ию быть по-настоящему близка с драконом? Так, чтобы не произошло ничего необратимого?
Да дне его глаз взметнулись было — и тут же погасли нежные язычки сводящего меня с ума пламени.
— Нет, Ли, — ровно ответил он. Но этот тон нисколько меня не обманул.
— Ты врешь, — я уткнулась носом в его шею, вдыхая полюбившийся мне свеже-сладкий, с горчинкой, аромат. — Ответь правду, пожалуйста.
— Может, Огонек, — пламя в его глазах показалось снова, затапливая меня щемящей нежностью и тихим благоговением, — но очень недолго.
— Тогда ты знаешь, каким будет мое желание, — выдохнула в его губы, почти касаясь их своими.
— Не хочу, чтобы потом тебе было больно, — его лоб прижался к моему, его ладони гладили мое лицо, и я закусила губу, не в силах выдержать эту сладкую муку.
«Не смей растекаться лужей, Джулия! Потом порыдаешь где-нибудь в уголочке», — прикрикнула я мысленно. Это немного помогло. Во всяком случае я нашла в себе силы отстраниться и растянуть губы в кривоватой, но улыбке.
— Больно? С чего бы это? Зато потом, когда мое слово будет иметь достаточный вес, а я стану знаменитой, ты будешь себе локти кусать, что проморгал такую девушку! — я так старалась говорить весело… А то, что голос подрагивает и картинка немного расплывается — это просто нервы… и ветер, от него глаза иногда слезятся, бывает…
— Определенно, — губы его улыбались, а глаза… Мне пришлось сделать усилие, чтобы протолкнуть воздух в легкие — столько в них было тепла, восхищения и … болезненной, рвущей душу на части жалости.
— И, в конце концов, должна же я узнать, чему ты там научился за все триста лет, — выпалила я, отводя взгляд, — и услышала его хрипловатый заразительный смех.
— Аргумент, — признал он и снова привлек меня к себя. — Ты все узнаешь, даю слово. Только не сегодня.
— Не сегодня, — отозвалась я эхом.
Так ведь легче — знать, что у нас впереди есть хоть что-то. Даже если это что-то — последняя встреча, за которой — пустота.
— Кстати, ты можешь не переживать, — небрежно сказала я на прощание, когда мы снова вышли к полигону, — я вовсе не собираюсь влюбляться в тебя по уши.
И быстрым шагом, не оглядываясь, отправилась к общежитию.
Все верно. Очень сложно влюбиться в того, от кого ты и так без ума. Безнадежная в своей абсурдности задача.
Глава 13
Драконы исключительно терпеливы.
Время неслось с сумасшедшей скоростью. Признаюсь, я сама приложила для этого все возможные усилия. Я загрузила себя таким количеством дел — и важных, и не очень —, чтобы с самого раннего утра и до позднего вечера можно было куда-то бежать, не успевать, волноваться, веселиться, хохотать, злиться, биться головой о стенку, если что-то не получается или скакать от счастья, если результат выходит нужным, скандалить, вести переговоры… но главное — не думать, ни единой лишней минуты не думать обо мне и Экхарте. Пока получалось. Правда, я начала напоминать себе белку в колесе — стоит только остановиться — и тебя закрутит-замотает так, что охнуть не сможешь. Но пока ты бежишь, все кажется нормальным. И я бежала, бежала изо всех сил.
В оценках я заметно съехала. Особенно в общих дисциплинах. Но это меня нисколько не огорчало. Я подчистила «хвосты» ровно настолько, чтобы у дель Корт не было причин меня дергать, но не больше. В одном деканша была права — учеба меня сейчас интересовала мало. По крайней мере та, что состояла из предметов и оценок. Все мое внимание было приковано к нашей «Детке». А там происходило столько всего, что только успевай разгребать.
Наши еще недавно отстающие технологи неожиданно для всех вырвались вперед и теперь вечерами, оккупировав с согласия магистров лаборатории и призвав на помощь всех заинтересованных, готовили свой «колдовской» состав уже в почти промышленных масштабах. И их импровизированный цех — с похожими на котлы резервуарами, лаборантами в длинных защитных мантиях и развешенными для просушки брезентовыми полотнищами — действительно походил на логово темной чародейки.
— Представляешь, наш декан утверждает, что материала с этим составом нам с Мэттом хватит не то, что на курсовые, но и на дипломы, и даже на диссертации! — восторженно рассказывала Джинни. — А еще мы решили подать заявку на конкурс в Королевскую академию. Если удастся получить деньги под эту разработку, мы сможем основать свою собственную лабораторию. И не зависеть от родителей.
— А что Фаррийский? — осторожно поинтересовалась я.
Джинни нервно дернула плечом и вздохнула. Разговаривать на эту тему она пока не была готова. Я и не настаивала. Нам и без того хватало тем для веселья.
После недавнего «бумсика» Тоскливый Найджел взялся за нас всерьез: не успокоился, пока мы под его язвительным надзором не собрали своими рученьками новый экспериментальный двигатель, аналогичный испорченному. «Землячкам» во главе с Сойером и Микки досталось особенно — всю магизоляцию наш привереда-куратор проверял только что ни с микроскопом. В результате нового «бумсика» не произошло. Но и двигатель не заработал. А почему — никто сказать не мог.
