Я взмахнула рукой. Душегубы провалились сквозь пол в свою яму, где они нашли шесть свиных туш, плавающих в футе темной воды. Мы заранее спросили делегации, предпочитают ли они обедать публично или в частном порядке. У душегубов не было выбора.
Около половины делегаций предпочли ужинать в частном порядке. Остальных мы разделили между тремя столовыми залами. Я оказалась в Океанском обеденном зале, главным образом потому, что Косандион бросил взгляд на балкон, выходящий на море, и решил, что этот вид будет предпочтительным. Из двух других обеденных залов в одном открывался вид на наш фруктовый сад, где Шон в настоящее время был занят отрокарами и Храмом. Из третьего обеденного зала открывался прекрасный вид на Сатурн, и он был под присмотром Тони.
После того, как все это закончится, мне нужно будет подумать о том, как отблагодарить Тони. Без него все это было бы намного сложнее.
Суверен хотел поужинать в уединении, но при этом быть на виду, поэтому я отгородила часть балкона прозрачным звуконепроницаемым барьером и подключила его к Ресвену, чтобы по его просьбе настроить прозрачность барьера. Кроме него, в обеденном зале находились еще пять групп: Святой Экклезиарх со своей свитой, Дом Меер, «Команда Улыбок», гахеи и наблюдатели.
Все, казалось, были сосредоточены на еде, что было вполне ожидаемо, учитывая, кто ее готовил. Я пару раз прошлась между столиками, чтобы убедиться, что все идет гладко, и встала у стены.
В «Команде Улыбок» все были расслабленными и смеющимися. Их кандидатка, та, что с благоговением смотрела на Косандиона во время церемонии, продолжала украдкой поглядывать на перегородку, вероятно, надеясь, что он посмотрит в ее сторону. Дом Меер ел так, словно находился на вражеской территории, наблюдая за всеми вокруг. В какой-то момент они достаточно расслабились, чтобы поговорить, что я сочла прогрессом. Гахеи демонстрировали невероятную ловкость за своим столом. Они ели с помощью четырех столовых приборов, держа их по два в каждой руке, и отрезали от еды крошечные кусочки, как команда хирургов-суперзвезд.
Святой Экклезиарх едва притронулся к своей тарелке. Вид у него был немного печальным.
Я подошла к его столу и тихо прошептала:
— Вам не нравится еда, Ваше святейшество?
— Ваше гостеприимство безупречно, — ответил он.
— Но?
Он посмотрел на свою тарелку с нежирной рыбой и овощами, разложенными с таким изяществом, что ее следовало бы сфотографировать для потомков.
— Это прекрасно, но, увы, я постарел.
Представители самых многочисленных видов Доминиона испытали снижение вкуса в последнее десятилетие жизни. Вкус никогда не исчезал полностью, но для них ароматы приглушались. Профили их блюд становились все острее и смелее, чтобы стимулировать их уставшие вкусовые рецепторы. Это знал любой галактический шеф-повар, не говоря уже о «Красном тесаке».
— Не беспокойтесь, — сказала я ему. — Я сейчас вернусь.
Я отошла к стене, создала вокруг себя прозрачный звуконепроницаемый барьер и установила экран на кухню.
— Орро?
Он появился на экране — надвигающаяся темная масса игл. Должно быть, там было неспокойно.
— Что происходит с едой Святого Экклезиарха?
Его шипы задрожали.
— Мне были даны особые диетические требования из-за ограничений по состоянию здоровья. — Его голос точно сказал мне, что он об этом думает.
— Его время подходит к концу, и мягкая пища ничего не изменит. У него осталось всего несколько приемов пищи. Я беру на себя всю ответственность.
Орро хлопнул своими когтистыми руками.
— Тогда я буду поражать!
— Дерзай.
Я опустила барьер. Пять минут спустя тарелка Святого Экклезиарха провалилась сквозь стол, и появилась новая тарелка, на которой была рыба, очищенная от чешуи, нарезанная на куски, собранная так, чтобы куски напоминали чешую, и вымоченная в густом темном бульоне. Легкий ветерок донес аромат специй. Пожилой мужчина откусил один кусочек и улыбнулся мне.
Кризис предотвращен.
Я снова прошлась по залу. Дом Меер был примерно в середине трапезы. «Команда Улыбок» покончила с основным блюдом и перешла к своему обычному чаю и десерту, что означало, что они останутся на месте еще на полчаса. Половина наблюдателей уже ушла. За столом остались только Дагоркун, Куки, Карат и Томато. Томато был родом из республики, соседствующей с Доминионом. Он был покрыт зеленым мехом и немного походил на медведя. Его программное обеспечение для перевода сообщило ему, что его имя фонетически соответствует помидору, и по прибытии он заверил меня, что он не фрукт, не овощ или ягода.
Я проверила Калдению. Она была в одной из комнат терминала, получая доступ к базе данных новостей «Гертруды Хант». С ней был Гастон. Его миссия на сегодня состояла в том, чтобы стать ее хвостиком. Мне не нужны были сюрпризы.
Карат заметила, что я смотрю, и помахала мне рукой. Я подошла к их столику.
— Твоя сестра сказала, что ты предоставишь мне всю необходимую информацию.
