Сталин ничего не сказал послу о том, что в то время, как они вели переговоры, советские войска на границе с Японией прогревали моторы для решающего броска через границу.
Маршал Василевский рассказывал: «Накануне наступления я позвонил Верховному Главнокомандующему, чтобы доложить о готовности советских войск начать боевые действия. Поскребышев ответил, что Сталин смотрит кинофильм, и попросил меня перезвонить позднее, что я и сделал… На прошедших 8 августа, после получения боевого приказа, митингах и собраниях воины клялись с честью выполнить стоящие перед ними задачи, чтобы в кратчайшие же сроки и полностью разгромить врага.
В обращении Главкома советскими войскам на Дальнем Востоке к китайскому народу перед началом операции подчеркивалось: „Красная армия, армия великого советского народа, идет на помощь союзному Китаю и дружественному китайскому народу. Она и здесь, на Востоке, поднимает свои боевые знамена как армия – освободительница народов Китая, Маньчжурии, Кореи от японского гнета и рабства“».
Молотов, как и обещал, принял Сато 8 августа в 17.00.
Японский посол, по его словам, до последнего момента верил в положительный ответ Москвы на просьбу императора принять у себя миссию принца Коноэ. На чем была основана такая уверенность, не очень понятно. Сато приветствовал Молотова после его возвращения из Потсдама. Нарком, указав рукой на стул и предложив сесть, сказал, что у него есть важное сообщение. Вместо реакции на письмо о приеме принца Коноэ, посол услышал нечто для него шокирующее: заявление советского правительств о вступлении со следующего дня в войну с Японией.
– После разгрома и капитуляции гитлеровской Германии Япония оказалась единственной великой державой, которая все еще стоит за продолжение войны, – читал Молотов. – Требование трех держав – Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Китая – от 26 июля сего года о безоговорочной капитуляции японских вооруженных сил было отклонено Японией. Тем самым предложение Японского правительства Советскому Союзу о посредничестве в войне на Дальнем Востоке теряет всякую почву. Учитывая отказ Японии капитулировать, союзники обратились к советскому правительству с предложением включиться в войну против японской агрессии и тем сократить сроки окончания войны, сократить количество жертв и содействовать скорейшему восстановлению всеобщего мира. Верное своему союзническому долгу, Советское правительство приняло предложение союзников и присоединилось к заявлению союзных держав от 26 июля сего года.
Советское правительство считает, что такая его политика является единственным средством, способным приблизить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий, и дать возможность японскому народу избавиться от тех опасностей и разрушений, которые были пережиты Германий после ее отказа от безоговорочной капитуляции. Ввиду изложенного советское правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть с 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией.
Сато даже не сразу понял, о чем шла речь, и просил пояснить основные положения заявления. Японский посол, как мог, подавил эмоции и упомянул, что между двумя странами все еще существует Пакт о нейтралитете.
Молотов, выразив сожаление таким развитием событий, разъяснил, что Япония являлась одним из агрессивных государств, никак не закончит войну, хотя Германия уже давно капитулировала. Надо ускорить завершение войны и восстановить мир.
Японские дипломаты умеют сохранять лицо. Сато просил Молотова дать ему гарантии, что в течение ближайших шести часов он сможет связаться с Токио и сообщить по телеграфу о начале войны.
– Конечно, – был ответ, – вы имеете право это сделать. Вы можете послать зашифрованное сообщение.
Сато поднялся с места.
– Я был послом в вашей стране в последние три года в разгар войны. Я благодарен за доброжелательность и гостеприимство вашего правительства, которое позволило мне оставаться в Москве в это тяжелое время. Действительно, это очень печально, что нам придется расстаться врагами. Но ничего сделать уже нельзя. Надеюсь, что мы можем на прощание обменяться рукопожатием, которое может быть последним.
Пожав руку Сато, Молотов ответил:
– Как и мое правительство, я особенно ценю ваши усилия, которые помогли нам поддерживать добрые и дружественные отношения между нашими странами вплоть до сегодняшнего дня. Теперь я говорю вам до свидания.
На этом они расстались.
Лестер Брукс установил: «Есть свидетельство, что телеграмма Сато в Токио об объявлении войны Советами так и не дошла до Японии. Фактически в последнем сообщении посла в Токио говорилось о том, что он собирается встретиться с Молотовым и обсудить миссию Коноэ в 6 часов вечера по московскому времени. Следующее сообщение из Москвы в Японию было передано через маньчжуро-сибирскую границу, и прозвучало оно на языке многочисленных советских орудий, не допускавшем никаких сомнений».
Проводив Сато, Молотов позвал к себе послов США и Великобритании.
– Я пригласил вас чтобы информировать о заявлении, которое я от имени советского правительства сделал сегодня в пять часов японскому послу Сато.
