вился доллар, и дало писателю возможность провидеть всю опасность общественного развития, основанного на культе денег и культе силы. Полвека назад это пронзительное предвидение Джека Лондона нашло свое отражение на страницах его фантастического романа «Железная пята». В нем он нарисовал картину захвата власти в США тайным союзом миллиардеров. Установление тоталитарного режима, деспотии кучки богатых сопровождалось террором, провокациями, кровавыми побоищами.
Действительность превзошла догадки, оказалась богаче фантазии писателя. В Европе «железная пята» уже уничтожила около 50 миллионов человек, группа правящих олигархов в США готовит ныне уничтожение всего человечества. Страдая неизлечимой болезнью исторической слепоты, правящие силы современного империализма упорно и целенаправленно ведут дело к гальванизации фашизма, прежде всего в США, стараются; объединить все правые силы вокруг лозунгов крайней реакции. Лихорадочное возбуждение шовинизма и взлет милитаризма в США — этом прибежище реакции — создали в мире предельную напряженность, чреватую ядерной катастрофой.
На службе зловещей программы американского империализма состояли все послевоенные годы буржуазные средства массовой информации, политология, общественные науки в целом. По мере того как сдвигалась вправо вся жизнь в США, их экономические и политические институты, становились все более реакционными и средства идеологической борьбы, включая политологию. Политическая наука выбросила, как уже говорилось, на «рынок идей» десятки доктрин, обслуживающих конкретные военно-стратегические установки правящих кругов и их исполнительного комитета — правительства.
Но процесс политического поправения, вытолкнувший к власти президента, «жизненной мудростью» которого, по словам канадской «Ситизн», являются пошлости пивной в гольф-клубе, все же не был однозначным. Правым и ультраправым силам приходилось и приходится преодолевать сопротивление и тех сил, которые предпочитают реалистические оценки происходящего в мире, считают, что не война и конфронтация, а мир и сотрудничество соответствуют «национальным интересам» США. Подобные настроения находят свое отражение и в политологии. Их влияние в американском тоталитарном государстве не следует преувеличивать, но и при этой оговорке они представляют интерес по существу их критических линий, по методам воздействия на общественное мнение, по проблемам, которые служили объектами наиболее острых столкновений между двумя главными — относительно реалистической и ультравоинственной — тенденциями в политике.
Как уже говорилось, постоянным генератором напряженности в послевоенном мире является американский империализм. Правящим кругам США послевоенная международная обстановка казалась как нельзя более подходящей для установления «нового мирового порядка». Но, памятуя, что политика войны требует нагнетания шовинизма дома, пропагандистская машина монополий прилагала все усилия, чтобы создать в стране обстановку истерии и политической инквизиции. М. Гордон и К. Вайнс замечают: «Газеты обсуждают превентивную войну, американские летчики открыто говорят об атомной бомбардировке России, а один генерал записал в своем дневнике: „Война! Как можно скорее! Сейчас!“».[599]
Участие США в совместной с Советским Союзом борьбе против нацистской Германии оставило заметный след в умах и настроениях американского народа. Чтобы изменить идеологический климат, понадобился Джозеф Маккарти с его фашистскими методами «охоты за ведьмами». Инквизиция Маккарти навела нужный монополиям «порядок» в стране. Резко снизилась общественная активность. Критика внешней политики стала глуше. Ярые антисоветчики, временно приунывшие, воспрянули духом и развернули широкую антикоммунистическую пропаганду, активно взялись за фашизацию страны.
Период маккартизма во многом изменил и характер политической науки: ее реакционные черты обострились, а критические мотивы были приглушены. Повысился спрос и на апологетику. Все больше появлялось книг, в которых безудержное восхваление внешнеполитического курса теснило разум на задворки. Где-то в конце активного маккартизма бывший министр юстиции США Ф. Бидл заметил: «Шаг за шагом мы создали благоприятные условия для прихода новой тирании» и позволили «зажать нам рты, закрыть глаза, заткнуть уши».[600] А еще позднее личный друг и советник Маккарти Рой Кон признает, что путем создания удушливой политической атмосферы, методами шантажа, угроз, лжесвидетельств, фальшивок и тому подобного ставилась задача «отлучения от общества не только индивидуумов, но и идей, которые они поддерживают».[601] Дело шло в конечном счете к диктатуре «своего рода фашизма».[602]
Как ни бесновалась реакция, американскому народу удалось в то время преодолеть фашизм в его маккартистской форме. Но победа была далеко не полной, ибо реакция сумела за эти годы отобрать многие позиции у трудящихся масс, усечь некоторые принципы демократии даже в их буржуазном выражении. Обстановка в США резко изменилась, она стала гораздо податливее к усилению в стране тоталитарной власти крупнейших корпораций, для деятельности фашистских группировок. Маккартизм создал условия для роста и укрепления ультраправых, прихода их к власти в 1980 году. О том, как глубоко маккартиэм пустил корни в жизни США, как вошел в плоть и кровь «стражей демократии и свободы», свидетельствует доклад ЦРУ, содержащий данные о том, что американская охранка в борьбе с прогрессивными организациями черпала «вдохновение и практические рекомендации» в речах Гитлера. ЦРУ тщательно изучало также «технику» допросов, применения наркотиков и другие стороны опыта гестапо.