Эта неудача стоила нам огромного количества нервов. Что мы только не пробовали — и проверяли расчеты, и с бубном танцевали (в прямом смысле, Гвен его где-то в запаснике откопала), даже Сойера за «топливом» посылали — все тщетно. Грант сначала рассвирепел, а потом окончательно пал духом. А так как его упаднические настроения оказались ужасно заразными, то мы все быстренько скатились к новому витку философских рассуждений о собственной никчемности. И во всем были с ним согласны: и что руки бы нам оборвать, да бесполезно, и что свинарники чистить для нас — чересчур сложная в интеллектуальном плане работа, и что сам магистр — вовсе не магистр, а бездарный шарлатан (на этом месте мы закивали особенно рьяно, за что удостоились почетного звания «недалеких подпевал»).
Неизвестно, сколько бы еще продолжалось подобное самоуничижение, если бы ни я на пару со счастливым случаем. Пока наши мужчины активно посыпали голову пеплом, я решила по-новой проверить схемы, только не те, по которым мы и так тридцать раз проходились, а другие, чуть глубже… И — да! — нашла одну важную неточность. Именно в ней дело и оказалось. Стоило подправить наш двигатель согласно новой схеме — и все «прочихалось и зафурыкало», как сказал бы один двинутый изобретатель.
Радость нашу сложно было передать словами. Тоскливому Найджелу это, однако, удалось. В его неподражаемой манере, естественно.
— Позор нам всем! — возвестил он тут же. — Из всех мужиков, находящихся здесь, только Хоуп смогла понять, в чем тут загвоздка.
В павильоне повисло недоуменное молчание, через пару секунд сменившееся хохотом, свистом и улюлюканьем.
«Джулс теперь одна из нас!» — «Эй, слыхала, ты теперь настоящий, гы-гы-гы, мужик?» — «С пожизненным правом посещения мужской раздевалки…» — «Давай, что ли, пожмем руки, по-братски» — «Да, Джулс — отличный парень» и прочая и прочая… И так до самого вечера.
Зато мы сумели сделать главное. Осталось только дособрать охлаждающий контур — и сердце нашей «Детки» будет готово к испытаниям.
Вот почему прибытия дагона Фаррийского вся наша группа ждала как иссушенная земля — дождя. Всем хотелось присутствовать при этом эпохальном событии. И как только магистр Грант сообщил, что визит водного ящера ожидается «буквально через четверть часа», я побежала за Джинни, а та, в свою очередь, за своим ненаглядным Мэттом, с которым теперь еще больше сблизилась всем злым языкам назло. В итоге, когда Дартен вошел в наш павильон, мы от нетерпения только что не приплясывали. Гвен еще при этом, будто в матросском танце, приобнимала Джинни и Мэтта за плечи.
Дракон, заметив столь впечатляющую публику, на мгновение замер, черные брови его слегка приподнялись, а потом он порадовал нас еще не виданной доселе картиной — «ящер, водный долговязый, глаза закатывающий». Что при его обычной невозмутимости смотрелось крайне эффектно. Однако выдержка у него оказалась отменной: не обращая ни малейшего внимание на провокаторов, он прошел прямо к Гранту и приступил непосредственно к обсуждению рабочих моментов. Часть контура он поставил прямо на месте. А оставшуюся — четко изобразил на схеме, со всеми необходимыми пояснениями. А когда ему понадобился еще один водник, Мэтту ничего не оставалось, как скрепить свое сердце и ассистировать дагону — других магов этой стихии сегодня среди нас не было.
Фаррийский такому помощнику не слишком обрадовался — по-моему, он бы с большим удовольствием отвесил парню пару подзатыльников. Мэтт, в свою очередь, смотрел на дракона с понятной неприязнью, но на рожон пока не лез.
Мне было ужасно любопытно, что и как они делают, поэтому я подошла поближе, еще и шею вытянула, чтобы получше рассмотреть. Быстрый, совершенно безотчетный взгляд, который дракон бросил на попавший в поле его зрения движущийся объект, неожиданно стал цепким и каким-то неприятно-колючим.
— Заполняй пока этот участок контура, — бросил он Мэтту и повернулся ко мне: — Хоуп, будьте любезны, на пару слов.
Никаких отдельных помещений в павильоне не было, но Дартен решил эту проблему кардинально: сотворил портал — и, убедившись, что я поняла его правильно, прошел сквозь зеркальную поверхность перехода.
Мы оказались в просторном домашнем кабинете: массивный рабочий стол темного дерева, черные кожаные кресла, вдоль стен стеллажи с огромным количеством книг, в дальнем углу — стол для игры в бильярд.
Не успела я как следует осмотреться, как Фаррийский оказался рядом и, презрев все представления о личном пространстве, подцепил пальцем висящую на моей шее цепочку украшения.
Как только заметил? Я всегда прятала колье с подаренными Экхартом камнями под одеждой. Не хотела, чтобы все, кому не лень на них пялились.
— Откуда у тебя это? — спросил Дартен требовательно.
— Подарили, — ответила не слишком любезно выдергивая цепочку из его пальцев и снова пряча украшение. Фаррийский буркнул себе под нос что-то об умом тронувшихся идиотах. — А что, нельзя? Или… это что-нибудь означает?