Как образно выразился в мемуарах президент Ливана Шамун, «после Ливанского кризиса даже администрации Эйзенхауэра пришлось смириться с тем, что именно Насер стал единственным на тот момент полноценным “собеседником” от лица арабов с внешним миром»[149].
События в Ливане и Ираке 1958 г. подвели черту под англо-американскими начинаниями в строительстве системы региональной безопасности на Ближнем Востоке.
Создание Багдадского пакта породило образование альтернативных бинарных блоков государств – ОАР и Арабской Федерации. «Выпадение» Ирака из Багдадской организации показало, что система была неэффективна и иллюзорна, так как «самым слабым звеном» стала страна, в честь вхождения которой в блок ему и было дано название «Багдадский».
Локальные конфликты 1957–1958 гг. стали еще одним испытанием зарождающегося советско-американского modus vivendi взаимоотношений на периферии биполярной системы, что в долгосрочной перспективе было немаловажно.
Новый внешнеполитический status quo на Ближнем Востоке
События так называемого затяжного ближневосточного кризиса, включившего в себя Суэцкий кризис 1956 г. и последовавшие за ним Ливанский кризис и Иракскую революцию 1958 г., показали, что в биполярном противостоянии сложилась ситуация, когда советская внешнеполитическая мысль стала концептуально превосходить черно-белое идеологизированное видение проблем третьего мира администрацией Эйзенхауэра.
Аналитики ЦРУ публикуют в декабре 1958 г. закрытый доклад, который дает крайне пессимистичную оценку перспективам внешнеполитического курса США на Ближнем Востоке. Авторы доклада говорили о преимуществах нового «дипломатического стиля» Москвы, который де-факто отказывался от идеологической предопределенности: «За вторую половину 1950-х гг. СССР выработал гораздо более гибкий механизм реагирования на новые явления международной жизни. Сегодня для СССР на карте мира нет “темных зон”. В этом смысле после 1955 г. (начало поставок вооружений членами Организации Варшавского Договора в регион) Ближний Восток стал для Советского Союза зоной “особого внимания”»[150]. Именно в этом регионе Москве представляется шанс реализовать один из своих внешнеполитических приоритетов – укрепление линии разрыва в некоммунистическом мире, конечной целью которого должна была стать дискредитация США и стран Запада в глазах третьего мира[151]. Наряду с безусловным укреплением военной мощи, подчеркивалось в докладе, СССР намерен и впредь делать акцент на идеологической сфере международных отношений. Расчет на поддержку формально некоммунистических, но антизападных националистических режимов в период 1955–1960 гг. в борьбе с Западом показал свою безусловную эффективность[152].
Москва действительно начинает системно рассматривать череду революций в странах Ближнего Востока с точки зрения появления важных преимуществ СССР в биполярном противостоянии с США. В Москве понимали, что жизнеспособность новых антизападных режимов в условиях биполярного мира полностью зависела от готовности Москвы оказать им помощь.
Москва была намерена оберегать плацдарм своего внешнеполитического влияния на Ближнем Востоке, сформированный за 1956–1958 гг. В условиях высокой динамики событий в регионе молодые революционные антизападные арабские режимы нуждались в поддержке и защите со стороны Москвы.
В августе 1958 г. на заседании Президиума ЦК КПСС Хрущёв обратил особое внимание на события на Ближнем Востоке: «Разгром Ирака – это нанесение удара по нашей политике с точки зрения престижа нашей страны. Разгром Ирака – это тогда и разгром Египта и Сирии, это бы отбросило национально-освободительное движение арабского мира. Это главное <…> Нельзя исключать, что иракское правительство боится коммунистов, не может их игнорировать и по внутренним, и по внешним соображениям»[153].
К началу 1960-х гг. сверхдержавы выходят на новый виток противостояния на территории Ближнего Востока, когда регион превращается в арену борьбы США и СССР за доминирование над ОАР и Иракской Республикой. Египетские и иракские руководители в свою очередь обладали амбициями и возможностями для того, чтобы стать политическими лидерами всего Арабского Востока. Отношения двух ярких лидеров – Насера и Касема – помимо борьбы амбиций выражались и во взаимных подозрениях – генерал Касем был убежден, что за подготовкой курдских волнений на севере Ирака осенью 1958 г. стоял Насер. Руководство Египта в свою очередь считало, что революционный Ирак пытался использовать Сирию с целью подрыва единства ОАР.
