Бирнс сослался на мнение журналиста Этриджа, который специально был направлен в Болгарию и Румынию и вынес весьма неблагоприятное впечатление от политики их правительств. Его доклад может быть скоро опубликован.
– Тогда советское правительство опубликует доклад Эренбурга, независимого писателя и антифашиста, – заверил Сталин.
Бирнс продолжал настаивать на том, что «представители некоторых партий в румынском правительстве представляют лишь незначительное меньшинство своих партий. Необходимо создать правительство, в котором будут представлены партии, не представленные сейчас». Справедливости ради: все партии не представлены даже в правительстве США, хотя там всего две реальные партии. А правительство формирует одна. Сталин не преминул напомнить об этом госсекретарю. И заявил об отсутствии у него желания влиять на выборы.
– Советские войска имеются в Венгрии. Советское правительство могло бы там делать все, что оно хотело бы делать, чтобы добиться желательных результатов на выборах. Но оно не оказывало давление на выборы, в которых победила партия, не являющаяся коммунистической. Советское правительство считает недостойным оказывать давление и вмешиваться во внутренние дела. На ялтинской конференции не было принято решение о том, чтобы в правительствах освобожденных стран обязательно были представлены все партии. На Ялтинской конференции было принято решение лишь о том, чтобы все партии были допущены к выборам. В Болгарии были приложены усилия привлечь все партии к участию в выборах, но оппозиция их бойкотировала. В Болгарии нельзя осуществить реконструкцию правительства, так как там создается новое правительство, избранное народом. Можно было бы посоветовать болгарам включить в правительство двух легальных членов оппозиции. Но если они не примут этого совета, то я не знаю, как помочь делу. В Румынии не было выборов. Там можно было бы до выборов произвести некоторые перемены в правительстве, которые удовлетворяли бы Бирнса и Бевина.
– Когда в Румынии будет создано временное правительство, оно должно публично декларировать свободу слова, собраний, религии и гарантировать свободные выборы, – настаивал Бирнс.
– Как лучше осуществить мое предложение: вызвать людей из Румынии, послать туда представителей, вести переговоры по телеграфу?
– Может быть, – выдвинул конструктивную идею Бирнс, – туда могли бы поехать Гарриман и Вышинский, а если англичане захотят послать Керра, то пусть и он поедет.
– У меня нет против этого возражений, – заметил Сталин и сам перевел разговор на другие темы. – По моему мнению, стороны уже близки к соглашению по вопросу об атомной энергии. Осталось разрешить некоторые процедурные вопросы с Молотовым. Советское правительство приняло 9/10 американского предложения, но Вы должны принять 1/10 часть документа, которую предлагает советское правительство. Что в том плохого, что Комиссия будет состоять при Совете Безопасности?
– Я предложил создать Комиссию при Генеральной Ассамблее, а Молотов – при Совете Безопасности. Но я предусмотрел, что Комиссия должна делать доклады Совету Безопасности. По существу вопроса нет разногласий.
– Генеральная Ассамблея является заседающим, а не руководящим органом, – напомнил Сталин, прекрасно понимая, что американцы хотели бы иметь свою атомную программу как можно дальше от каких-либо реальных органов, тем более «руководящих». – Комиссия должна не только делать доклады Совету Безопасности, но и отчитываться ему в своей деятельности.
Бирнс не стал возражать. Сталин продолжил задавать вопросы.
– Видимо, американцы не хотят выводить свои войска из Китая.
– Американские войска готовы уйти из Китая хоть завтра, – заверил Бирнс.
Сталин сделал неожиданное и весьма великодушное предложение:
– Если американские войска хотят остаться в Китае, то советское правительство не будет этом препятствовать.
– Правительство США не хочет оставлять свои войска в Китае. Однако если китайцы попросят оставить американские войска в Китае, то, разумеется, правительство США удовлетворит эту просьбу. Помню, на Берлинской конференции Вы говорили, что китайские коммунисты не являются, собственно, коммунистами и что советское правительство будет поддерживать лишь правительство Чан Кайши.
– Советское правительство заключило договор с правительством Чан Кайши. Китайцы просили советское правительство об оставлении войск и для удовлетворения этой просьбы пришлось вернуть даже назад некоторые войска. Разумеется, советское правительство не может все время так делать. Мы надеемся, что китайцы, наконец, смогут сами управлять своей страной.
– Генералу Маршаллу, командированному в Китай, даны указания добиться перемирия между воюющими сторонами в Китае.
– Если китайский народ убедится, что Чан Кайши опирается на помощь иностранных войск, он потеряет свое влияние в Китае, – предупредил Сталин. – Его будут считать ставленником иностранных войск, а не национальным лидером. Чан Кайши это не понимает, но союзники должны понимать это.
– Полностью согласен. Но Чан Кайши боится коммунистов.
– У коммунистов имеется еще меньше сил, чем у Чан Кайши. Генерал Маршалл умный и способный человек, и выражает уверенность, что он сделает все, что может.
