атам и центурионам, италикам и иностранцам, из которых Цезарь в свои последние годы предпочтительно выбирал офицеров, должностных лиц и сенаторов. Эти люди, естественно, были враждебны заговорщикам, которые почти все принадлежали к знати и смотрели на них как на самозванцев и узурпаторов; они боялись лишиться приобретенных ими званий и имущества или, по меньшей мере, видеть разбитыми свои надежды и честолюбивые планы. Легко было поэтому сговориться с ними, и если еще оставались затруднения, то Антоний имел в руках два могущественных средства для победы: бумаги Цезаря и государственную казну, откуда он продолжал их черпать в большом количестве.
Новая цезарианская партияиюнь 44 г. до Р. X
Таким образом, с помощью лести, обещаний или ложно приписываемых Цезарю решений, раздачи денег, магистратур и назначений в сенаторы он старался объединить вокруг себя наиболее умных цезарианцев, бывших еще слишком мало удовлетворенными, чтобы примкнуть к консерваторам. К ним принадлежали: Вентидий Басс, прежний погонщик мулов, подрядчик по перевозке кладей; Децидий Сакса, испанец, получивший от Цезаря права гражданства, metator castrorum — начальник саперов и народный трибун этого года;[169] Тулл Гостилий и некто Инстей, избранные народными трибунами на следующий год (о втором из них говорили, что он был банщиком в банях в Пизавре — совр. Pesaro);[170] отставной актер по имени Нукула; Цезенний Лентой, офицер Цезаря, отличившийся в последней испанской войне, но незнатного происхождения, — Цицерон утверждает, что он был мимом;[171] Кассий Барба, Марк Барбатий Филипп,[172]Луций Марций Цензорин[173] и Тит Мунаций Планк Бурса. Последний был изгнан после похорон Клодия, но вернулся во время гражданских войн и очень боялся быть изгнанным снова.[174] К перечисленным лицам Антоний присоединил значительное число своих друзей и сотоварищей по развлечениям. Это был сибарит, и даже теперь, между делом, по словам Цицерона, которому можно верить, несмотря на небольшие преувеличения, Антоний тратил деньги Цезаря и государства на веселую жизнь, игры, празднества и банкеты, а также на содержание придворных,[175] между которыми также находил себе сотрудников. В их числе были Сей Мустела и Нумизий Тирон, которому вместе с Касселем Барбой он поручил командование своей небольшой гвардией, составленной из ветеранов,[176] некто Петузий из Урбина, растративший все свое состояние,[177] Публий Волумний Ев- трапель, патрон Кифериды, бывшей любовницы Антония до его брака с Фульвией и одной из самых модных куртизанок, а также афинянин Лисий, сын Федра.[178]
Дальнейшая агитация
Обнародование законов дало повод к новой народной агитации, повлекшей за собой остатки движения, поднятого Герофилом. Простой народ и ветераны, толпой осаждавшие дома заговорщиков, собирались теперь на сходки и обсуждали аграрный закон. Эти сходки, где, естественно, восхваляли Цезаря и порицали его убийц, скоро приняли очень бурный характер; богатые классы, консерваторы, заговорщики снова заволновались, и тревога возрастала, по мере того как они стали яснее понимать важность аграрного закона, других предложенных законов и новых пополнений в народную партию. Эта последняя не только старалась уничтожить амнистию, но и стремилась наложить свою руку на государственные доходы. Положение было серьезным. В течение трех месяцев консерваторы в душе надеялись воспользоваться значительными суммами, собранными Цезарем в государственную казну, чтобы вознаградить фамилии, потерявшие свое имущество в гражданской войне, так как возвратить им их земли не было возможности.[179] А между тем партия Цезаря, мнимая партия бедняков, не только удерживала эти имущества, не только при участии консула черпала полными горстями из государственной казны, но скоро, по утверждении аграрного закона, должна была распоряжаться казной на законном основании в тот момент, когда нехватка денег ставила консерваторов все в более и более затруднительное положение. Партии богачей, по удивительному велению судьбы, не хватило бы денег в решительный момент, если бы государственная касса попала в руки ее противников. Частные средства были почти истощены, и многие консерваторы бежали в деревню не только от страха, но и потому что труппа заговорщиков угрожала разорить лиц, не имевших состояния Аттика; не только Брут и Кассий, но и многие другие заговорщики вымогали деньги у своих друзей и поклонников для защиты правого дела. Общественных средств также не было. Друзья Децима Брута, доносившие ему о происках Антония, уговаривали его увеличить свою армию и собрать деньги в Цизальпинской Галлии.[180] А он, напротив, был вынужден платить солдатам из собственных средств и просить помощи у всех своих друзей.[181] Вымогать деньги в цизальпинской Галлии было опасно, ибо она более не была провинцией.