На фоне усиления трений между ОАР и Ираком в декабре 1958 г. по секретным каналам связи Насер передает США сигнал о своем желании «задавить любые коммунистические нотки революционного режима Касема». Информация из Каира только усиливает фантомные страхи Вашингтона касательно «коммунистической» ориентации режима Касема в Ираке. Внешнеполитическая команда Эйзенхауэра принимает «соломоново решение» – в долгосрочных интересах США наиболее выгодным исходом было бы решение иракской проблемы руками египтян.
Сверхдержавам было важно поставить все точки над i в отношении усложняющейся ситуации вокруг Ирака.
В середине января 1959 г. в Вашингтон с неофициальным визитом прибывает советская делегация во главе с членом Президиума секретарем ЦК КПСС Микояном. В ходе двусторонних переговоров был затронут вопрос о положении революционного Ирака в регионе[154]. В ответ на обеспокоенность Даллеса перспективой постановки Ирака под контроль СССР Микоян ответил: «На момент событий лета 1958 г. на территории Ирака не было ни одного советского человека, и мы не знали, что могут произойти эти события»[155]. Одновременно с этим Микоян не скрывал, что Москва сделала серьезную ставку на новый иракский режим.
Иракская революция 1958 г. явилась результатом внутреннего кризиса монархической верхушки, а пришедшая к власти в результате военного переворота «хунта» не только не являлась коммунистической, но и просто не имела никакой политической программы кроме следования базовым установкам арабского национализма.
Ситуация складывалась неожиданная: желая пресечь любые попытки Касема усилить позиции Ирака в регионе, Насер начал дипломатические заигрывания с Вашингтоном. 23 декабря на срочное совещание собирается Совет Национальной Безопасности (СНБ) США. Располагая информацией о намерениях Насера «задавить любые коммунистические нотки революционного режима Касема», американская сторона предпринимает попытку смоделировать возможные сценарии развития событий вокруг Ирака. В новой ситуации в Вашингтоне всерьез рассматривали перспективы сотрудничества с режимом Насера, дабы «удержать Ирак от скатывания к коммунизму»[156]. Вместе с тем американские аналитики говорили и о ряде проблем. Во-первых, если выгоды от тактического сближения с Египтом выглядели очевидными, было неясно, как такой шаг повлияет на долгосрочные интересы США на Ближнем Востоке и в зоне Персидского залива. Во-вторых, американская сторона опасалась, что в случае оказания давления на режим Касема могут не только последовать репрессии в отношении проегипетских сил внутри Ирака, но и возможен окончательный переход Ирака в советский лагерь[157].
23 декабря в Белом доме при участии президента Эйзенхауэра, вице-президента Ричарда Никсона, главы ЦРУ Аллена Даллеса, исполняющего обязанности госсекретаря США Кристиана Гертера[158] проходит заседание СНБ, на котором американское руководство попыталось выработать свою стратегию в отношении решения «иракской проблемы». Речь шла не только о сильном влиянии на Касема иракских коммунистов и Москвы, что было, безусловно, важным фактором[159]. Американское руководство признавало необходимость тактического сближения с Насером. Однако наиболее благоприятным вариантом для долгосрочных интересов США в регионе оно считало необходимость не только решить иракскую проблему руками египтян, но «просто столкнуть Насера и Касема лбами»[160].
В сложившейся обстановке американскому руководству было чрезвычайно важно понять истинные намерения Москвы в отношении Ирака.
Утром 16 января в стенах Государственного департамента состоялась закрытая встреча, где наряду с общими проблемами советско-американских отношений был затронут вопрос о положении революционного Ирака в регионе[161]. Представлявший американскую сторону госсекретарь Даллес[162] выразил обеспокоенность Вашингтона по поводу действий СССР в регионе в целом и революции в Ираке в июле 1958 г. в частности[163]. Он заявил: «Мы с беспокойством смотрим на то, что в некоторых местах Ближнего Востока, например в Ираке, устанавливает свой контроль национальный коммунизм. <…> Американское правительство, в свою очередь, хочет надеяться, что Советский Союз не намерен установить свой контроль над Ираком. Вообще положение на Среднем Востоке очень запутанное»[164].
Глава советской делегации Микоян утверждал, что спецслужбы стран Багдадского пакта располагают достоверными сведениями о том, что никакого вмешательства советской стороны в события 14 июля 1958 г. в Ираке не было, и это исключительно воплощение воли иракского народа