому меня сегодня и вызвали в суд. Перед судом, конечно, я не могу молчать, когда меня будут спрашивать. Самое ужасное для меня было то, что он за это швырнул мне в ноги деньги. Вы только представьте себе это. Это же верх цинизма, не так ли? Мы, женщины такие беззащитные.
Марианна была настолько ошеломлена услышанным, что не сразу заметила невероятное противоречие между словами «изнасилование» и «деньги за это». Об этом она задумалась позже.
В данный момент это для неё не имело значения. Она едва могла говорить. Её губы дрожали. В это мгновение снова открылась дверь зала заседаний и находившиеся там люди вышли в вестибюль, так как председатель сделал для себя перерыв на перекур. Вильгельм увидел Марианну, стоявшую на лестнице рядом с Вандой Крупинской, и быстро направился к ним. Ванда, у которой совесть была нечиста, испугалась и со словами: «Я его боюсь», — скрылась в туалете, который находился в нескольких шагах.
— Марианна, — сказал Вильгельм взволнованно, когда подошел к ней, — объясни, что за глупости ты рассказывала здесь и…
Внезапно он замолчал, когда увидел, как она выглядела. Ужасно! Как будто вот-вот потеряет сознание, губы совсем побелели.
— Что с тобой? — воскликнул он.
— Оставь меня, — произнесла она.
— Нет, я тебя не оставлю. Скажи мне, что произошло? Я могу тебе помочь.
— Ты можешь мне помочь? — Марианна покачала головой. — Ты больше не сможешь помочь даже самому себе.
— Что?
— Увидишь, что они сегодня с тобой сделают.
— Здесь?
— Да.
— Мне безразлично!
Марианна посмотрела на него и печально кивнула:
— Да, Вильгельм, это выражение я уже слышала от тебя, потому что тебе вообще всё безразлично. Чтобы ты ни делал, тебе всё абсолютно безразлично.