В тот же вечер в Большом театре специально для высоких иностранных гостей давали балет «Золушка». «Я решил, что мы с Аннелизой должны быть там, и я взял два последних билета из поступивших в посольство, – вспоминал Кеннан. – Когда мы приехали туда, театр был полон. В правительственной ложе пустовали места для гостей, а Молотов и его помощники ожидали их в фойе. Я поднялся в ложу, где сидели помощник и личный секретарь посла. Прождав еще около четверти часа, я с улыбкой заметил, обращаясь к секретарю посла, что наш госсекретарь, должно быть, просто забыл прийти в театр.
– О нет, – ответил тот, – просто они сидят в посольстве у Гарримана, выпивают, рассказывают разные истории, и никто не решается их прервать.
Я выскочил из ложи и побежал вниз, в комнату администратора, чтобы позвонить оттуда. Телефон был, к сожалению, занят, а когда он освободился, и я уже собирался звонить в посольство, ко мне подошел человек в отличном синем костюме, похожем на те, которые носили сотрудники органов безопасности, и, едва заметно улыбнувшись, сказал:
– Они только что выехали.
Я вернулся в ложу, а через 5 минут действительно появился мистер Бирнс, заставив ждать около получаса 5 тысяч человек, в том числе нескольких членов правительственной ложи.
Представление действительно было первоклассным, одним из лучших, на которых мне доводилось присутствовать, но публика держалась несколько напряженно. Я понял, что Сталин находится где-то в театре, хотя и не в правительственной ложе. Поэтому публика (кроме дипломатического корпуса), должно быть, состояла в основном из сотрудников органов безопасности, а они, я полагаю, боялись, что проявление излишнего восторга по поводу спектакля может выглядеть как отвлечение от выполнения их прямых обязанностей».
С чего Кеннан взял, что Сталин решил в тот вечер посмотреть «Золушку», история умалчивает. Впрочем, Кеннану и многим его руководителям Сталин виделся везде, как и русские.
Сталин в тот вечер продолжал работу в Кремле. В журнале посещений отмечена его встреча с секретарем Горьковского обкома Родионовым. Кроме того, судя по дневнику Димитрова, советский лидер соединился с ним: «Сталин вызвал меня по ВЧ. Сообщил следующее:
– Ко мне явился министр иностранных дел США и предложил в целях признания болгарского правительства провести реорганизацию правительства с включением в него представителей оппозиции… Болгарская оппозиция нелояльна. Она бойкотировала выборы. В Америке тоже есть оппозиция – республиканцы. Тем не менее, чтобы добиться разрешения болгарского вопроса, подумайте, не смогли бы вы включить одного или двух министров из оппозиционных кругов, тем самым оторвать их от оппозиции. Им можно доверить какое-нибудь малозначимое министерство.
Я вызвал наших (Трайчо, Коларова, Вылко), а потом и Кимона. Мы обсудили данный вопрос и пришли к заключению, что будет уместно провести подобное мероприятие. Остановились на возможных кандидатурах: Бумбарова и д-ра Пашева. Было решено навести необходимые справки».
Бирнс, привыкший при Рузвельте к самостоятельности на порученном участке работы, не привык часто беспокоить президента своими обращениями. Вот и теперь он не стал слать Трумэну ежедневных сообщений о своих переговорах в Москве, что явно вывело президента из себя даже больше, чем содержание московских переговоров и договоренностей.
Лишь накануне католического Рождества госсекретарь соблаговолил направить в Белый дом сообщение: «Мы достигли полного согласия относительно мирной конференции и возобновления работы над договорами с Италией и враждебными Балканскими государствами. Китай согласился с этим. Мы определенно не услышали позицию Франции, но я надеюсь поговорить с Бидо сегодня днем и заручиться согласием Франции.
В моем первом разговоре со Сталиным на конференции он поддержал позицию Молотова, но позже Сталин позвонил, предложив уступки, которые сделали возможным наше соглашение. В результате продолжительной вчерашней встречи со Сталиным я получил надежду, что мы сможем сделать шаг вперед в направлении урегулирования румыно-болгарских проблем. Мы также обсудили китайскую ситуацию, Иран и атомную энергетику. В результате нашей беседы я надеюсь, что сегодня днем мы сможем достичь некоторого согласия по этим вопросам. Вчера Молотов настаивал на полном подчинении комиссии по атомной энергии Совету безопасности, сделав ее подконтрольным учреждением Совета, и возражал против любых ссылок на разрабатываемый поэтапно план. Мы в целом пришли к согласию по дальневосточным вопросам.
Ситуация обнадеживает, и я надеюсь, что сегодня мы придем к окончательному соглашению по нерешенным вопросам и продолжим нашу работу завтра».
Трумэн был почти что в ярости: «Это послание очень мало добавляло к тому, о чем корреспонденты газет уже сообщали из Москвы. И было не тем, что я считал правильным отчетом члена Кабинета перед президентом. Создавалось впечатление, что будто один партнер по бизнесу говорит другому, что его деловая поездка продвигается хорошо и не стоит беспокоиться».