Премьер-министр возобновил заседание правительства. Было уже очевидно, что голоса разделились в отношении два к одному в пользу Судзуки, Того и капитуляции. Министр образования Ота, отказавшись принять одну из сторон («это слишком серьезная проблема»), напомнил о конституционных принципах, действовавших в случае раскола в кабинете:
– Я настаиваю, чтобы правительство подало в отставку, поскольку оно не проявило должной ответственности.
Но тут уж было не до законов. Судзуки резко отрубил:
– Я чувствую в полной мере нашу ответственность, но сейчас не время для правительства спорить об ответственности. Скорее, мы должны предпринять необходимые шаги, чтобы исправить положение.
Еще раз опросив министров и убедившись, что кабинет безнадежно расколот, премьер заявил, что он должен доложить обо всем императору. Он оставил правительство продолжать дискуссии и в сопровождении Того отправился в Императорскую библиотеку в саду Фукиагэ. Там их принял Хирохито.
Того сообщил, что согласия ни в Высшем совете, ни в правительстве не предвидится. Судзуки обратился с просьбой немедленно созвать Императорскую конференцию. Хирохито дал согласие.
Судзуки и Того вернулись в зал заседаний правительства, чтобы убедиться, что все остались при своих мнениях. Премьер устало закрыл собрание около 10 вечера.
В ночь на 10 августа японское правительство получило первое научное подтверждение типа бомбы, сброшенной на Хиросиму. Профессор Асада из Университета Осаки вернулся со своей командой на военно-морскую базу Курэ, где поведал о своих находках в Хиросиме. Электрометр и счетчик Гейгера указывали на высокий уровень радиации. Анализы крови людей фиксировали ненормально низкое количество лейкоцитов. Асада с борта эскадренного миноносца, стоявшего в порту Курэ, передал телеграмму в Токио: «Бомба, сброшенная на Хиросиму, несомненно, была атомной бомбой. Мы доказали это научно. Разрушения были ужасными. Не существует никаких средств защиты от этого оружия. Японии грозит большой кризис. Нам необходимо готовиться к самому худшему».
Япония быстро наполнялась слухами. Говорили, будто перехвачено на коротких волнах сообщение союзников, что 17 августа сбросят бомбу на Токио, а 21 августа – на Осаку.
Императорская конференция была назначена в бомбоубежище дворца, расположенном под садом Фукиагэ. Ближе к полуночи участники конференции стали заходить туда через узкую дверь бункера на склоне холма и спускаться по покрытым циновками ступеням. Каждый участник получал по три листа. На одном был текст Потсдамской декларации. Второй лист был озаглавлен «Предложение А» и там значилось единственное условие принятия декларации, выдвинутое Того – сохранение власти императора. На листе с «Предложением В» перечислялись три дополнительных условия, предложенные Анами, Умэдзу и Тоёдой.
За большим столом расположились все члены «большой шестерки», директора Бюро военных дел армии и флота генерал-лейтенант Ёсидзуми и вице-адмирал Хосина; начальник управления планирования генерал-лейтенант Икэда; секретарь кабинета Сакомидзу, а также председатель Тайного совета барон Киитиро Хиранума.
По идее, на Императорский совет должны были пригласить всех членов Тайного совета, который состоял из 27 видных государственных деятелей, назначаемых императором. Однако, как и правительство, Тайный совет был расколот. Поэтому Судзуки и Сакомидзу решили пригласить только его председателя.
Участники в напряжении заняли свои места, где на них тут же набросились тучи голодных комаров, которых более чем устраивала поза собравшихся – этикет предусматривал соблюдать тишину и неподвижность, руки расположены на коленях.
В 23.55 император в военном мундире появился из-за ширмы в сопровождении своего главного адъютанта генерал-лейтенанта Хасунумы. Все встали с колен и поклонились.
Конференция началась.
В тот день Трумэн провел немаловажное заседание, о котором напишет адмирал Леги. Президент созвал совещание, чтобы обсудить вопрос об опубликовании информации относительно создания атомного оружия. Присутствовали Бирнс, Стимсон, Гровс, Ваннивар Буш – директор бюро научных исследований и развития, Чарльз Комптон – ректор Массачусетского технологического института.
«Трумэн спросил меня, имелось ли какое-нибудь соглашение между Рузвельтом и Черчиллем о предоставлении англичанам доступа ко всей информации о производстве бомбы. Я рассказал ему, что помню о длительной беседе в Гайд-парке, штат Нью-Йорк, после Квебекской конференции 1944 года и что, как я понимаю, Рузвельт согласился предоставить нашему союзнику только информацию о промышленном использовании атомной энергии…
По совету ученых и с одобрения Бирнса и Стимсона президент решил передать для опубликования объемистый документ, известный как „Доклад Смита“, подготовленный ведущими учеными, участвовавшими в создании бомбы. Этот знаменитый доклад, опубликованный на следующий день (10 августа), частично приподнял пелену военной секретности, окутывавшую это важное научное достижение. Доклад Смита популярным языком объяснил процессы, с помощью которых было достигнуто использование атомной энергии в военных целях. Он содержал большинство сведений о бомбе, которые сочли безопасным предать гласности в то время. Эта многолетняя дорогостоящая и напряженная работа, в которой участвовали лучшие ученые всей страны и десятки тысяч рабочих, была самым надежно оберегаемым секретом всей войны…».
