— Когда им было двенадцать и десять, — продолжила Калдения, — они были разлучены, ожидая, что никогда больше не увидят друг друга за пределами редкого государственного мероприятия.
Ничего себе.
— Прошли годы, — продолжил Косандион. — Ребенок женского пола стала императрицей и, в конечном итоге, родила наследницу. Ее дочь умерла, когда той было пятнадцать, она была убита сепаратистской группировкой. Десять лет спустя она попыталась снова. Ее сын дожил до тридцати лет и настоял на том, чтобы лично повести флот на войну, где и погиб.
Ох. Я не знала. В общедоступных данных о Калдении никогда не упоминалась семья. Ее лицо было лишено всякого выражения. Она была похожа на манекен.
— Ее брат стал Сувереном и потерял трех наследников. Когда его четвертый наследник был в подростковом возрасте, у Суверена и его жены родились еще двое детей, зачатых естественным путем, мальчик и девочка. Наследник был признан достаточно взрослым, чтобы иметь неограниченный доступ к своим братьям и сестрам.
— А как насчет его тети? — спросила я. — Он когда-нибудь видел ее?
— Четыре раза, — сказал Косандион. — В первый раз, она тайно навещала его, когда он родился. Он не помнит этот визит по понятным причинам, но ему рассказали об этом. Второй раз это было, когда ему было три года, и он был очень болен. Она сидела у его кровати, держала его за руку и поклялась убить всех в комнате, если он не выживет. Третий был, когда ему было двенадцать. Она приехала на Десятилетний саммит Доминиона и Гегемонии, и поздно ночью встретилась с ним на пять минут под усиленной охраной, чтобы сказать ему, что она гордится им и его достижениями.
Калдения уставилась на пруд, будто оглохла.
— А как насчет последнего раза? — спросила я.
— Это произошло годы спустя. Доминион столкнулся с гражданскими беспорядками. Теоретически, все согласны с тем, что королевство должно развиваться или умереть. На практике люди сопротивляются переменам, потому что те угрожают их образу жизни. Они могут позволить себе роскошь не беспокоиться о будущем нации. Они заботятся только о своем выживании здесь и сейчас. Не все поддерживали реформы Суверена, как бы сильно они не были нужны. Был составлен заговор с целью убить его, и он был заражен биологическим агентом, который воскресил дремлющее генетическое заболевание. Оно никогда не было полностью искоренено, только подавлено.
Калдения скрестила руки на груди и остановилась у скамейки лицом к воде. Ее племянник остановился рядом с ней. Они стояли в пяти футах друг от друга, не глядя друг на друга.
Все это было так печально и ужасно.
— Суверен знал, что умирает, — сказал Косандион. — Если бы истинная причина его смерти была обнаружена, годность его наследника была бы поставлена под сомнение. Генетическая слабость предыдущего поколения была слишком хорошо задокументирована. Доминион, который уже столкнулся с внешней угрозой со стороны иностранной державы и переживал гражданский кризис, раскололся бы еще больше. Наследник был еще очень молод, до его совершеннолетия оставалось полгода. Ему не хватало силовой базы, достаточной, чтобы избежать гражданской войны.
— Они бы убили его, — сказала Калдения, ее голос был резким и тщательно контролируемым. — Они бы убили наследника и двух других детей, а затем проложили бы себе путь к трону по их телам.
— Суверен должен был умереть так, чтобы скрыть все признаки болезни. Кто-то должен был убить его и взять на себя ответственность за это. Суверен не мог быть убит каким-то случайным ничтожеством, потому что это выставило бы династию слабой. Он не мог быть убит кем-то из Доминиона, потому что это выставило бы всю его фракцию некомпетентной, неспособной обнаружить угрозу, что могло поставить под угрозу вознесение его сына.
Мне не нравилось, к чему это вело.
Косандион уставился на пруд.
— Убийца должен был быть кем-то могущественным. Кем-то пугающим. Кем-то со средствами и мотивом, кто мог бы сделать это убийство таким громким, таким возмутительным, что весь Доминион объединился бы в сочувствии к наследнику. Вместо слабака, который не смог предвидеть и противостоять угрозе, покойный Суверен должен был стать мучеником, а его имя — боевым кличем.
Волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Суверен в последний раз попросил свою сестру о помощи. И она пришла.
— Конечно, я пришла. Он был моим младшим братом, — тихо сказала Калдения. — В конце концов, семья — это все, что у нас есть.
— В четвертый раз, когда моя тетя навестила меня, я наблюдал, как она отравила моего отца, — сказал Косандион. — Ресвен привел меня, чтобы я стал свидетелем этого. Я стоял в потайном проходе и наблюдал за этим, чтобы позже предстать перед Доминионом и честно и искренне назвать свою тетю его убийцей. Доминион почувствовал бы мою боль и мою печаль и осознал правду.
— Мне очень жаль, — сказала я им.
— Оставь свою жалость при себе, — сказала Калдения. — Я знала о последствиях.