Устранение Маккарти отразилось на общественной жизни. Критика республиканской администрации Эйзенхауэра со стороны демократов усилилась. Разумеется, она в значительной мере диктовалась интересами борьбы за власть. Но эта критика отражала и реальное беспокойство наиболее дальновидных политиков страны за международные позиции США. Возрастало понимание, что так называемый жесткий курс, таящий постоянную опасность войны, ведет к падению престижа и влияния США.
С. Барр в работе «Граждане мира»,[603] в целом апологетической, все же критикует внешний курс за то, что он основан на ложных предпосылках. По его мнению, международная политика США исходит из следующих штампов-стереотипов: только Россия мешает установить прочный мир; только США могут обеспечить свободу в любой части мира, поддерживая при этом антикоммунистов, реакционеров и даже фашистов; только свободное предпринимательство, американские методы и доллары в состоянии обеспечить необходимый порядок на земле. Надежды эти ложны, признает С. Барр. Мир настолько сложен и противоречив, устремления людей настолько различны, что развитие событий не может быть подчинено воле одного государства. Как заметили позднее Э. Стиллмен и У. Пфафф, не может быть серьезных изменений в американской внешней политике до тех пор, пока она не откажется от убеждения в своем «праве» вмешиваться в чужие дела. В противном случае «последствия для Америки могут оказаться еще более тяжелыми, чем просто бессилие и изоляция».[604]
В сборнике «Политическая экономия американской внешней политики» признается, что США нуждаются в разумном понимании проблем XX столетия, соответствующих целей политики, эффективных и морально полноценных средств для достижения этих целей. И чем скорее они прекратят попытки «экспортировать американский образ жизни или американскую систему частного предпринимательства, тем действеннее будет внешняя политика».[605]
Особенно остро внешняя политика критиковалась, во-первых, за стремление к диктату в международных делах, а во-вторых, за неподвижность позиций, их несоответствие реальной обстановке на мировой арене и неспособность приноровиться к этой обстановке.
Лозунги диктата и войны всегда пропагандировались наиболее реакционными силами. «Определенно нельзя так быстро забыть, что концепция всеобщей войны была впервые провозглашена имперской Германией в первую мировую войну и затем нацистской Германией во вторую мировую войну».[606]
Среди буржуазно-либеральных критиков конца 50-х годов росло число авторов, которые выражали свое беспокойство не только грубой упаковкой внешнеполитического авантюризма, но и самой сутью политики. Обнаруживая возрастающее несоответствие между политическими амбициями и новой расстановкой сил в мире, определенная часть политологов пыталась устранить это несоответствие и овладеть, как говаривал в свое время Бисмарк, искусством возможного.
Относительно острая реакция «либералов» на поведение США на международной арене объяснялась пониманием и того факта, что атомное оружие не может конструктивно ответить ни на один вопрос международной жизни, что любая политика в современном мире обязана исходить из реальностей, а не из ложного представления, будто солдаты, оружие, угрозы, деньги, окрик или даже война в любом ее варианте могут принести успех и славу стране, отвечать ее подлинным национальным интересам.
В многочисленных писаниях либеральных критиков, оживившихся после Маккарти, много невероятных словесных ухищрений, политических пируэтов, противоречий, завуалированной апологетики. Но в них отражены и реальности настроений, существовавших в то время в США. Их анализ полезен для понимания событий и процессов, происходящих в Соединенных Штатах середины 80-х годов.
Сравнительно более последовательным критиком внешней политики США того времени можно назвать Дж. Уорберга. Особенность его в том, что Уорберг критикует обе партии. В работе «Программа действий» он пишет, что «ни республиканцы, ни демократы не могут сказать, что американская послевоенная политика была успешной».