Молотов вновь зачитал заявление, которое только что услышал Сато, и вручил Гарриману и Керру его текст на русском языке.
– Советское правительство тем самым точно выполняет свое обязательство относительно вступления в войну против Японии спустя три месяца после капитуляции Германии, – заявил наркоминдел. – Как известно, Германия капитулировала 8 мая 1945 года и сегодня, 8 августа, с тех пор прошло ровно три месяца.
Гарриман на радостях поздравил Молотова. Керр тоже был счастлив:
– Заявление составлено очень хорошо, и я также Вас поздравляю. А как реагировал Сато на заявление?
– Сато внимательно вчитывался в текст заявления и затем спросил, в частности, что означают слова об избавлении японского народа от опасности и жертв, – сказал нарком. – Я ответил ему, что это будет естественным следствием сокращения срока войны в результате участия в ней Советского Союза. Сато ответил, что, по его мнению, война не будет очень длительной.
– Заявление советского правительства обрадует каждый дом в Соединенных Штатах, – продолжал предаваться восторгу Гарриман.
Молотов скромно заметил:
– Я тоже на это надеюсь и считаю, что это заявление обрадует также и англичан.
– Конечно, это будет так! – воскликнул британский посол. – Особенно рад будет Черчилль.
Гарриман по возвращении в посольство радостно сообщил своим сотрудникам:
– Теперь мы можем возвращаться домой!
Свое главное дело в Москве посол счел успешно выполненным. Гарриман направил соответствующее послание Трумэну, который писал в мемуарах: «Именно использование нами ядерной бомбы против Японии заставило Россию пересмотреть свою позицию на Дальнем Востоке. Послание от Гарримана, информировавшее меня об этом неожиданном изменении в поведении русских, пришло ко мне в середине дня 8 августа, и я тут же созвал специальную пресс-конференцию. Адмирал Леги и госсекретарь Бирнс были рядом, когда я встретился с корреспондентами. В моем заявлении было всего четыре фразы:
– Хочу сделать только простое заявление. Я не могу созвать сегодня регулярную пресс-конференцию, но объявление настолько важно, что я решил вас позвать. Россия объявила войну Японии. Это – все».
Почему дословное выполнение своих обязательств Советским Союзом Трумэн назвал неожиданным?
Заявление немедленно последовало и из Лондона от имени Эттли: «Война, объявленная сегодня Советским Союзом Японии, является доказательством солидарности, существующей между основными союзниками, и она должна сократить срок борьбы и создать условия, которые будут содействовать установлению всеобщего мира. Мы приветствуем это великое решение Советской России».
8 августа произошло еще одно событие, свидетельствовавшее о возможности продолжения партнерства союзников и тут же попавшее на ленту ТАСС: «Происходившие в Лондоне переговоры между представителями СССР, США, Соединенного Королевства и Французской республики по вопросу о судебном преследовании и наказании главных военных преступников европейских стран „оси“ закончены, и достигнута полная договоренность.
В переговорах принимали участие: со стороны СССР – заместитель председателя Верховного Суда СССР И. Т. Никитченко и профессор А. Н. Трайнин; со стороны США – член Верховного суда США Роберт Джексон; со стороны Соединенного Королевства – лорд-канцлер барон Джоуитт, сэр Давид Максуэлл Файф, сэр Томас Барнс, Г. Д. Робертс и Р. А. Клайд; со стороны Французской республики – член Кассационного суда Робер Фалько и профессор А. Гро.
В среду, 8 августа, в результате этих переговоров представители четырех держав подписали соглашение, на основании которого учреждается Международный военный трибунал для суда над главными военными преступниками европейских стран „оси“. К этому соглашению приложен устав, определяющий порядок организации трибунала и принципы его работы».
Трумэн 8 августа получил нервное послание от премьер-министра Эттли с предложением сделать совместное заявление, призванное успокоить мир. «Широко распространилось беспокойство, – писал британский премьер, – относительно того, будет ли новая энергия использоваться для служения или для разрушения цивилизации». Поэтому призвал уверить мир относительно намерений использовать эту огромную энергию «не для наших собственных целей, а в качестве попечителя человечества в интересах всех народов для содействия миру и справедливости».
В своем холодном ответе Трумэн, даже не намекнув на планируемое использование второй ядерной бомбы, заверил Эттли, что полностью с ним согласен. И что уже собрался включить в свое радиообращение к нации пассаж о намерении превратить новую силу атомной энергии в оружие мира.
Эттли это вполне устроило, и он телеграфировал Трумэну: «В этих обстоятельствах я считаю, что любое совместное заявление может подождать до тех пор, пока средства контроля и последствия в области международных отношений не будут в полной мере рассмотрены заинтересованными сторонами».