Я никогда не видела Калдению такой хрупкой. В этот момент она казалась сделанной из стекла, словно неосторожное прикосновение могло разбить ее вдребезги. Она отказалась от своего трона и втянула две нации в конфликт, чтобы спасти детей своего брата. И, зная ее, она не колебалась ни мгновения.
Тони, Ресвен и двое посетителей пересекли гостиницу и шли по тропинке к нам.
Косандион улыбнулся, горько приоткрыв губы.
— Это стоило моей тете всего. Раньше ее боялись, но теперь ее поносили и презирали. Ее десятилетия тщательного управления были забыты. Гегемония, потрясенная излиянием коллективного горя из Доминиона, повернулась против нее. Она боролась, чтобы удержать власть, но, в конце концов, отказалась от борьбы и сбежала.
Калдения одарила его долгим взглядом, и хрупкость испарилась.
— И все же я жива и чувствую себя вполне хорошо. Вся галактика годами пыталась отделить меня от моей головы, и все же я здесь… какая там поговорка, дорогая? Живу, не тужу.
Косандион, наконец, повернул голову и посмотрел на нее.
— Я рад, что с тобой все в порядке.
Она посмотрела на него.
— Не нужно так серьезно относиться к этому, мой дорогой. Не забывай, я видела тебя в пеленках. Мало того, что у меня все хорошо, но ты, похоже, все еще нуждаешься в моей помощи.
Косандион поклонился.
— Спасибо тебе за Суркара.
— Это была мелочь. Не бери в голову. Ты — Суверен.
— А ты всегда будешь императрицей.
Ее Милость фыркнула.
— Императрицей чего? Я оставила этих дураков с сильной нацией, которая функционировала как хорошо смазанная машина. Менее чем за десятилетие им удалось расколоть ее на три ничтожных королевства, одно из которых перешло к тебе, умоляя принять его.
— Справедливости ради, они принесли нам замечательные минеральные богатства, — сказал Косандион, пряча улыбку в глазах.
— Я не спорю, что ты помог себе — галактика знает, что кто-то должен был спасти их от самих себя, но я не понимаю, почему ты оставил два других без присмотра. Ты должен убедить их присоединиться к тебе, мой дорогой, любыми необходимыми средствами. Преподнеси это как спасение дорогих братьев и сестер Доминиона. Это помогло бы твоему имиджу и дало бы военным занятие, прежде чем они начнут нервничать и мечтать о перевороте. Кто не рискует, тот не пьет шампанское…
Двое детей спустились по тропинке и остановились. Девочка лет пятнадцати или около того и мальчик на пару лет младше. Калдения увидела их и замолчала.
— Они знают, — тихо сказал Косандион. Она не ответила ему.
— Не хочешь поздороваться, тетя?
Она сглотнула.
— Да.
Косандион предложил ей руку и повел императрицу знакомиться с ее племянниками. Я осталась там, где была, предоставляя им уединение, в котором они нуждались.
Здесь никому не угрожала опасность.
Глава 24
Когда мы в последний раз покидали теплые объятия «Гертруды Хант», Шон отправлялся разбираться с последней выходкой душегубов, а Косандион с Калденией мило поболтали. Но выбор пары продолжается, и теперь у Косандиона намечаются свидания. Флирт обязателен! Ах, жизнь галактических правителей — так насыщена событиями. Такая занятая. Такая трагичная.
Так что жизнь не стоит на месте. Давайте посмотрим, что нас ждет дальше.
Я провела ладонью по лицу.
— Ладно Шон, он — оборотень, он только начал заниматься гостиницей. Но ты такой же, как я! Ты впитал это с молоком матери. Ты лучше во всем разбираешься.
У Тони даже не хватало приличия выглядеть виноватым.
— Они не пострадали. Им не причинили никакого вреда. Они просто обездвижены.
На нашей лужайке за домом, скрытой от посторонних глаз, застыли в странных позах пять душегубов, будучи расставлены живописным образом. Должно быть, они действительно разозлили Шона, потому что он заставил Тони заморозить их на месте.
— Вред не обязательно должен быть физическим. Он может быть эмоциональным.
— У душегубов нет эмоций. Кроме того, я думаю, что это выглядит празднично. Просто рассматривай их как праздничные украшения.
— И что у нас за праздник такой?
— Хэллоуин. Осталось всего 3 месяца.
Тьфу!
Что-то происходило на подъездной дорожке, что-то, раз слышались повышенные голоса. Я сосредоточилась, за границей территории стоял Мараис. Он не ступает на территорию гостиницы, если не хочет предупредить нас.
— Разговор не окончен, — сказала я. — Я сейчас вернусь.
— Не беспокойся. Они никуда не денутся.
Я вышла из гостиницы старомодным способом, через парадную дверь и спустилась по ступенькам на подъездную дорожку. Чудовище следовала за мной, как всегда такая бдительная.
В конце подъездной дорожки рядом с патрульной машиной стоял Мараис. Перед ним, скрестив руки на груди, стояла темноволосая полная женщина. Хотя ее лицо было в профиль, нельзя было ошибиться в том, что говорил язык ее тела.
— Ты солгал мне!
— Ничего подобного. — Мараис звучал неубедительно.