Мать Забота сразу направилась в гостиную. Я шла за ней следом, удивляясь двум вещам:
1. С какой стати ко мне явилась, нежно улыбаясь, Великая Ведьма, вчера готовая просто стереть меня в порошок? Только за то, что я пришла не в дурацком костюме а-ля блэк ку-клукс-клан, а в нормальной человеческой одежде?
2. Почему в данный момент эта ревнительница старинных облачений выряжена в джинсы изумрудного цвета (с бахромой из стразов по канту штанин!) и ярко-желтый блейзер, украшенный аляповатыми коричневыми подсолнухами?! Я (и даже мои экстравагантные дочки!) не надела бы такого убожества ни при каких обстоятельствах!!!
Меж тем Мать Забота чувствовала себя в своем прикиде вполне комфортно. Она мельком глянула на разбросанные в виде самолетиков важные бумаги, без приглашения уселась на диван и с улыбкой феи-крестной попросила:
— Викка, угостите меня кофе. А я, кстати, принесла к кофе сливочные кексы. Сама пекла. — Она протянула мне яркий бумажный пакет.
— Как угодно. Я приготовлю кофе. — Моим голосом можно было забивать гвозди.
Пухлый ротик Матери Заботы умилительно округлился:
— Детка, неужели вы все еще дуетесь на меня за ночное происшествие? Но вы сами должны понять: регламент есть регламент…
— Я понимаю. А вне регламента вы все будете изображать моих заботливых приятельниц?
— Все? — быстро переспросила Мать Забота. — Разве у вас уже кто-то был?
— Нет. А это так важно?
Она прелестно засмеялась. Ах, милая старушка, ах, славное дитя!
— Я иду готовить кофе, — отрапортовала я. — А вы, если вас не затруднит, выложите кексы вот в эту вазочку.
…Кофе Мать Забота пила с видимым наслаждением, сама же и съела принесенные ею кексы. Я не притронулась ни к одному. На всякий случай.
— Вы отлично готовите кофе, деточка. Вы, наверное, вообще хорошо готовите. Муж доволен, а? — И снова россыпь заливистого смеха.
— Не жалуется, — отвечаю я.
— И правильно. Хотела бы я поглядеть, во что превратится мужчина, который пожалуется на ведьму!..
— Колдовство, меняющее геном человека, запрещено одним из недавно утвержденных Кодексов, — быстро говорю я. Вам меня на слове не поймать, заботливая вы наша.
— Верно. — Мать Забота улыбается, аккуратно отставляет опустевшую чашечку и промакивает губы салфеткой. — Я ведь к вам не за кофе пришла, Викка.
— Понимаю.
— Я хочу вас предупредить об очень важном моменте. В Трибунале назрела измена. Кто-то из Великих Ведьм хочет развоплотить Главу Трибунала и занять ее место.
— А при чем здесь я?
Мать Забота заметно удивляется:
— Вы должны помочь мне.
Мой черед удивляться:
— Каким образом?
— Наблюдайте за поведением остальных Великих Ведьм. И докладывайте мне обо всем… подозрительном. Особенно усильте досмотр за Матерью Трансценденцией и Матерью Бескорыстием. В последнее время в их разговорах слишком много вольнодумства…
Мать Забота резко встает и идет к двери. Уже у выхода она говорит мне:
— Викка, поймите меня правильно. Это приказ. И вы должны его выполнять.
— Приму к сведению, — пробормотала я вслед закрывающейся двери.
Не успела я вернуться в гостиную, как в прихожей раздался новый стук.
— И кто на этот раз? — риторически спросила я.
В гостиную, поминутно оглядываясь и нервно теребя в руках золотисто-черный платок, вошла мать Бескорыстие. Одетая, кстати, в платье из прозрачного золотистого шелка, явно не подходящего ни возрасту дамы, ни ее комплекции.
— Будете кофе? — спросила я, не затрудняясь приветствием.
— Если можно, финской водки.
— Я не знаю, есть ли она у меня в холодильнике…
— Есть, Викка.
— Ну, раз вам это лучше меня известно… Пожалуйте.
Мать Бескорыстие нервно выпила водки и заговорила дрожащим голосом (где ее жизнелюбие плетельщицы репсовых узлов и цепочек фриволите?), выдающим степень ненормального волнения:
— Викка. Вам это необходимо знать. В Трибунале назрела измена…
Я против воли хихикнула, но тут же напустила на себя серьезный вид.
— Кто-то из Великих хочет уничтожить Главу и занять ее место. И вы должны помочь мне…
— Доносить на остальных, если замечу что-то «эдакое»? А, кстати, кого вы подозреваете?
— Мать Забота! Она слишком жестока и неразборчива в методах стремления к власти…
— Понятно. Не продолжайте.
— Так я пойду, Викка. Вы уж последите…
— Всенепременно. Водку можете забрать с собой. Я не пью финской…
В оставшееся до полуночи время у меня перебывали в гостях Мать Трансценденция, Мать Искушение, Мать Познание и, разумеется, Мать Вразумление. Все они твердили об одной и той же угрозе, нависшей над Главой Трибунала, все указывали друг на друга как на потенциальных убийц, и все требовали от меня разобраться в этом запутанном деле. Хотя в обязанности Госпожи это вряд ли входило.
Выпроводив последнюю Ведьму, я выпила анальгина и прилегла на диван, чтобы хоть немного прийти в себя. Как ни странно, ко мне под бочок приполз уж, про которого я и забыла, свернулся черным колечком.