10 августа
В полночь в Токио Императорский совет начал свое заседание. В зале было невыносимо душно. Комары были безжалостны, но все сохраняли приличествующую моменту неподвижность.
Премьер-министр с позволения императора открыл совещание. Секретарь кабинета министров зачитал Потсдамскую декларацию. Судзуки пустился в разъяснения:
– Поскольку по данному вопросу в Высшем совете возникли разногласия, он был поставлен на обсуждение кабинета министров. В правительстве также не было достигнуто единства мнений. Проект решения по обсуждаемому сегодня вопросу, составленный министром иностранных дел, поддержало шесть человек. За проект Высшего совета по руководству войной высказалось трое.
Открыл обсуждение Того:
– Еще недавно это предложение было бы неприемлемо, однако при сложившейся на сегодняшний день обстановке принятие его неизбежно. Необходимо обсудить лишь совершенно неприемлемые пункты декларации. Усиление позиций нашего противника – Америки и Англии – в результате положения в этих странах, а также вступления в войну Советского Союза чрезвычайно затрудняет смягчение условий ультиматума. Если рассуждать трезво, у нас нет надежды на смягчение этих условий путем переговоров. Учитывая тот факт, что Советский Союз не обратил внимания на предложенные нами условия и вступил в войну, я считаю, что мы не можем сейчас выдвигать слишком много условий. Если говорить о свободном отводе японских войск, находящихся за границей, то у нас может быть подходящий момент добиться этого при переговорах о прекращении военных действий. Трудно согласиться и с требованием о военных преступниках, тем не менее этот вопрос не является для нас абсолютно необходимым условием, которого мы должны добиваться даже ценой продолжения войны. Вопрос же об императорском доме является принципиальным как основа будущего развития нации. Следовательно, наши претензии должны быть сосредоточены на этом.
Затем премьер дал слово министру флота. Ёнаи всегда был весьма лапидарен. Он встал и произнес:
– Я полностью согласен с мнением министра иностранных дел.
Анами заговорил громко, почти кричал:
– Я категорически протестую. В Каирской декларации содержится пункт об уничтожении Маньчжоу-го, в силу чего должно прекратить свое существование государство, основанное на принципах морали. Если и принимать условия декларации, то необходимо настаивать на четырех наших условиях. Особенно нельзя согласиться с пунктом, который предусматривает обращение к такой безнравственной стране, как Советский Союз. Необходимо выполнить наш долг перед императором, даже если вся наша нация погибнет. Не может быть сомнения в том, что мы должны вести войну до последней возможности и мы еще имеем достаточно сил воевать. Я полон решимости вести борьбу против американцев и посвятить себя решающей битве на территории самой Японии. Войска, находящиеся за границей, не должны безоговорочно складывать оружие. Народ также должен бороться до конца, иначе дело дойдет до внутренних волнений.
Воцарилась тишина. Затем Судзуки кивнул начальнику генштаба генералу Умэдзу. Его лицо было как всегда бесстрастно, но голос дрожал:
– Подготовка к решающей битве на земле отечества завершена. Вступление Советского Союза в войну для нас невыгодно, но наше положение еще не столь безвыходно, чтобы капитулировать. Если мы сейчас согласимся на безоговорочную капитуляцию, нам не будет оправдания за кровь павших на войне. По крайней мере, должны быть выдвинуты четыре условия, представленные утром.
Слово попросил председатель Тайного совета Хиранума.
– Прежде чем изложить мнение, хотел бы задать несколько вопросов. Первый вопрос министру иностранных дел: хотелось бы знать о ходе переговоров с Советским Союзом и о предложенных условиях.
– Выполняя Высочайшую волю от 13 июля, мы ради скорейшего окончания войны обратились к Советскому Союзу с предложением направить к ним специальную миссию с целью просить содействия в деле прекращения войны, – начал Того. – Но ответ, несмотря на наши настойчивые просьбы, не был получен. В телеграмме от 7 августа сообщалось о предполагаемой встрече с Молотовым 8 августа в 17.00. Вчера вечером Молотов отклонил пожелание японской стороны относительно соглашения и была объявлена война.
Глава Тайного совета продолжил задавать вопросы:
– Были ли сделаны Советскому Союзу конкретные предложения?
– Было сказано, что конкретные вопросы будут изложены специальным послом, конкретных же предложений сделано не было, – ответил Того.
– Каковы в таком случае причины объявления Советским Союзом войны Японии?