ить меня за деньги — возможно, согласится на обмен. Я могла бы отдариться чем-нибудь по своей специализации.
Приступить к реализации своего плана я не успела.
Она появилась, сопровождаемая стуком клюки. Глубоко пожилая женщина, в темных старческих одеждах, в темном платке. Я почему-то сразу заметила ее в снующей в разных направлениях толпе. Просто не ожидала, что она ко мне подойдет.
Старуха остановилась, вперившись в меня взглядом. Я настороженно уставилась в ответ, даже пирожок проглотить забыла — ощущения под взглядом были такие, будто меня только что всю насквозь просветили, оценили всю мою жизнь, личность, достижения, рассортировали — что достойно, что не очень — и сейчас принимают решение. Не слишком приятное, если кому интересно, ощущеньице.
— Ну, это ты, что ли, наставника искала?
Я сглотнула прожеванный пирожок, как-то сразу поняв — женщина говорит не о вязании. Кивнула молча.
Она поманила меня пальцем, развернулась и пошла откуда явилась. Я на миг призадумалась — а надо ли оно мне? Ладно уж, схожу, раз зовут. В конце концов, не съест же она меня?
Спешно сунула в рот остатки пирожка и побежала догонять будущую наставницу.
Та смерила меня одобрительным взглядом, хмыкнула и велела:
— Рассказывай!
И я принялась рассказывать. Про свою идею — сделать артефакт, который будет представлять собой скрытую защиту, этакий артефактный аналог брони. О том, что суть его состоит в объединении в одно шерстяной нити и тончайшей металлической проволоки, каждую из них надо будет наполнить силой отдельно, и из этой сдвоенной нитки связать предмет одежды, в данном случае — свитер, мужской, одна штука. О том, что за основу работы с шерстью хотела бы взять традиционные приемы зашептывания нитей. Да вот беда — шепотки в том виде, в каком применяются для вязания узлов, мне не подходят — слишком короткий отрезок задевают, а приемов для работы с долгой нитью нигде пока не нашла, и именно для этого мне нужна консультация опытного мастера, уже работавшего в этой технике. О том, что проблем в работе с металлической составляющей артефакта не предвижу вовсе и из металлов мне наиболее подходящим видится мифрил (основное его преимущество, помимо всем известных магических достоинств, заключается в том, что у меня имеется кусочек размером с ладонь).
Я увлеклась и не замечала, что иду практически боком, развернувшись лицом к собеседнице и оживленно жестикулируя. Она слушала меня, кивала в такт словам, мерно стукала клюка, не понять — нравятся ли этой странной старухе мои мысли, идеи и допущения или нет. Но кивала вроде одобрительно, поощрительно хмыкала. Я рассказывала дальше, ибо к этому моменту уже успокоилась, разобрала по рукаву и подолу узор оберегающей вышивки, утвердилась в мысли, что эта женщина — то, что мне нужно и послана не иначе как богами, и я всеми силами намерена ее заинтересовать.
Мы покинули торговые ряды и теперь шли по центральной части Лидия, Старому центру. Здесь под ногами — мощенный брусчаткой тротуар, вокруг — нарядные и старые дома, деревья в скверах хвалятся яркой медью и багрянцем. И вообще, эта часть города — моя любимая.
Но сегодня мне некогда было обращать внимание на окружающую красоту, мне нужно было уломать старого мастера-артефактора помочь в работе, ну и заодно поделиться своими мыслями с тем, кто наконец-то согласился их выслушать. А о работе я могла говорить бесконечно, с упоением. И как-то само собой получалось, что выбалтывала и то, что к работе отношения не имело, зато изрядно меня волновало и беспокоило, лежало камнем на сердце и (будем честны с собой) не давало спокойно спать.
О том, что моего мастера, человека неплохого со всех сторон и крайне мне симпатичного, недавно чуть не убили. О том, что вот для этого самого мастера я и буду делать защиту, потому что он, несмотря на то что гений и признанный авторитет в своей сфере, ужасающе небрежно относится к своей безопасности. О том, что к моей безопасности он относится очень даже ответственно, но это же вопиющая несправедливость! И еще о том, что сначала я хотела наложить защитные заклинания только на металлическую составную защиты, но она же будет фонить магией просто нестерпимо, и любой, у кого имеется магический дар и немножечко мозгов, ударит в незащищенную часть тела или просто вложит в удар достаточно силы, чтобы проломить защиту.
Я перескакивала с темы на тему, как блоха, но, кажется, мастерицу не смущала моя экспрессия. Она даже улыбнулась мне углами губ, и улыбка, я готова была поклясться, была одобрительная. Это обнадеживало. Настолько, что я в конце концов спохватилась и сообразила спросить, как зовут почтенную госпожу. Она расхохоталась в ответ:
— Быстро же ты об этом вспомнила!
Я несколько смутилась — действительно, вспомнить следовало чуть раньше. Но некоторые так увлеклись своей драгоценной соискательской работой, что напрочь забыли о вежливости.
— Можешь звать меня Аста, — смилостивилась наконец женщина, — госпожа Аста или наставница Аста, как тебе угодно. А сейчас поди поймай извозчика — стара я уже Лидий ногами мерить. Поедем ко мне домой. Там я буду тебя учить.