Я погладила кончиком ногтя желтые пятнышки на его головенке:
— Хорошо тебе, Баронетик ты мой. У тебя никаких проблем. Кушай, спи и какай за кухонным шкафом. А мне еще идти на встречу с бабами, каждая из которых страдает формой параноидальной агрессии.
Ближе к полуночи я обследовала встроенный в стену спальни гардероб и обнаружила в нем полный комплект официальной ведьминой формы. Башмаки с узкими носами были мне малы, а плащ с вышитым во всю спину серебряным скорпионом я вообще сочла верхом безвкусицы. Ничего не поделаешь. Может, ассенизаторам тоже не нравится их форма, а ведь носят…
…Я подъехала к дому заседаний на минуту позже назначенного времени, за что получила дисциплинарное взыскание. И даже форма не помогла. И Ведьмы, весь день осаждавшие мой дом, смотрели глазами колючими, как проволока на тюремных заборах.
Я опоздала на минуту. И поэтому не слышала, как собравшиеся Ведьмы, все, кроме Главы, обменялись многозначительными взглядами и одной фразой:
— Она честна и глупа. Она подойдет для нашего дела.
…Если бы я услышала эту фразу, я бы тут же оседлала какое-нибудь помело и помчалась в Россию. И избежала бы того, что случилось со мной в самое ближайшее время…
…Впрочем, целый месяц я прожила в Кемиярви в относительном спокойствии. Ведьмы требовали от меня доносов, а я вместо этого плела им всякую чепуху вроде того, что недавно Мать Бескорыстие купила целых три кило ряпушки, а Мать Искушение посещает порносайты… Но было ясно, что Ведьмы ждали от меня чего-то другого. Особенно я понимала это на полночных заседаниях, когда они все накидывались на меня, как стая побитых молью ворон на помойную кошку, и вопили, что я не соответствую занимаемой должности. В ответ я вопила, что не желаю эту должность занимать, тем дело в основном и кончалось.
А днем меня принимались снова навещать то одна, то другая Мать. Чтобы избежать их надоевших параноидальных речей, я стала уходить в сопки — гулять, дышать свежим воздухом и общаться с Баронетом. Тем самым ужиком, который стал совсем ручным, любил заползти мне в рукав или шнурком повиснуть на плече.
Несколько раз я пыталась отправить по e-mail сообщения своим родным, но у меня появилось нехорошее предчувствие, что ничего до них не дошло. Звонила Хелия. Я требовала, чтобы она наладила для меня прямую связь с родственниками, но административная помощница лишь лепетала в ответ нечто невразумительное…
Словом, элитная должность Госпожи Шабаша приносила мне только головную боль. А Трибунал Семи Великих Матерей Ведьм, ранее, в пору моей ведьмовской юности, представлявшийся мне чем-то вроде античного Олимпа, на поверку оказался сворой склочных баб, озабоченных интригами и страшно далеких от остального оккультного народа.
Впрочем, на Олимпе ведь тоже не все было безоблачно…
Однажды, после очередной полуночной выволочки от своих начальниц («Вы не справляетесь со своими обязанностями! Почему вы не подали вовремя расчет Единой тарифной сетки по оплате паранормальных услуг?»), я решила, что с меня хватит. И я имею право на отдых, положенный обычному человеку. Поэтому весь день я упаковывала вещи, в магазинчике туристических товаров купила спальник и в зоолавчонке — клетку-переноску для своего ужика. И часа в четыре пополудни (обычно в это время Ведьмы отдыхали, это проверенный факт) я заперла свой гостеприимный «кесямёкки», прошептала заклятие, отводящее от моих следов всех, кто вознамерится меня искать, и отправилась к дальней сопке, живописно вырисовывавшейся среди бархатного обрамления лесов.
Самое удивительное, что, оказавшись одна в глухом лесу, я совершенно не боялась. Наоборот, у меня в сердце горела какая-то радость школьницы, сбежавшей с уроков. Если они захотят всерьез меня искать, то наверняка найдут. Но до этого неприятного момента я смогу отдохнуть на лоне природы в свое удовольствие…
Наконец я обнаружила среди деревьев полянку размером с пятачок, на которой можно было разместиться с относительным комфортом. Собрала валежника для костерка, вскипятила воду для чая, выпустила ужа из клеточки. Гадюшонок, однако, не желал возвращаться в родную экологическую нишу, а упорно крутился у моих ног, словно о чем-то беспокоился. Я напилась чаю, побродила среди невысоких елей, отыскала с десяток груздей и вышла к небольшому озерку, со всех сторон окруженному кустарником.
— Идиллия! — сказала я. — Если б не комары, я так и осталась тут жить.
В лесу быстро темнело. Сумерки просачивались меж темных корявых стволов, над головой пролетела птица, заухала сердито-печальным голосом. Я посмотрела на часы: без четверти одиннадцать.
— Пора спать, — почему-то шепотом сказала я. Все-таки одной, в лесу ночью, было страшновато. Может, бродит поблизости старуха Лоухи. Или какая-нибудь другая нежить.
Я очертила место своей ночевки защитным кругом, в тлеющий костер положила серебряную булавку (жалко, что расплавится, но огонь в сочетании с серебром — радикальное средство против непрошеных гостей) и полезла в спальный мешок. К своему неудовольствию, я обнаружила там ужа.