Настроение Цицерона
Таким образом, беспокойство и падение духа у высших классовбыли велики. В Риме в высшем обществе говорили о том, что республика погибла.[182] Пайса и Гирций, видя, что цезарианская партия группируется вокруг Антония, стали вести себя двусмысленно; Цицерон в усталости и отвращении[183] окончательно решил уехать в Грецию и просил Долабеллу дать ему pro forma какое- нибудь поручение.[184] Аттик отчаялся получить обратно свои бут- ротские земли. Как отнять у торжествующей народной партии эту территорию, коль скоро она обещала основать столько колоний?[185]Уже знали, что Луций Антоний воспротивился его просьбе.[186] «Мы — накануне резни», — писал Цицерон.[187] Затем пронесся слух, что Картея, крупный город в Испании возле Гибралтарского пролива, сдался Сексту Помпею. Сын Помпея приобрел, следовательно, порт; он, конечно, тотчас же посадит на корабли свою армию, чтобы явиться в Италию и начать войну. Но это известие, вместо того чтобы ободрить, заставило консерваторов испугаться того, что Антоний ускорит события. Цицерон торопился уехать как можно скорее;[188] распространился слух что сам Брут готов отправиться в Азию, чтобы выполнить свою миссию по закупке хлеба.[189] Другие заговорщики, например Домиций Агенобарб, сын бывшего консула, павшего при Фарсале, приготовили свои корабли возле Путеол, чтобы быть наготове в случае отмены амнистии покинуть Италию, как в свое время покинули Рим.[190] Цицерон спрашивал у Аттика, сесть ли ему на корабль в Путеолах или в Брундизии, и Аттик, по-видимому, очень сердитый на Антония за свои буфротские земли, умолял его не ехать в Брундизий: консул поместил на Аппиевой дороге пятый легион, легион «Жаворонка», отправлявшийся в Македонию,[191] а с такими бандами свирепых ветеранов дороги небезопасны.[192] Дни проходили, trinum nundinum приближались к концу, консерваторы жаловались и ничего не делали.
Консерваторы настраивают Октавиана против Антонияиюнь 44 г. до Р. X
В этой неизвестности был еще один, но очень слабый луч надежды! Некоторые начинали спрашивать себя, нельзя ли внести рознь в партию Цезаря, настраивая Октавиана против Антония, Октавиан продолжал свою кампанию против Антония, произнося повсюду речи, стараясь показать народу, что ему не следует доверяться, потому что поведение Антония в последние месяцы было очень противоречиво; Октавиан упрекал Антония в том, что до сих пор он тайно благоприятствовал консерваторам и убийцам Цезаря, тогда как теперь он осмеливается стать во главе цезарианской партии.
Однако, будучи в родстве с наиболее знатными римскими фамилиями, Октавиан каждый вечер, после того как весь день ораторствовал, возвращался в свою аристократическую среду, находил у себя друзей своего семейства, которые одновременно были и друзьями заговорщиков. А последние делали ему особенно выгодные предложения: Антоний действительно был опасным противником, всем выгодно погубить его; если бы Октавиан хотел довериться консерваторам и заговорщикам, то он нашел бы среди них верных и честных помощников против общего врага. Между этими подстрекателями самым ревностным был Гай Клавдий Марцелл, непримиримый аристократ, который во время своего консульства в 50 году вызвал междоусобную войну и который был или должен был сделаться шурином Октавиана, женившись на его сестре Октавии.[193]Марцелл рассчитывал, что молодой человек охотно прислушается к его советам.[194] Между тем, хотя Антонию наскучили эти интриги, срок для обнародования законов истек; во второй половине июня были одобрены аграрный и прочие законы — без оппозиции, а следовательно, и без насилия. Комиссия была организована таким образом: Марк Антоний, Луций Антоний, Гай Антоний и Долабелла составляли в ней большинство, имея своими товарищами Нукула,