Возликовав в душе от этих слов — вот оно, принципиальное согласие получено, значит, я шла в верном направлении, и теперь мне все непременно удастся! — я почтительно кивнула:
— Да, госпожа Аста!
И умчалась к площади, где стояли пролетки, с трудом удерживаясь от того, чтобы не скакать вприпрыжку.
К тому моменту, когда мы подъехали к ее дому, госпожа Аста успела узнать всю мою подноготную, вплоть до родословной. Вот и не выспрашивала вроде бы особо, а слова сыпались из меня как из Марты!
Просто… госпожа Аста умела слушать. Она вся была воплощенным благожелательным вниманием, и интерес ее к собеседнику, неназойливый и искренний, поощрял рассказывать дальше. Так что, когда мы миновали ажурную кованую калитку и прошли в беленький двухэтажный дом под крышей из черепицы цвета киновари, будущая наставница знала обо мне ровно столько, сколько хотела знать, а я только-только сообразила, что меня только что допросили так, как стражникам, допрашивавшим после покушения на Макса, и не снилось. Тут-то бы мне и призадуматься, но… Госпожа Аста в своем праве. Если она желает знать, кого и какого роду-племени берет в ученики, так тому и быть.
Мы сидели в гостиной дома госпожи Асты и продолжали разговор:
— А что же тебе, милая, понадобилось у вязальщиц?
— Да у меня с вязанием не так чтоб очень. Умею, конечно, но давно не практиковалась, да и сложных вещей не делала, вообще-то… Вот хотела пару уроков взять.
Гостиная выглядела так, как могла выглядеть гостиная в доме любой пожилой одинокой старушки — домотканые половички, мебель, составленная вдоль стен, лестница наверх, кресло-качалка в углу и троица кошек, надменно и презрительно взирающих на гостью, вторгшуюся на их территорию.
— А вы там как оказались? — ляпнула я, прежде чем успела остановиться.
И тут же пожалела о своей несдержанности. Во-первых, не моего ума дело, во-вторых, мало ли что могло понадобиться в той стороне мастеру-артефактору.
— Тебя искала, — невозмутимо отозвалась госпожа Аста.
— Но… Как… Откуда?.. — Я так растерялась, что не то что сформулировать вопрос, а хотя бы выбрать наиболее приоритетный из десятка не могла. Максу меня до такого состояния довести не удавалось ни разу. Хотя, уверена, он бы хотел.
Вот что значит — нажитый опыт…
Старушка полюбовалась мимикой оторопевшего человека и пояснила:
— Птичка на хвосте принесла.
О да, все сразу же стало ясно!
Она задумчиво добавила:
— А к вязальщицам можешь больше не ходить, я тебе покажу что надо.
И показала.
Звякали спицы. Тянулась из корзинки с цветными клубками белая нить. С демонстративным безразличием зевала кошка.
Я ждала, что госпожа Аста станет меня учить работать с нитью сразу, но она не спешила. Речь ее лилась ровно, завораживающе:
— Раньше этому дома учили, и каждая женщина умела что ткать, что вязать, что вышивать. И обережные узоры всякая класть умела, не то что нынче. Вот в те-то времена небось не случалось такого, чтоб чью-то взрослую дочь чужая женщина учила! — Она неодобрительно покачала головой и продолжила:
— Тогда, когда люди еще в старых богов верили, умение наложить защиту от дурного глаза, или благословение, или пожелание здравия, или облегчение в беременности и родах — это все от матери к дочери передавалось и делалось только своею рукой или родственницей. Или еще — от невесты принять защиту можно. А теперь… Теперь знание утрачено, теперь старшая женщина в роду не нашептывает младшим о тайном за рукоделием.
Я сосредоточенно вяжу. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная… Эх, надо было крючком вязать! Крючком у меня все же лучше получается.
А госпожа Аста дальше рассказывала:
— Когда защитные знаки своей рукой сделаны или родной кровью — в них совсем другая сила, на ту силу и мир отзывается. Тонкие все это материи, простому глазу недоступные, тут с пониманием надо, с разумением. Вот деткам одежду всегда с наговорами справляют, их много разных есть…
Не, мне не подходит. Макс, конечно, иногда мальчишка-мальчишкой, но лет-то ему уже за тридцать!
— …Или беременным еще — тоже обязательно со смыслом, с оберегающим узором!
Нет-нет-нет, вот такая вышивка, я думаю, Максу и вовсе не пригодится!
— …Вот ты, например, защищать чужого человека взялась. Оберегать. Любишь его?
— Нет. — Я помотала головой, продолжая чередовать лицевые и изнаночные петли. — Просто человек он хороший и много для меня сделал, и я тоже хорошо к нему отношусь…
Я подняла взгляд на госпожу Асту и увидела ее теплую, мягкую улыбку.
— Что?
Она покачала головой — ничего, мол. И потом добавила:
— И впрямь — куда торопиться?
Я не совсем поняла, что она имеет в виду, но на всякий случай согласилась. Хотя, как по мне, торопиться мне было куда — скоро мастера выпишут — хих, выпустят! — из больницы, и тогда мои отгулы закончатся. Хорошо бы к тому времени закончить консультации с госпожой Астой, а то по вечерам после мастерской к ней не наездишься.