Спасибо, Мод.
— Что я могу прояснить тебе?
Она посмотрела в сторону полупрозрачной перегородки, скрывавшей Косандиона и его компанию.
— Этот мужчина не кажется мне неразумным. Он знает, на ком собирается жениться. Зачем тогда нужен весь этот фарс?
Остальные трое наблюдателей уставились на меня с напряженным вниманием.
Объяснить происходящее потребует немного времени. Я оглядела обеденный зал. Вроде бы все спокойно. Я вызвала из-под пола стул и села.
— Для рейтингов.
Карат моргнула.
— Для рейтингов? Он их ранжирует?
— Не он. Весь Доминион. Все, что происходит, записывается и транслируется по всей их территории. Граждане наблюдают за происходящим и голосуют в знак одобрения или неодобрения.
— Они голосуют за симпатичную пару? — Карат подняла брови. — Зачем? Это не должно быть соревнованием в популярности. Он их Суверен. Это его выбор.
Попытка понять, как объяснить концепцию, чуждую большинству видов, оказалась на удивление трудной.
— Ты знакома с коллективным разумом блубаг? — спросила я.
Карат поморщилась.
— Они причиняют огромную боль.
— Это. — Томато взял несколько вишен со своей тарелки своими пугающе длинными когтями.
— Это, они — не имеет значения. — Карат пожала плечами.
— Нет, — сказал Дагоркун, — в этом суть.
— Доминион — это не коллективный разум, — сказала Карат. — Если бы это было так, не было бы необходимости в трансляции.
— Ты права, — сказала я. — Они не являются коллективным разумом, но они связаны. Это не телепатическая связь через интеллект. Это скорее коллективное сопереживание.
— Не улавливаю, — сказала Карат.
В этом я бы положилась на Шона.
— Ты сражалась на Нексусе? — спросила я.
Она кивнула.
— Должно быть, в битве были времена, когда ваши силы сплачивались. Когда казалось, что все потеряно, но ты видела, как один-единственный рыцарь принимал вызов. Происходил акт храбрости, самопожертвования, демонстрация мужества, и внезапно настроение менялось, и те, кто раньше был подавлен, воодушевлялись. А потом вы бросались в атаку одной волной и чувствовали…
— Неудержимость, — закончила Карат.
— Возрождение, — добавил Дагоркун. — У нас есть для этого слово. Каусур. Коллективное мужество.
— Для граждан Доминиона это чувство распространяется за пределы поля боя. Это слабая связь, но она всегда активна. Несмотря на то, что в Доминионе проживают разные виды, каким-то образом все они чувствуют меру этого коллективного сопереживания. Через несколько лет его развивают и те, кто эмигрирует в Доминион. Существует даже праздник, отмечающий способность человека чувствовать коллективное настроение.
— Это ужасно. — Карат осушила свой бокал. — Я не хочу быть вовлеченной в чьи-либо чувства, кроме своих собственных. Мне не нравятся люди. Я не хочу любить то, что нравится им. Я делаю исключения для семьи, но бывают моменты, когда я едва могу терпеть даже их.
— Согласен, — сказал Дагоркун. — Когда я отдаю приказ, я не хочу знать, нравится ли он или согласны ли со мной. Мне просто нужно, чтобы он был выполнен.
Карат закивала головой.
— Как их армия не распадается под тяжестью всех этих чувств? Как они вообще сражаются?
— Очень хорошо, — сказал Томато. — Они дисциплинированная, сплоченная машина. Их моральный дух невозможно сломить.
— Когда они решают прибегнуть к насилию, это происходит потому, что подавляющее большинство из них считает это оправданным. Они едины в своей праведности, — сказала я.
— Но они остаются индивидуумами, — сказал Дагоркун. — Будет несогласие.
— Такое есть, и если инакомыслие станет слишком большим, те, кого оно объединяет, откажутся от дела, — сказала я. — Гражданские войны Доминиона — самые кровопролитные в галактике. Это не вопрос политики или интересов. Все они подпитываются эмоциями. Косандион — монарх, исполнительная власть государства. Их политика и законы принимаются им, но они диктуются законодательной, судебной и религиозной ветвями власти.
— Так что же произойдет, если Суверен станет непопулярным? — спросил Дагоркун.
— Сначала это вызовет коллективную тревогу, — сказала я. — Люди станут более раздражительными. Будет заметен рост общей грубости, недостатка терпения и непропорционально суровых реакций на мелкие неприятности. Жители Доминиона почувствуют недовольство среди своих сверстников и захотят отключиться от этих чувств, но выхода нет. Если позволить ситуации ухудшиться, количество срывов, связанных со стрессом, увеличится. Частота зачатий снизится, а выкидыши будут происходить чаще, потому что коллективное несчастье указывает на то, что сейчас неподходящее время для рождения ребенка, что активирует определенные биологические механизмы, снижающие рождаемость. Их коллективный иммунитет ослабнет, что сделает население уязвимым перед эпидемиями. На улицах вспыхнут драки, и число загулявших убийц резко возрастет.
Вампирша и отрокар уставились на меня. Куки улыбнулся в усы. За все это время он не произнес ни слова. Он просто слушал.